Эрик Сигал - Аутодафе
Она отправила Эли к себе учить уроки, и минут через десять зазвонил телефон. Это был мистер Дэвис.
Встревоженная Дебора поинтересовалась, как дела у его сына, но он лишь проворчал, что могло быть во сто раз хуже и сотрясения мозга нет.
— Вы себе представить не можете, как мне жаль, что так случилось, — сказала Дебора.
— Жаль? — вскинулся мистер Дэвис. — Вам жаль?! Я-то думал, вам будет стыдно. Разве так должен себя вести сын раввина?
Она хотела возразить, что в девять лет большинство мальчиков склонны к проявлению агрессии и это никак не связано с профессией их родителей. «Почти мужчины», как сказал милейший доктор Уайлдинг.
— Я хочу сказать, равви, — продолжал свою речь оскорбленный отец, — что вам следовало бы подавать пример всей общине. Позор, что сын моего так называемого духовного наставника ведет себя как хулиган. Предупреждаю: если я еще раз увижу вашего мальчика на баскетболе, я перестану ходить в храм!
Вся кипя от негодования, Дебора с трудом выдавила из себя вежливую фразу:
— Благодарю, что высказали свою позицию, мистер Дэвис. Спокойной ночи.
Она положила трубку, закрыла лицо руками и попыталась хладнокровно оценить ситуацию. Если юный Дэвис хоть в чем-то похож на отца, неудивительно, что Эли с ним сцепился.
Она поднялась к себе. В комнате сына еще горел свет.
Дебора тихонько постучала. Ответа не последовало. Она осторожно открыла дверь. Мальчик лежал под одеялом, свернувшись калачиком, и крепко спал. Лампу он не погасил.
Она машинально посмотрела на его книжные полки и сразу поняла, что что-то там было не так.
Куда бы они ни ехали, Эли всегда брал с собой, как икону, фотографию «отца», снятого на фоне самолета «Фантом» со звездой Давида на фюзеляже. Эту фотографию в рамке он всегда ставил поближе к кровати, чтобы смотреть на нее перед сном. Это было самое болезненное в той лжи, бремя которой она на себя взвалила. Каждый вечер, помолившись, Эли говорил: «Спокойной ночи, мама». И обязательно добавлял на иврите: «Спокойной ночи, аба»[79].
Она вдруг поняла, что изменилось сегодня: в рамке не было фотографии. Что он с ней сделал? У нее в голове пронеслось, что он мог каким-то образом узнать правду и порвать фото на мелкие клочки.
Но, поближе взглянув на сына, она увидела, что он спит, прижимая фотографию к груди.
С трудом сдерживая слезы, Дебора нагнулась, ласково убрала с его лица белокурую прядь и поцеловала ребенка в лоб. Затем погасила свет, закрыла за собой дверь, спустилась вниз и сделала самый важный телефонный звонок в своей жизни.
За завтраком Дебора старалась держаться естественно и не выказывать своих эмоций. Она всячески избегала упоминания о вчерашней драке, но Эли все равно сидел угрюмый и замкнутый. Она села напротив него, отхлебнула кофе и начала разговор.
— Эли, тебе здесь хорошо?
— Что значит «здесь»?
— Ну, не знаю… В Коннектикуте, в школе — вообще «здесь».
— Да, вполне, — вежливо ответил он. — Нормально. — Он внимательно посмотрел на мать, пытаясь угадать, что у нее на уме. — А тебе, мам? Тебе здесь нравится?
Ну и вопрос! К такому она не была готова.
— Если честно, Эли, я была бы вполне счастлива, если бы не догадывалась, что несчастлив ты.
— Послушай, я не понимаю, о чем ты? Почему ты прямо не скажешь?
— Ну, хорошо. — Дебора помолчала, сдерживая волнение. — Я иногда скучаю по кибуцу. А ты?
— Но мы же туда каждое лето ездим! С чего бы я стал скучать?
— А зимой? — подсказала мать. — Зимой не скучаешь?
Мальчик задумался.
— Иногда… — прошептал он.
— Тогда что ты скажешь, если мы туда переедем насовсем?
— А как же твоя работа? — возразил он, но чересчур быстро.
— Ну, вообще-то говоря, я ведь учитель. Раввину не обязательно облачаться в темную одежду и читать проповеди. Изучение Библии входит в общеобразовательную программу, я могла бы преподавать в старших классах тамошней школы.
Мальчик молчал. Потом тихо спросил:
— А кто сказал, что тебе дадут место?
Она улыбнулась.
— Дед Боаз сказал. Я с ним вчера говорила по телефону.
На мгновение наступила мертвая тишина. Дебора была тронута тем, как сын героически старался сохранить хладнокровие и не выплеснуть своего восторга.
— Правда? — спросил он.
— Правда.
Эли широко открытыми глазами посмотрел на мать и вдруг стремглав бросился к ней на шею.
68
Тимоти
Мало кто задумывался над тем, что при всей своей популярности формально Тимоти еще не входил в руководящий состав Бостонской епархии. При переводе священника из одной епархии в другую обычно требуется два или три года на «инкардинацию».
Когда формальный испытательный срок Тима истек, кардинал Малрони устроил в его честь небольшой прием, на котором официально присвоил ему титул «монсеньор».
От этого число и разнообразие получаемых им приглашений лишь возросло — его жаждали видеть в равной мере и в сиротских приютах, и на официальных благотворительных приемах.
Само собой, Тим чувствовал себя более уютно на школьных пикниках и выездах на барбекю «Рыцарей Колумба», нежели на банкетах в отеле «Риц», где степенные матроны католического вероисповедания в вечерних туалетах могли без зазрения совести пригласить его на танец, не вызывая ревности у своих мужей.
После долгих месяцев «светской жизни во имя Господа» — как с легким сердцем окрестил его выходы Малрони — Тим начал полнеть и силой заставил себя вместо обеда бегать трусцой вокруг пруда Бостонского колледжа.
В один прекрасный день во время такой пробежки он с изумлением увидел, как к нему на всех парах несется его секретарша сестра Маргарет. На этой обычно флегматичной женщине сейчас не было даже пальто. Она на бегу размахивала каким-то конвертом, словно призывая его поспешить назад.
— Монсеньор! — прокричала она взволнованно. — Вам приглашение из Вашингтона!
— Это не повод выбегать на улицу раздетой, Мэг, — пошутил Тим, переводя дух на холодном воздухе. — От президента Рейгана?
— Почти, — выдохнула она. — Из посольства Ватикана.
Чтобы не разочаровывать преданную секретаршу, Тим изобразил удивление, хотя и догадывался о содержании письма.
В прошлом году Рональд Рейган возобновил официальные дипломатические контакты с Ватиканом, прерванные больше ста лет назад. Отныне апостольский посланник Рима в Вашингтоне именовался «Ваше Превосходительство господин посол».
Сейчас Тим получил приглашение на гала-прием по случаю прибытия в Америку нового посла Ватикана, которым был не кто иной, как возлюбленный брат княгини Сантиори, архиепископ Джованни Орсино.
— Ну разве это не чудесно, монсеньор? — кудахтала сестра Маргарет.
Придав взгляду строгость, Тим предостерег:
— Мэг, это сугубо конфиденциальное дело. Я не хочу, чтобы об этом болтала вся канцелярия.
Секретарша кивнула и слегка покраснела. «Ну ясно, — подумал Тим, — все уже знают».
Огни посольства Ватикана на Массачусетс-авеню горели так ярко, что их можно было различить через иллюминатор самолета. К посольству нескончаемой вереницей подруливали лимузины и высаживали столичную знать.
Тим был уже внутри, когда раздались приветственные фанфары. Он с трепетом смотрел, как наверху парадной лестницы появился президент с первой леди. Улыбаясь, они приветственно помахали присутствующим и направились прямиком к хозяину вечера — архиепископу Орсино, который тепло с ними поздоровался и стал поочередно знакомить почетных гостей с представителями американской католической элиты.
Малрони, хоть и кардинал, чувствовал себя неловко в компании высокопоставленных дипломатов и правительственных чиновников. В результате он большую часть времени провел в разговорах со своими коллегами — кардиналами из Нью-Йорка, Чикаго, Лос-Анджелеса, Детройта и Филадельфии.
Тим еще не дорос до такого общества, а потому отошел в сторонку и принялся разглядывать сверкающую вереницу гостей. В их числе, среди многочисленных знаменитостей с Капитолийского холма, оказался и сенатор О’Дуайер из Массачусетса, когда-то посетивший его в семинарии Святого Афанасия. Из задумчивости его вывел знакомый голос.
— Эй, Хоган! — Фамильярное обращение прозвучало неуместно в столь изысканном собрании. Тим обернулся и увидел Джорджа Каванага. Тот небрежно вертел в руке бокал с шампанским.
— Я думал, ты все еще гуляешь по диким джунглям Южной Америки, — сказал Тим, пожимая руку бывшему однокашнику. — Никак не ожидал тебя увидеть на таком мероприятии.
— Ты не находишь, что это тоже своего рода джунгли? — с нескрываемой иронией откликнулся Джордж.
— Как поживаешь? — спросил Тим, мысленно оценивая степень искренности собеседника.
