Джоанна Макдональд - Сомнительные ценности
Второго тела нигде не было видно.
— Он все еще в «лендровере», — объяснила Квинни Невис. — Я не смогла его вытащить. — Судя по ее тону, она не очень-то верила, что лорда еще можно было спасти. — Они оба сидели сзади и не были пристегнуты.
Подавив горестный вздох, Катриона, спотыкаясь, побежала к лежащему на боку тяжеловесному автомобилю, о сплющенную крышу которого плескалась вода. Мотор не работал, запах разлитого бензина смешивался с ароматом свежевспаханной земли. Ангус и леди Невис, по-видимому, выбрались через переднюю дверь, оказавшуюся сверху, — она и сейчас оставалась незахлопнутой. Обойдя машину кругом, Катриона попыталась заглянуть внутрь через заляпанное грязью, но оставшееся целым заднее окно. Ей удалось различить трогательно скрючившуюся фигуру старого графа, лежавшего на задней дверце. Его голова была зажата между спинкой переднего сиденья и крышей. Катриона не смогла понять, открыты ли у него глаза и дышит ли он.
Проверяя устойчивость, она осторожно попробовала опереться о боковое крыло. Машина чуть-чуть качнулась, но, судя по всему, не собиралась переворачиваться. Взобравшись на крыло и приподняв одной рукой переднюю дверцу, Катриона, извиваясь, ухитрилась просунуть нижнюю часть тела внутрь кабины. Нащупав ногами твердую опору, она крикнула Робу, который, подняв голову, наблюдал за ее действиями:
— Я хочу попробовать залезть внутрь!
Роб перевел взгляд на мать, взял ее руку и положил на бандаж, которым он только что стянул бедро своего отца.
— Надави здесь посильнее, дорогая, и держи. Я на минутку.
Схватив валявшуюся неподалеку толстую сосновую ветку, он побежал к «лендроверу». Используя ветку, как рычаг, он закрепил дверцу в открытом положении, так что Катриона смогла окончательно забраться внутрь.
— Он дышит, — сообщила она, поводив рукой вдоль лица старого графа.
— Нам понадобятся дополнительное снаряжение и инструменты, — хрипло проговорил Роб, забрасывая в кабину плед. — Попробуйте накрыть его вот этим. Вы не могли бы продержаться там еще какое-то время, на случай, если он придет в себя? Я хочу позвонить, вызвать подмогу. — Увидев, что Катриона кивнула, он криво улыбнулся: — Вы чудо! Я думаю, мать и отец благополучно дождутся приезда «скорой помощи». Она перенесла шок и контузию, но хорошо держится, а отец, хоть и страдает от боли, но потерял относительно немного крови.
— Скорее бегите звонить, — озабоченно покачала головой Катриона, перевешиваясь через спинку сиденья, чтобы укутать пледом бесчувственное тело. — Он слишком стар, вряд ли он долго вытерпит.
Но прошел еще целый час, прежде чем вызванные пожарники освободили графа из его металлической клетки, час, в течение которого Катриона, чувствуя, как постепенно немеют ее конечности, сгорбившись, балансировала возле ставшего вертикальным переднего сиденья и непрерывно говорила со стариком, не будучи уверена, что он ее слышит. Снаружи раздавался оглушительный шум гидравлических ножниц, но крепкая стальная оболочка «лендровера», спасшая пассажиров от гибели, когда он катился по склону, теперь затрудняла работу спасателей.
Тем временем прибыл специальный вертолет медицинской помощи. Врачи подготовили лорда и леди Невис к транспортировке в Белфордскую больницу Форт-Вильяма и собрали особые носилки-колыбель, чтобы погрузить в вертолет Лохабера, когда его наконец извлекут из автомобиля. Однако они ему уже не понадобились.
С помощью Катрионы старику подвели капельницу, и в тот момент, когда пожарникам, работавшим по пояс в воде, наконец удалось отогнуть часть крыши, Лохабер пришел в себя.
Он смотрел прямо на Катриону, и в глазах его светилось сознание.
— Значит, вы вернулись, — проговорил он. — Вы привезли часы?
Катриона с трудом ловила его слова. Наклонившись как можно ниже, она сказала:
— Потерпите еще немного, скоро вас освободят. Все будет хорошо.
Его голова, зажатая, словно в тисках, чуть-чуть шевельнулась:
— Нет. Не успею. Просто рад, что вы здесь. — Голос старика сорвался, и в груди что-то задребезжало.
Катриона увидела, как его глаза медленно закатились под сморщенные старческие веки, и в порыве безнадежного отчаяния закричала:
— Нет! Не надо! Вы уже свободны!
Да, он уже был свободен, но только не на этой земле.
— Бог мой, ты меня просто потрясла, — признался Роб несколько позже в тот же день, когда они с Катрионой пили в кухне горячий сладкий чай. — Не знаю, как ты вытерпела столько времени в такой неудобной позе. Ты, должно быть, валишься с ног.
И действительно, выбравшись из останков «лендровера», Катриона с трудом могла передвигаться. Ноги совершенно одеревенели и не сгибались, в голове, после того как в непосредственной близости от нее целый час грохотала гидравлическая машина, страшно шумело. Обессиленная и опустошенная, Катриона больше всего страдала от сознания, что все это оказалось впустую, что старый граф умер на ее глазах, когда спасение было уже совсем близко.
Однако она постаралась взять себя в руки — ей хотелось помочь Робу, потрясенному смертью деда, справиться со своим горем.
— Я рада, что в последние минуты с ним был кто-то, кто хоть немного знал его, — мягко сказала она. — Конечно, это должен был быть ты, но ты бы там просто не поместился. Как жаль, что он не выдержал, ведь он был таким стойким и крепким.
— Врачи считают, что у него был разрыв селезенки, — вздохнул Роб. — Не будь этого, он мог бы еще жить и жить. Надеюсь только, что он не сильно страдал в последние минуты.
— Нет, он не чувствовал боли, — покачала головой Катриона. — Он был в полном сознании, совершенно спокоен, и, ты знаешь, он сразу узнал меня. Так странно, просто удивительно! Едва открыв глаза, он уже знал, кто я. — И она передала Робу последние слова старика.
— Вот видишь, значит, ты произвела на него более сильное впечатление, чем тебе казалось, — прокомментировал Роб, слабо улыбнувшись. — Я думаю, ему повезло хотя бы в том, что последней в этом мире он видел тебя.
Прикусив губу, Катриона опустила глаза. Она искренне раскаивалась, что в недавнем прошлом так плохо думала о старом графе и его семействе.
— Я должен позвонить Андро, — устало произнес Роб, заставляя себя встать. — Он обожал деда едва ли не больше, чем кто-либо другой.
— Вот как? — удивленно пробормотала Катриона, мысленно пожалев о том, что хотя бы часть мудрости старика не передалась его младшему внуку.
Минут десять Роб разговаривал с братом, а потом звонил в больницу, чтобы узнать о состоянии родителей. Вернувшись в кухню, он увидел, что Катриона вместе с Кирсти готовит сандвичи из той говядины, которую они должны были в горячем виде съесть за ленчем.
— Вам нужно поесть, мастер Робайд, — по-матерински заботливо обратилась к нему домоправительница. — И молодая леди тоже выглядит так, словно умирает с голоду.
— Катриона. Меня зовут Катриона, — представилась «молодая леди», намазывая маслом хлеб.
— Очень приятно, мисс Катриона, — кивнула Кирсти, отбирая у девушки нож. — Почему бы вам с мастером Робайдом не перейти в гостиную графа, а я принесу вам поднос.
Ее угодливая манера обращения показалась Катрионе, которая обычно со всеми общалась на равных, странной, но Роб, по-видимому, привык к ней и не обращал внимания.
— Кирсти, сегодня вечером приедет Андро, — сообщил Роб. — Катриона, пойдем, разожжем там камин.
— Он уже горит вовсю. Вы просто сядьте и отдохните, — сказала Кирсти. — Я сама все сделаю.
— А как себя чувствует ваш муж? — участливо спросила Катриона. — Он не пострадал?
— Ангус в порядке. Перепугался, конечно, и набил огромную шишку на макушке, но доктор сказал, что ничего страшного, нужно просто отлежаться. Я благодарю Бога за то, что он остался цел, и молюсь за упокой души его сиятельства. Надеюсь, вы не вините Ангуса в том, что произошло.
— Ни в коем случае, Кирсти. Я уже говорил ему об этом, — успокоил ее Роб. — Пусть отдыхает и не волнуется.
Покойный граф, если не был занят в мастерской, обычно проводил время в небольшой комнате возле кухни. Там он слушал радио, читал, писал письма и изредка смотрел телевизор. Эта комната, где, казалось, еще витал дух хозяина, была уютной и удобной, с покрытым изразцами очагом и простой мебелью, которая видала лучшие дни. Повсюду были расставлены образчики его творчества — деревянные кувшины, чаши, тарелки из ореха и полированного бука. Огромное блюдо было доверху наполнено искусно изготовленными из различных пород дерева моделями овощей и фруктов самых разнообразных форм и оттенков.
— Мне даже не верится, что он уже никогда не будет сидеть здесь и слушать по радио программу новостей, — горько вздохнул Роб, обходя ближайшее к камину кресло, в котором всегда сидел его дед. — Всегда, сколько я себя помню, он был здесь, в этом доме, в этой комнате.
