Деннис Робинс - Невеста рока. Книга первая
— Фауна! Как забавно! Значит, она зверюшка, не так ли? Насекомое? Букашка! Однако оставим все как есть. Фауна так Фауна. Звучит, конечно, необычно, но не без очарования!
Вдруг, к превеликому удивлению присутствующих, Фауна соскользнула с диванчика и бросилась к этому высокому джентльмену с добрым лицом, но запуталась в накидке, споткнулась и упала головой вперед к его ногам. Лорд Памфри поднял ее.
— Ну, ну, Букашка, что с тобой?
Тут она обвила его красивые туфли ручонками, подняв на него свои огромные глаза. Ее красивое личико, залитое слезами, исказилось от горя.
— Не оставляй меня с ним… — пробормотала она, показывая на Руфуса Панджоу. — О, не оставляй! Можно, я пойду с тобой?!
Памфри поднял ее на руки, изумляясь легкости этого тельца. Золотисто-рыжие волосы щекотали его подбородок. Он пристально разглядывал удивительно длинные ресницы, плавный изгиб верхней губы, уже сейчас таившей чувственность, напоминавшие жемчужины зубы. Лорд Джордж Памфри всем своим существом любил красивые вещи, и его чрезвычайно растрогали слезы девочки. Он взглянул на капитана и мистера Панджоу, наблюдавших за всем происходящим, не понимая, что же все-таки происходит.
— Похоже, Букашке не очень-то нравятся эти два джентльмена, — произнес он с тихой улыбкой.
Капитан Хамблби свирепо сверкал единственным глазом, а мистер Панджоу отвесил подобострастный поклон.
— Несомненно, сейчас для нее все… необычно… после варварского-то воспитания. Попав в эти условия…
— Не такое оно у нее варварское, — перебил лорд Памфри, — если учесть, как неплохо она говорит на нашем языке. Эта Букашка — замечательный феномен, любезный Панджоу.
— Могу я забрать ее у вас, милорд? — осведомился мистер Панджоу.
Он уже протянул руки к девочке, но та, охваченная страхом и яростью, внезапно выпрямилась и плюнула в него через плечо милорда.
— Нет… нет… нет! — закричала она, вцепившись в лорда Памфри, как маленькая тигровая кошка, и приводя в полный беспорядок его воротничок из женевского льна.
Тут милорду пришло в голову, что не следует оставлять этого красивого и несчастного ребенка с людьми, которые, судя по всему, запугали девочку и наверняка отвратительно обращались с нею. Он вспомнил об одной из многочисленных служанок тетушки-герцогини, которой мог бы препоручить девочку на несколько дней, чтобы та хорошо кормила и одела бы ее, а также подготовила для переезда в его лондонский дом.
— Ну, ну… перестань плакать, Букашка, — ласково проговорил он, поглаживая девочку по золотисто-рыжим локонам. — Я возьму тебя с собой. Ведь я уже купил тебя, моя маленькая рабыня. А значит, заверну тебя и тут же унесу с собой, верно?
Мистер Панджоу пожал плечами. Он был не прочь побыстрее избавиться от девочки. Капитан Хамблби вращал единственным глазом, созерцая внушительную пачку банкнот, только что брошенную его светлостью на письменный стол. А Фауна прижималась заплаканным лицом к милорду, с удовольствием вдыхая приятный запах его напомаженных волос. Тихо всхлипывая, она бормотала что-то на своем языке. Милорд чувствовал, что она лепечет что-то ласковое и эти слова адресованы ему. Он ощущал нежное прикосновение к своей щеке залитой слезами атласной кожи. «Ей-Богу, эта малышка умеет настоять на своем, — подумал он. — До чего же она соблазнительна даже в этом нежном возрасте!»
И он вынес девочку к ожидавшему его портшезу.
Фауну продали в рабство — она стала жертвой этого позора человечества. Но с помощью лорда Памфри Фауна вырвалась из грязи, оставшись девственной и торжествуя победу. И эта победа предвещала триумф ее красоты и очарования, вскоре ставших объектом непреодолимой страсти, несбывшихся пылких желаний.
Глава 4
Леди Генриетта Памфри, дочь графа, жена барона и мать двух пухленьких, розовощеких, похожих на ангелочков малюток дочерей, возлежала в шезлонге в ее знаменитом китайском будуаре и слушала болтовню своей подруги Клариссы, маркизы Растинторп.
Только что покинувшая ванную хозяйка дома была одета в красный шелковый расшитый пеньюар, не способный скрыть ее белоснежную шею и большую часть груди. Черные как вороново крыло роскошные волосы рассыпались по атласным, цвета золота подушкам; вскоре, употребив помаду и пудру, вышколенная служанка Эбигейл превратит их в нечто воздушное и белоснежное, отвечающее последним веяниям моды.
Генриетта только что продемонстрировала подруге туалет, приготовленный к сегодняшнему званому обеду. Наряд был сшит французским модельером, сбежавшим из Парижа во время Революции и обосновавшимся в Лондоне. Этот портной прославился тем, что создал более сотни изысканных туалетов для несчастной Марии Антуанетты[8]. Теперь же он занимался нарядами лондонских титулованных дам, и Генриетта Памфри была одной из восторженных поклонниц его мастерства.
Молодая маркиза с некоторой завистью рассматривала прозрачное, воздушное платье Генриетты. Эти переливающиеся складки нижних юбок, вышитых бабочками, эта лиловая бархатная накидка! А серебристая вуаль, которая словно дожидалась момента, когда она сможет трепетать перед глазами Генриетты! Все восхитительно и весьма дорого. Уильям, муж Клариссы, был богаче лорда Памфри, но не столь щедро тратился на туалеты своей жены. Кларисса вздохнула. Никто из их круга не был так счастлив и в то же время экстравагантен, как Генриетта. Джордж баловал ее до неприличия. А она иногда… подумать только… она иногда разражалась в его адрес гневными тирадами, позволяла себе капризничать. Уж такой у дорогой Генриетты вспыльчивый нрав. Тот, кто хоть раз видел ее в гневе, никогда бы не поверил, что она была матерью двух херувимчиков: пятилетней Гарриет и двухлетней малышки Арабеллы. В свете леди Памфри выступала в роли добродетельной и нежно любящей матроны. Бедняга Джордж! Кларисса снова вздохнула. Она всегда немного волновалась при мысли о красивом и добродушном Джордже. Он и вправду намного симпатичнее, любезнее и покладистее ее Уильяма. Капризная Генриетта не желала больше детей, тогда как Джордж хотел сына и наследника. Слыша об этом, леди Памфри негодовала и рыдала, а Джордж успокаивал ее, моля о прощении, слегка упрекая или ласково увещевая. И лишь Кларисса, самый близкий друг семьи, наблюдая за подобными сценами в огромном особняке Памфри на площади Фицроу, знала обо всем намного больше других.
Однако она любила Генриетту, такую милую при хорошем расположении духа, с ее неисчерпаемым запасом остроумных, веселых историй. К тому же среди ее друзей — сам Красавчик Браммель[9]! Весь лондонский свет следил за его новыми нарядами — их демонстрация всякий раз происходила в гостиной Генриетты.
В свою очередь, и леди Генриетта более снисходительно относилась к симпатичной молоденькой Клариссе, нежели к остальным так называемым подругам. У Клариссы был премиленький четырехлетний сынишка, который любил играть с Гарриет и Арабеллой. Кларисса родилась позже Генриетты, достигшей солидного двадцатичетырехлетнего возраста (ей казалось, она очень быстро стареет). Своенравной хозяйке дома нравилась юная наперсница, застенчивая и редко вступающая в споры. Леди Генриетта наслаждалась ее преданностью, как кошка сливками. И, как у кошки, у нее имелись про запас острые коготки, быстро дающие знать о себе в случае необходимости.
За исключением Клариссы, все остальные женщины побаивались Генриетту и вели себя весьма осмотрительно в ее присутствии. Однако мужчины немедленно воодушевлялись ее черными как вороново крыло локонами и миндалевидными сверкающими агатовыми глазами. «Какая жалость, что Гейнсборо[10] умер так рано», — часто размышляла миледи, стоя перед зеркалом. Он упал бы к ее ногам, страстно желая увековечить неповторимые черные кудри. Внизу, в гостиной, висело изображение бабки Джорджа во весь рост, выполненное кистью великого мастера. Сейчас Кларисса тоненьким, как звучание флейты, голоском пересказывала Генриетте пикантную историю из жизни их общей знакомой, некоей леди Л., чей любовник, камергер самого принца, недавно был обнаружен разгневанным мужем в кедровом бельевом шкафу ее спальни. Муж натравил на несчастного молодого человека своих лакеев, приказав им выбросить незадачливого любовника на улицу в одном нижнем белье.
Обе дамы хохотали до слез, долго и звонко, представляя это забавное зрелище. Затем, глядя на Генриетту широко открытыми голубыми глазами, Кларисса осведомилась:
— Душа моя, вы слышали, что мистер Браммель в будущем году собирается стать капитаном собственного полка Его Величества?
— Увы, да, и он будет слишком занят и больше не сможет украшать своим присутствием мои собрания. Наш дорогой arbiter elegantiarum[11]…
