Мила Бояджиева - Бегущая в зеркалах
лучше уйди, Ванда. Иногда ты меня страшно бесишь!
Когда все было закончено и они вдвоем в запертой операционной пересадили дочери скальп, Ванда рухнула без сил на пол, признавшись, что перед операцией приняла большую дозу транквилизатора. Она боялась, что не сумеет дойти до конца.
- Ну, все хорошо же, глупышка. Кто не рискует - тот не пьет шампанское, - шептал муж, приводя ее в чувство нашатырем.
...Вальтер, поразмыслив над ситуацией, предложил простой ход. В клинике будет объявлено, что дочка Динстлеров в связи с затянувшейся пневмонией отправляется на обследование в специальную клинику, а вскоре сюда прибудет Франсуаз с маленькой племянницей, для небольших косметических вмешательств. Нужна была лишь точная согласованность действий и однажды февральским утром все видели, как Ванда вынесла из дома закутанного ребенка и, устроившись на заднем сидении красного "мерседеса", отбыла вместе с мужем в какой-то детский санаторий - то ли в Швейцарию, то ли в Австрию. Убиравшая помещение горничная нашла в кабинете шефа большое фото дочки, заснятой в годовалом возрасте и замызганного плюшевого Барбоса, брошенного второпях.
Супруги отсутствовали неделю, а за это время в клинике во всю развернулся господин Штеллерман. Встретив свою жену с племянницей, он активно занялся их устройством, гоняя персонал так, будто уже занял место Динстлера. Всем было известно, что Штеллерман стал совладельцем "Пигмалиона", вложив в клинику средства, несмотря на весьма язвительную статью, появившуюся в "Фигаро". Толстенький репортер, поедавший за праздничным столом дорогие паштеты, оказался Иудой. Из его статьи выходило, что упорно распространяемые хирургом Динстлером слухи о каком-то феноменальном открытии, оказались блефом очень опытного, но, увы, весьма ординарного специалиста. Статью сопровождал большой портрет директора "Пигмалиона" и фото его жены в вечернем платье, танцующей с неким господином.
- Вот, шельмец, про меня - ни слова! И снял со спины, - сокрушался Штеллерман. - Но не бойтесь этой "антирекламы". Я на этом деле собаку съел. Вот увидите - клиентов у вас не убавится.
Динстлер заметил, что на фото он одет в белый халат, а Ванда танцует если возможно, и с Вальтером, то уж, наверняка, не в том платье, что была на рождественском празднестве.
- Что-то здесь вообще не сходиться, - пожал Динстлер плечами. Вальтер улыбнулся:
- Я знаю на личном опыте, что иногда лопаты стреляют, а пуговицы фотографируют, в то время как "Nikon" этого шельмы всего лишь работал мигалкой. Ну это потому, что в нем вообще не было пленки. - Он выразительно посмотрел на Доктора, объясняя тем самым трюк со статьей.
- Конечно, Йохим, ты бы хотел сенсационных сообщений - ведь ты же имеешь полное право гордиться своим открытием. - Натан-Вальтер пожал плечо задумчивого Динстлера. - Но знаешь, даже крупная игра не стоит свеч. Мы постараемся, не умоляя значения твоего дела, обойтись "малой кровью", то есть - совсем небольшим количеством "свеч".
Тогда Динстлера несколько обидел тон Натана, но теперь он твердо знал: "Стоит! Стоит! Эта игра стоит. Да всей моей жизни
- стоит!"
Он замер у входа в сад, сжав руку Ванды. Они только что вернулись, "оставив" в санатории дочь, а здесь уже резвилась и смеялась чужая девочка, привезенная Франсуаз. В ослепительно белом пространстве сада, припорошенного легким снежком, колокольчиком заливалась малышка в белой заячьей шубке и вязаной шапочке с большим помпоном, из-под которой падали на плечи и спину невероятно густые черные локоны. Девчушка остановилась, увидев появившихся взрослых и вдруг ринулась к ним, косолапя высокими сапожками. "Папа! Папа, - снежок - на!" - протянула она мужчине зеленое жестяное ведро, наполненное снегом.
- Нина! Детка моя, не трогая дядю. Это наш доктор, - подоспела Франсуаз, протягивая Динстлерам руку. - Ну вот вы и вернулись. Пришлось оставить Тони в лечебнице? Я очень, очень сочувствую. Но там, говорят, хорошие врачи. - Успокаивала она Ванду, направляясь к дому. И Ванда здесь, в своем пустынном саду, почувствовала себя как на киноплощадке, в ярком свете юпитеров, в прицеле следящих за каждым жестом камер.
Доктор взял "чужую" девочку на руки, сжав теплую ладошку, вылезшую из влажной, качающейся на резинке варежки, чтобы погладить ее щеку.
- Доктор, не поднимайте Нину, она тяжелая, - раздался властный голос Франсуазы, и он опустил на дорожку дочь, глухо чувствуя, что начинает ее терять.
Дома за обедом с семейством Штеллерманов, ставших компаньонами, Ванда молча копалась в тарелке, боясь поднять глаза. Ощущение слежки не проходило, хотя она уже знала, что Штеллерманы друзья. Тогда кто шпионит, коверкая их жизнь? Из-за чего вообще эта мучительная, заходящая все дальше игра?
- Дорогая, ты должна поесть немного, - обратился к жене Динстлер. Перестань грустить. Тони в руках хорошего специалиста.
- А ваша Нина - чудо! - Ванда с грустной улыбкой обратилась к Франсуазе. - Такая редкость - голубые глаза и эти черные, невероятно густые волосы. Откуда?
- Муж моей племянницы - испанец, она же сама - наполовину шведка голубоглазая блондинка, вроде вас, Ванда. Но только совсем плоская - все же это слишком - сорок два килограмма при росте сто семьдесят два! Кожа да кости. Манекенщица. Мордочка, правда, очень славная - Нина в нее... Но ребенком заниматься им совсем не когда - карьера.
- Ванда, ешь сейчас же. Я заметил - ты уже три дня постишься. Или тоже в манекенщицы метишь? Франсуаза, скажите моей жене - вам она поверит ей совершенно ни к чему худеть! - Готл явно наигрывал оживление.
- Нет, милый, это не диета. Меня просто мутит. Дело в том... - у нас будет ребенок, - Ванда выбежала из-за стола и разрыдалась, отвернувшись к окну.
- Ну что вы, дорогая, эта такая радость! - поспешила к ней Франсуаза. - Мы поздравляем! Вот и Готтлиб явно ошеломлен новостью.
12
...И началось мучение. Дочь жила рядом, она бегала, играла, хныкала, требуя маму и недоуменно таращила глазки на Динстлера, вопросительно зовя его "дядя?" Они не знали как вести себя на людях и наедине; играть во все это было просто невыносимо.
Готтлиб облегченно вздохнул, получив приглашение на "ответственную консультацию" в "Медсервис". Возможно, там уже что-то придумали.
Он прибыл на машине по указанному адресу: небольшой городок, частный дом, пустой голый сад. Позвонил в запертую дверь - никто не откликнулся. Обошел дом, пытаясь заглянуть в наглухо закрытые ставнями окна - напрасно. Дом производил впечатление покинутого. "Т-а-а-к. Опять какие-то штучки... Но ведь вызов пришел через Натана..." - сомневался Динстлер, прикидывая возможность ловушки. На дороге скрипнули тормоза и в аллее мокрых деревьев появился мужчина: раскосые, монголоидные глаза, прямая блестящая челка, падающая до бровей.
- Привет, док, простите за "шутку". Я должен был убедиться, что за вами нет хвоста, - улыбался Луми, протягивая руку. - Все чисто - поехали! Держитесь от меня как можно дальше, а когда я остановлюсь, притормозите на расстоянии.
Они с пол часа петляли по альпийским дорогам и наконец, остановились.
Вслед за Луми Динстлер поднялся на крыльцо небольшой виллы, уединенно стоящей на склоне холма и вошел в комнату. Открывший им дверь молодой высокий мужчина приветливо кинвул:
- Нам придется с вами хорошенько познакомиться, Готтлиб. И подружить.
Динстлер во все глаза рассматривал собеседника, поминутно потирая лоб, будто пытаясь смахнуть наваждение - голова шла кругом, это было просто сумасшествие. Иван Йорданов, болгарин с немецкой примесью, 1944 года рождения, рост 185, вес 75, близорук, холост, сутул. Узкое, красивое, южного типа лицо, упрямый подбородок, темные глаза смотрят открыто и весело.
- Иван, пожалуйста объясните, зачем это все вам? Изощренная игра с опасностью? Психологическое извращение, требующее новых нервных допингов, риска...?
- Увы, все намного прозаичней и увлекательней. Не скрою, рискованность ситуации меня вдохновляет. Я игрок и достаточно тщеславен. Вплоть до сего момента я серьезно занимался наукой и не намерен ее бросать. Я биолог и, кажется, с фантастическим уклоном - мне хочется обогнать время...
- Вы что, изучили мое "личное дело" и аттестации психоаналитиков? ухмыльнулся Динстлер. - В основном, вы рассказываете про меня.
- Я действительно много знаю о вас. Поэтому добавлю - у меня довольно серьезные достижения в спорте - я бегаю, плаваю, отлично стреляю, могу подняться по отвесной скале и положить на лопатки почти любого, хотя никогда не был профессионалом. Я легко схожусь с людьми, умею хитрить, выслеживать и даже - быть безжалостным. Я - скорее человек действия.
- Спасибо, успокоили. Похоже, Иван, у вас значительно больше шансов на успех, чем у меня. Ну что же - дорогу идущему! - Готтлиб догадался, что ему нашли достойную замену. - Док, - вмешался Луми. -Мы должны теперь же расставить все точки над i. Поскольку письменный договор мы естественно составлять не будем, дотошно оговорив все пункты, ограничимся джентльменским соглашением. Главное положение которого: вы, Йохим-Готтлиб подлинник и главный держатель "пакета акций" - вы, и только лишь вы настоящий Пигмалион. Иван же - дублер, мираж, двойник. Он будет на скамейке запасников и, возможно, дай-то Бог, никогда не вступит в игру. Но в случае необходимости - именно он "попадет в сети" ловцов, что бы водить их за нос, а вы, со всеми своими потрохами уйдете в подполье, чтобы иметь возможность продолжать свое дело.
