Санта Монтефиоре - Найти тебя
— Я тоже придерживаюсь этого мнения, — горячо согласилась девушка.
— Давайте попробуем добраться до истины самостоятельно, — предложила Фредерика, энергично потирая руки. — Кроме того, мне никогда не нравился этот адвокат. Уж слишком он самодовольный.
Армель зажгла сигарету и выпустила струйку дыма в теплый воздух. Сощурив глаза, она торжественно произнесла:
— Если смерть моего мужа — дело рук Салазара, то я убью его.
— Есть и другие способы отомстить, не прибегая к насилию, — сказала с серьезным видом Фредерика. — Кроме того, смерть — слишком мягкое наказание за убийство, так как она избавляет человека от чувства вины.
И тут Селестрия подумала о Хэмише, понимая, насколько верно высказалась женщина. Как же часто он хотел уйти от реальности в небытие? И не потому ли он проводил столько времени в мавзолее своей жены, моля Господа о смерти, чтобы соединиться с ней там, на небесах и наконец избавиться от чувства вины? А может, именно смерть была тем светом, что пробивался из-за двери на картине?
Вечером, переодеваясь к ужину, Селестрия вдруг услышала грустные звуки фортепиано и безошибочно определила, что это играл Хэмиш. Она ни разу не встретила его в течение дня, хотя искала в каждой проходящей тени. Со все более нарастающим разочарованием она ощущала, как он отдаляется от нее. И это не было реакцией на их поцелуи, как она думала. В случае с Хэмишем было трудно предсказать, чего ждать от него дальше, и только интуиция поддерживала ее уверенность, что быть вместе им предначертано судьбой. Накинув бледно-голубое платье, она поспешила по коридору. Ее сердце было не на месте: она не успокоится, пока не узнает, хочет он ее или нет.
По мере ее приближения звуки становились все громче. Здесь, среди стопок книг и статуэток, которые коллекционировала Фредди, на маленьком стульчике за фортепиано сидел Хэмиш. Его длинные ноги с трудом умещались под инструментом. Она робко улыбнулась, не зная, какая с его стороны последует реакция, и он улыбнулся в ответ, как будто не было ничего странного в том, что он с утра не показывался ей на глаза.
— Где же ты был? — спросила она, облокотившись на крышку инструмента. Он продолжал играть.
— Мысленно с тобой… — ответил он, и она чуть было не подпрыгнула от радости. Он опустил глаза, его пальцы легко находили нужные клавиши, и неожиданно он стал серьезным, а все его тело задвигалось в такт музыке, ставшей более драматичной.
— Ты играешь такую печальную мелодию, — произнесла она.
— Но я чувствую себя счастливым. Ты права, музыка — это выброс эмоций. Она проникает в душу и избавляет ее от боли. Она наполняет меня изнутри и заставляет поверить, что все возможно. — Он закрыл глаза и продолжал играть еще какое-то время.
Но вдруг остановился, не доиграв.
— Пойдем, — сказал он, вставая из-за фортепиано и беря девушку за руку. Хэмиш повел ее по коридору к маленькой лестнице, а затем в мастерскую. В комнате пахло свежей краской. Теперь она поняла, где он пропадал весь день. Ей не терпелось посмотреть, что же он нарисовал, но мольберт был развернут к стене.
Закрыв дверь, он стал жадно целовать ее. Она обвила его руками, тая на его груди и уже не чувствуя никакого отчуждения. В мастерской, где окно было открыто навстречу мягкому вечернему солнцу и спокойному морю, не было ни одного темного уголка, куда бы он мог скрыться, не было ночи, которую можно было обвинить в его безрассудстве, не было луны, с помощью которой можно было построить волшебную тюрьму, где реальность отстранена. Он целовал ее искренне, открыто и без всякого раскаяния.
Селестрия больше не сравнивала его с другими мужчинами, которых она когда-то целовала: они не шли ни в какое сравнение. Он был совершенно особенным зверем, не вписывающимся ни в одну лондонскую иерархию животных. И здесь, в сочном, насыщенном соснами воздухе Италии, она чувствовала себя абсолютно отрезанной от всего того, что она оставила в прошлой жизни.
— Ты — ангел, Селестрия, который спустился с небес, чтобы спасти меня от себя самого. Я ошибался на твой счет и теперь это понял. — Он уткнулся лицом в ее волосы. — Ты мне нужна.
— И ты тоже мне нужен, — призналась она.
— Давай покончим с прошлым. Пришло время отпустить его с миром.
— Конечно, если ты этого хочешь!
— Именно этого я и хочу. Я хочу тебя и хочу начать все с чистого листа. Я хочу, чтобы ты забыла о том, что я когда-то накричал на тебя. И я хочу позабыть об этом тоже.
А Селестрии так хотелось спросить его о Наталии! Она желала знать, как та умерла и почему он винил себя в ее смерти. Но она не собиралась давить на него. Если он захочет рассказать, он обязательно сделает это, но всему свое время. В данный момент она была счастлива просто быть рядом с ним, хотя сейчас почему-то казалось, что там, в мавзолее через дорогу, ярче, чем обычно, горят две свечи, горят, как упрек их нежданному счастью, упорно желая, чтобы их свет заметили.
Вечером, после ужина они выскользнули из Конвенто, чтобы развести костер на пляже в маленькой бухточке, которая так запала ей в душу в тот первый день. Она спряталась под покровом скал от остального мира, в прекрасном райском уголке, созданном только для двоих и для медленного танца влюбленных. Свет луны отражался от небольших волн. На берегу, потрескивая, горел костер, бросая искры в воздух, сырой и соленый от близости моря.
— Уверен, что от близости моря моей ноге становится только хуже, — сказал Хэмиш. И, пока они медленно брели по камням, он крепко прижимал ее к себе. — Мне следовало бы оставаться в горной местности, в Шотландии.
— А почему ты все еще здесь?
Он пожал плечами.
— Потому что мое прошлое неразрывно связано с Конвенто.
— Но оно такое печальное! Почему бы тебе не уехать отсюда? Попробуй начать все сначала, оставив свои горести позади.
Он бросил на нее нежный взгляд, исполненный безграничной любви.
— Потому что мне очень нравится этот уголок земли с его звуками, запахами и умиротворенностью. Он обладает каким-то таинственным очарованием, которым, кажется, пропитана даже почва, и никуда не отпускает меня. — Устремив взгляд в море, он нахмурился. — Я никогда не смог бы отсюда уехать.
— Ты сказал, что я твой ангел, который спустился с небес, чтобы спасти тебя от себя самого. А может быть, еще и для того, чтобы увезти тебя из этого места.
Он усмехнулся ее словам и погладил ее пальцами по щеке.
— Возможно, но я бы постоянно возвращался обратно.
— Ты разве не скучаешь по Шотландии?
— Нисколько.
— Ты что, никогда не испытывал желания вернуться туда?
— Ничто в мире не способно заставить меня это сделать. Все счастливые моменты, которые я когда-либо пережил, связаны с Конвенто. Я утратил радость на какое-то время, но ты снова наполнила мою жизнь счастьем. И случилось это именно здесь, здесь же я и останусь. — Его улыбка постепенно растаяла, и он неожиданно стал очень серьезным, его взгляд заскользил по ее лицу. — А знаешь, я мог бы полюбить тебя, — сказал он чуть слышно. — Я мог бы тебя очень сильно полюбить. — И не успела Селестрия понять всей важности произнесенных им слов, как он снова начал ее целовать, и она позабыла обо всем, потерявшись в нежном свете луны, сиявшей над Марелаттом.
На следующее утро Селестрия, Фредерика, Армель, миссис Уэйнбридж и Нуззо отправились в маленькую церквушку, прилегающую к Конвенто, на встречу с Розанной. Ежедневная церковная служба была уже окончена, и священник удалился. Лишь на алтаре все еще горели свечи, олицетворяя произнесенные шепотом молитвы и важные людские пожелания. Эти огоньки мигали среди парящих вокруг духов, которые прилетели сюда собрать обращения прихожан к Господу. Селестрия шла за своими друзьями по проходу, по обе стороны которого стояли простые деревянные стулья. Ее сандалии мягко ступали по мозаичному полу, на котором почему-то были изображены знаки зодиака. Перекрестившись перед алтарем, она поставила свечку и зажгла ее. Девушка сейчас думала о своем отце и шепотом молилась о том, чтобы его душа, где бы она ни находилась, упокоилась с миром. Взглянув направо, она увидела, что Армель делает то же самое и что глаза женщины наполнились слезами, проступившими сквозь сомкнутые ресницы.
Ожидая, они сидели в маленькой молельной комнате с отдельным входом, огражденной черными перилами. Алтарь был покрыт куском белой ткани, на которой стояли две свечи цвета слоновой кости и огромное серебряное блюдо, как раз под мраморной статуей распятого Христа. Селестрии стало интересно, что сказал бы отец Далглиеш, узнай он, какие интриги они плели в Господнем доме. А потом вдруг она почувствовала угрызения совести, вспомнив, как во время их последней встречи скомпрометировала не только его, но и себя. Однако сейчас у нее не было времени предаваться воспоминаниям о Пендрифте, так как у входа появилась Розанна. Она была вся в черном, и кружевной платок, наброшенный на голову и почти скрывавший ее лицо, тоже был черным. Казалось, женщина очень нервничала. Сгорбившись, она то и дело озиралась по сторонам, похожая на птичку, которая все время боится, как бы ее не поймали. Нуззо, вскочив на ноги и взяв сестру за руку, представил ее Армель и Селестрии. Кисть женщины была маленькой, но красивой, с аккуратным маникюром. Не снимая платка, она присела рядом с братом, сцепив пальцы на коленях.
