Энн Эдвардс - Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару
Стотысячная толпа людей уже заполнила освещенные ярким светом «солнечных» прожекторов кварталы Персиковой улицы, прилегающие к городскому театру, когда счастливые обладатели билетов стали прибывать на премьеру.
Эти «избранные» хорошо сознавали, что являются участниками события национального масштаба и что они собрались здесь, чтобы посмотреть фильм, снятый по роману, на создание которого ушло почти десять лет жизни его автора — Маргарет Митчелл.
Знали они и то, что потребовалось два года, чтобы найти исполнительницу роли Скарлетт О’Хары, что фильм был самым дорогим в истории Голливуда и что идет он четыре часа, являясь, таким образом, самым длинным фильмом из всех, когда-либо снятых в Голливуде. «И самое главное, — писала газета «Таймс» в своей статье, посвященной премьере «Унесенных ветром», — большинство из зрителей знало наизусть историю любви Ретта Батлера и Скарлетт О’Хары, и они непременно стали бы протестовать, если бы в фильме было хоть одно серьезное отступление от романа».
Нигде, ни в одном письме из своей обширной переписки, уцелевшей при посмертном уничтожении ее личных бумаг, Пегги не написала ни слова о том, что чувствовала она в тот момент, когда они с Джоном садились на зеленое бархатное сиденье лимузина, предоставленного им Сэлзником, или на пути к театру, где ей предстояло в первый раз увидеть на экране оживших героев своего романа. Она только заметила, что лимузин Сэлзника — самое роскошное средство передвижения из всех, на которых ей когда-либо доводилось ездить.
Бесси, помогавшая ей надеть длинное пышное платье из бледно-розового тюля, выбранного Пегги для выхода на премьеру, сказала: «Мисс Пегги до самой последней минуты надеялась, что сможет досмотреть фильм до конца».
Театр находился в пяти минутах езды от дома Маршей, и Дитц в своем сценарии проведения премьеры предусмотрел, что Пегги приезжает последней.
Толпы людей, простоявших на улице весь день в надежде увидеть хоть мельком главных виновников торжества, ко времени прибытия Пегги уже находились в состоянии, близком к неистовству. Погода была прохладной, дул свежий ветер, но люди поснимали свои пальто и стояли, размахивая шляпами и флагами Конфедерации. И вот момент, которого все так ждали, наступил: их собственная Пегги Митчелл уже подъезжала к театру, где предстояло воссоздать историю Атланты, и через несколько минут она должна будет появиться на черном сверкающем лимузине, сопровождаемом почетным эскортом из полицейских машин.
И когда Пегги прибыла к театру и вышла из машины, стараясь идти так, чтобы из-под длинного вечернего платья не было видно ее тяжелой ортопедической обуви, она была поражена царившим вокруг ослепительным блеском: вся площадь перед театром была залита морем огней, яркие лучи прожекторов пересекались в небе, а на Персиковой улице было светло как днем.
Мэр Хартсфилд вышел вперед, взял Пегги за руку и повел ее на высокую платформу, установленную перед театром, на которой находились микрофоны. Пегги оглянулась, подождала, пока Джон выйдет из машины, и лишь тогда вновь повернулась к толпе и приветственно помахала рукой собравшимся людям.
Из-за криков и свиста никто на площади, скорее всего, не услышал, как ведущая представила Пегги собравшимся. Говард Дитц, стоявший рядом с Пегги, помог ей спуститься с платформы и по устланной красным ковром дорожке пройти к театральному подъезду. И в тот момент, когда Маргарет Митчелл скрылась в дверях импровизированной «Тары», толпа взорвалась аплодисментами.
Четверо пожилых ветеранов (самому молодому из них было 93 года), сражавшихся в битве за Атланту, одетые в серые мундиры армии конфедератов, сидели на стульях в проходе между рядами. Спускаясь вниз, под руку с Говардом Дитцем, Пегги остановилась и, наклонившись, пожала руку каждому ветерану и лишь затем продолжила спуск к своему месту в партере. Через несколько минут свет в зале погас.
Позднее Пегги говорила, что была несколько ошеломлена, когда на экране появились титры: «Это была земля рыцарей и хлопковых полей, называвшаяся когда-то Старым Югом». «Рыцарь» было не то слово, которое ассоциировалось у нее с Югом. Но не успела Вивьен Ли надуть губки и покапризничать на экране и пяти минут, как Пегги, да и другие зрители, уже была убеждена, что лучшей актрисы на роль Скарлетт было не сыскать. И хотя произношение мисс Ли несколько отличалось от произношения жительницы Джорджии, никого из зрителей это, похоже, уже не волновало. «Она — моя Скарлетт», — заметила Пегги Медоре в антракте.
На протяжении всего фильма публика то аплодировала, то вскрикивала, то свистела или плакала — поочередно. Крики восторга и одобрения вызвала сцена, в которой Скарлетт стреляет в дезертира-янки; рыдания слышались в зале, когда на экране жители Атланты переживали трагические минуты, вчитываясь в списки погибших и раненых в битве при Геттисберге; а когда оркестр Конфедерации, разгоняя гнетущее настроение, начинал играть зажигательную мелодию «Дикси» — зал взрывался аплодисментами.
Громкое «ха-ха-ха» Пегги раздавалось всякий раз, когда на экране появлялась Присси (Баттерфляй Макуин) или когда Мамушка (Хэтти Макданиэл) слегка приподнимала верхние юбки, чтобы показать Ретту Батлеру кончик нижней, сшитой из красной тафты.
В своем обзоре, посвященном фильму и опубликованном на следующий день в «Атланта Джорнэл», Медора приводит слова Пегги о том, что она была очень расстроена отсутствием на премьере Хэтти Макданиэл. «Она единственная из всех «звезд», участвовавших в фильме, не приехала в Атланту, а «звезда» она настоящая. Сцена, в которой после смерти Бонни Мамушка вместе с Мелани поднимается по лестнице, — самая прекрасная из всех, когда-либо виденных мною».
Когда фильм закончился и в зале зажегся свет, едва ли можно было найти во всем театре человека, чьи глаза не были бы заплаканны. И когда Пегги в сопровождении мэра Хартсфилда шла по проходу к сцене и когда потом стояла рядом с Дэвидом Сэлзником и другими актерами на сцене, она, не стыдясь, вытирала слезы кружевным платком.
Зал встал, аплодируя и крича «Браво!». Мэр Хартсфилд подвел Пегги к микрофону и на мгновение стало тихо, когда конферансье объявил: «Леди и джентльмены, мисс Маргарет Митчелл из Атланты». Мэр опустил микрофон, чтобы Пегги удобнее было говорить, но еще несколько минут ей пришлось ждать тишины: в зале бушевала овация.
Пегги стояла на сцене, невероятно похожая на ребенка; щеки ее пылали, глаза покраснели от слез, а скромный розовый бант поддерживал ее волосы. «Это была случайность, — проговорила она, наконец, дрожащим голосом, — и я так рада, что вам понравилась моя бедная Скарлетт». Она закончила свою речь, поблагодарив «мистера Сэлзника и всех, кто создавал этот фильм», за «прекрасно выполненную работу по воплощению моей книги на экране».
Пусть редко, но в адрес романа Пегги звучали критические высказывания: и что-де это обыкновенная любовная история для дамского журнала; и что взгляд на историю у нее узкий, местнический; и что эпические размеры романа претенциозны, а писательский стиль Пегги далек от совершенства. Фильм же оказался недосягаем для критики.
Дело в том, что в течение трех лет с момента выхода в свет роман «Унесенные ветром» был воплощением не одной, а двух американских легенд: одна — яркая, волнующая; связанная с войной штатов и рассказанная с точки зрения Юга; другая — героическая и трагическая одновременно история любви двух людей, оказавшихся достаточно сильными и стойкими, чтобы пережить войну. А потому, соединив обе легенды в одном фильме, Сэлзник сделал как бы две картины: «достоверную историю мятежа для Юга и волнующую историю любви для всей остальной страны».
Да и сама Пегги никогда не сомневалась в успехе фильма, тогда как успех книги казался ей случайным и преходящим. И покидая театр в сопровождении эскорта, медленно двигаясь, чтобы принять поздравления от заплаканных, взволнованных зрителей, Пегги прошептала Медоре: «Мне кажется, что на этот раз никакого сумасшествия не будет».
После ряда «премьер» в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и Чикаго попасть на фильм «Унесенные ветром» в любом кинотеатре страны можно было, лишь предварительно заказав билеты. Причем цена на них была вдвое выше обычной. И тем не менее, несмотря на высокие расценки и необходимость предварительного заказа билетов, кассовые сборы били все рекорды. Спекулянты скупали билеты и тут же перепродавали по таким запредельным ценам, что даже посещение нью-йоркского «Live Theatre» казалось по сравнению с просмотром «Унесенных ветром» намного более дешевым удовольствием. Даже те, кто не читал роман и потому до выхода фильма на экран ничего не знал ни о Маргарет Митчелл, ни об «Унесенных ветром», теперь не могли удержаться, чтобы не познакомиться и с книгой, и с фильмом.
