Эрик Сигал - Аутодафе
Больше того: он по-прежнему испытывал к ней такую любовь, что искренне хотел утешить ее в ее вдовьем горе.
— Алло, это отец Хоган?
Он узнал голос и даже вспомнил лицо звонившей. Это была Мойра Салливан, учительница латыни, на чьих занятиях он как-то присутствовал во время инспекционной поездки в Молден, в Академию Святого Сердца. Он обратил внимание на то, как ее любят дети. У нее были приятные мягкие манеры, мелодичный голос и белокурые волосы.
Да, он еще тогда мысленно отметил, что она очень привлекательная женщина. Конечно, для тех мужчин, кто не связан обетом целомудрия. Собственно, доказательством служило обручальное кольцо на ее руке.
Тогда, во время обсуждения в учительской, происходившего одновременно с обедом, она активно задавала ему вопросы, а потом несколько раз ссылалась на его высказывания («Как отметил отец Хоган…»). Он был польщен.
И вот прошло дней десять, и она ему звонит.
— Рад слышать вас, миссис Салливан.
— Я только хотела поблагодарить вас за очень милое письмо, которое вы прислали сестре Ирен.
— Я не покривил душой, — заверил Тим. — Вы действительно прекрасный педагог.
— О-о… — Теперь в ее голосе слышалось смущение. — Гм-мм… Вообще-то, я взяла на себя смелость вам позвонить, потому что хотела узнать, удалось ли вам достать себе новый учебник, о котором я вам говорила.
— Да, как же. «Кембриджский курс латыни». По вашему совету, заказал в тот же день.
— А-а… — Она была явно разочарована. Неуверенным голосом она спросила: — И как, оправдывает он мою оценку?
— Уверен, что да. Но мне пришлось заказать его по почте, так что я еще не держал его в руках.
После небольшой паузы учительница сказала:
— В таком случае… я подумала, может, вы захотите посмотреть мой экземпляр? Ну, то есть… — Она вдруг заговорила быстрее: — Не будет очень дерзко с моей стороны, если я приглашу вас на ужин? К себе домой? Я понимаю, вы очень заняты, так что, если вы не сможете, я не обижусь.
— Почему не смогу? — ответил Тим. — Я буду очень рад познакомиться с вашей семьей. Если я ничего не путаю, у вас ведь две дочери…
— Да, и они будут в восторге, если к нам придет в гости священник из канцелярии самого архиепископа! — Неловкое молчание. — Видите ли, мой муж…
— Он тоже педагог? — заинтересовался Тим.
Снова пауза. Ответ прозвучал едва слышно:
— Он умер, отец Хоган. Погиб во Вьетнаме восемь лет назад.
Тим был смущен, но в то же время не видел ничего из ряда вон выходящего в том, чтобы поужинать со вдовой. Можно сказать, это будет вполне в рамках его пастырских обязанностей.
Все стены в квартире Мойры Салливан в Сомервилле были увешаны отделанными белым ламинатом полками, на которых теснились книги в бумажных переплетах. Тим почему-то был уверен, что эти полки ее муж смастерил своими руками. И вообще, несмотря на живую и гостеприимную атмосферу этого дома, она была вся пронизана бесчисленными напоминаниями об отсутствующем главе семейства.
Мойра волновалась. Она рассказывала о работе в школе, о своих родителях, о самых обыкновенных вещах из повседневной жизни, которые для Тима тем не менее были чем-то неведомым. Она только раз или два упомянула Чака, да и то как-то абстрактно. Она называла его «мой муж».
Зато девочки — одной было десять, другой одиннадцать — еще не научились искусству лицемерия на людях. Даже когда они улыбались, в глазах стояла грусть.
Тим видел, что им приятно (и в этом и состояла цель его визита), что он проявляет интерес к мелким деталям их школьной жизни. Он внимательно слушал рассказ Эллен о хоккейных тренировках и порадовался вместе с Сюзи, гордой тем, что ее отобрали для участия в хоре.
Это была дружная семья, которую сплотило одиночество. Тим почувствовал к ним сердечную симпатию. Совсем невинные девочки, такие беззащитные в этом мире, где неполная семья все еще воспринимается как нечто дефективное.
Что еще хуже — по горькой иронии, к детям разведенных родителей общество относится с большей теплотой, нежели к сиротам. Как будто эти девочки виноваты в том, что их отец погиб! Одноклассники наверняка сторонятся их, опасаясь «заразиться» невезением.
Да и сама Мойра, живая и симпатичная, совсем не заслуживала такого удара судьбы. Сколько таких вдов — жертв вьетнамской войны уже плакали в его исповедальне! И, как ни печально, чем больше у них детей, тем горше они рыдают.
— Вам, наверное, до смерти надоели эти приглашения на ужин, отец Хоган? — заметила Мойра за столом.
— Только если от меня ожидают проповеди после еды. — Тим улыбнулся. — Приятно иногда забыть о своих обязанностях. Особенно в такой очаровательной компании.
Он подмигнул девочкам, и те вспыхнули от удовольствия.
Мойра явно нервничала. Ее жизненный опыт и женский инстинкт заставляли ее играть роль «жены». Ибо Тим, хоть и священник, оставался для нее мужчиной, чье присутствие придавало их маленькому обществу сходство с семьей.
Тим ощутил это и был немного обеспокоен и смущен тем, что получал от своей роли удовольствие.
В девять часов, когда настало время девочкам ложиться спать, Мойра ненадолго удалилась, оставив Тиму «Кембриджский курс латыни», который он добросовестно пролистал. Он уже перешел к изучению ее библиотеки, когда Мойра внесла кофе.
— У вас тут замечательные книги! С одной теологической коллекцией я бы, наверное, несколько недель просидел! Завидую вам: где вы берете на это время?
— Что ж… — Она смущенно улыбнулась. — Сами видите — время еще не позднее, а девочки уже спят. Если бы не вы, я бы сейчас часа три или четыре читала.
Тим уловил подтекст, но не стал менять тему, а неожиданно для самого себя сказал:
— Ну, не каждый же вечер! У вас наверняка активная светская жизнь.
Мойра ответила искренне и без жалости к себе:
— Нет.
И после паузы добавила:
— Может, отчасти поэтому меня и привлекает церковь. В моей, как вы великодушно выразились, «теологической коллекции» есть книга Уильяма Джеймса «Разновидности религиозного опыта». Так вот, он определяет религию как способ бороться с одиночеством.
— Это верно, — признался Тим. — Во всяком случае, это вполне применимо к работе священника.
Он тут же пожалел о сказанном, ведь она могла ошибочно принять его слова за побуждение к дальнейшим шагам. Несмотря на все ученые рассуждения, он понял ход ее мыслей и решил направить их в другое русло.
— Вы, должно быть, скучаете по своему мужу?
Ответ прозвучал с обескураживающей прямотой:
— Нет.
Она пояснила:
— Мы с Чаком оба были еще совсем дети. Ни один из нас не знал, что такое брак. К тому моменту, как он понял, что это — не то, что ему нужно, у нас уже были дети. Поэтому для такого милого, но инфантильного парня, как Чак, записаться в морскую пехоту было реальным выходом. Надеюсь, это звучит не слишком цинично, отец…
— Тим. Прошу вас, называйте меня Тим. Нет, я вполне понимаю то, о чем вы говорите. Иногда мне и самому кажется, что нас мало информируют о браке. В каком-то плане супружество можно рассматривать как резкое и опасное изменение веры — в смысле объекта поклонения.
Она посмотрела ему в глаза и сказала:
— Да. Думаю, вы знаете об этом больше среднестатистического мужа.
Тим, увлекшись борьбой с угрызениями совести, был застигнут врасплох этим смелым заявлением. Она, кажется, почувствовала его смущение и, чтобы избежать недоразумений, пояснила:
— Я хочу сказать, вы, должно быть, без конца выслушиваете жалобы семейных пар? Так что вы лучше других знаете, каким не должен быть счастливый брак.
Тим кивнул и тепло улыбнулся. Это было не более чем невинное проявление человеческой симпатии, но от чрезмерного напряжения Мойра вряд ли уловила такой нюанс.
Что-то в ее голосе изменилось. Он сразу почувствовал, что она стала видеть в нем мужчину.
— Сколько себя помню, кто-то из моих подруг всегда сходил с ума по своему пастырю. То-то небось прихожанки по вас сохнут!
Тимоти рассмеялся и решил сделать упор на то, что речь идет о третьих лицах.
— Да, увы, время от времени попадаются восторженные старшеклассницы… — Голос у него дрогнул.
Она посмотрела на него и прошептала:
— А как насчет тридцатичетырехлетних вдов?
Сам того не желая, он видел под блузкой Мойры ее округлые формы и сейчас испугался собственных мыслей.
Он чувствовал, как сильно она нуждается в физическом утешении. И, к своему неудовольствию, обнаруживал сейчас такую же потребность и в себе самом. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы не дать обоим потерять контроль над собой.
— Не сомневаюсь, вы понимаете, в чем заключается обет священника.
— О-о! — Она вспыхнула. — Неужели передо мной мужчина, начисто лишенный земных страстей?
