Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах
— Я должен кое-что взять, — словно в бреду, твердил одно и то же Лосберг.
Дом Озолса сотрясался от близкой артиллерийской канонады. Визгливо дребезжали стекла. Хозяин с перекошенным от страха лицом, в брезентовой куртке с капюшоном бестолково метался по комнате, швыряя в огромный чемодан все, что попадало под руку. При этом он поглядывал на сундучок, стоявший рядом.
Снаряд рванул так близко, что дом содрогнулся до основания. Посыпалась штукатурка, послышался испуганный плач ребенка, Озолс втянул голову в плечи, ссутулился, мелко перекрестился:
— О, господи!.. — и бросился в комнату дочери. — Ма-арта! Доченька…
Марта сидела у кроватки сына, гладила его по голове, успокаивала. Она строго взглянула на отца, приложила палец к губам. Озолс обмяк и, стараясь не стучать протезом, подошел поближе, грустно посмотрел на внука — его глаза увлажнились, губы нервно задергались. Нагнувшись, почти не дыша, он взял ладонь ребенка, поцеловал. Эдгар капризно надул губы, выдернул руку.
— Что же ты со мной делаешь, доченька? Куда же я один?
Лицо Марты было мраморно бледным, но голос звучал спокойно, размеренно.
— Мы уже все обговорили, отец. Я никуда не поеду.
— Господи! — Озолс рывком придвинул стул, неловко присел на него, вытянув неживую ногу, и заплакал. — Вот тебе и забота на старости лет. Бросаешь, как собаку. Ты хоть подумала, как я там буду без тебя, без него…
Марта молчала. Старик смахнул слезу, обреченно вздохнул:
— Ох, горе, горе…
В окно нетерпеливо постучали. Якоб встрепенулся, закричал:
— Сейчас мы, сейчас. — Он бросился было в другую комнату, схватил сундучок и тут же вернулся. — Доченька, родная, господом богом тебя заклинаю — уедем отсюда. Не обо мне, так о себе, о нем подумай. Все прахом идет, все. Если и уцелеете в этой каше — разве тебе простят? Все припомнят — и меня, старосту, и благоверного твоего, муженька… Добра не жди. Никакой Банга не выручит. Уедем, пока не поздно. Руки, голова при мне, да и здесь еще не пусто, — он похлопал по сундучку. — Устроимся где-нибудь в тихом местечке, домишко поставим, внука на ноги поднимем, выучим…
— Нет, отец, нет. Меня уже обучили — раз и навсегда. Тихое место… Где ты его собираешься искать, в Германии?
— Какая разница — в Германии, не в Германии, — крикнул он. — Сейчас важно отсюда выбраться, а там…
— Ты опоздаешь, отец. Они ждать не будут. Тебе, действительно, нельзя здесь оставаться.
— Эх, дочка, дочка…
Судорога скривила лицо Озолса. Он шагнул было к Марте, протянул вперед руки, но в это время за окном раздался шум подъезжающего автомобиля. Старик удивленно посмотрел в окно и увидел выходящего из машины Лосберга.
— Рихард! — сдавленно крикнул Озолс и бросился к выходу.
Петерис, увязывавший на телеге укрытую брезентом кладь, с удивлением поглядел на выскочившего из автомобиля мужа хозяйки, равнодушно поздоровался.
— Уже собрались? — не отвечая на приветствие, торопливо спросил тот.
Петерис посмотрел на него исподлобья, завязал последний узел, неопределенно ответил:
— Кто собрался, а кто и нет. — И покосился на спутников Рихарда.
Озолса и Марту Лосберг увидел в прихожей. Как он ни стирался напустить на себя равнодушный вид, как ни контролировал свою волю, голос предательски выдал волнение. Неужели эта женщина всегда будет иметь над ним такую власть?
— Хорошо, что вы уже собрались. Где Эдгар?
— Спит, — сухо ответила Марта.
— Поднимай быстрее. — И обернулся к Озолсу.
— На лошади далеко не уедете. Они ближе, чем вы думаете.
— Понимаете, Рихард… — замялся Якоб. — Тут такое дело… Собственно, еду я один.
— Как? — изумленно воскликнул Рихард. — Ты остаешься?
Марта не ответила.
— Та-ак, понятно, — тихо, со злостью процедил Лосберг.
И вдруг — будто у него сдернули кожу с зажившей раны, обнажили голый нерв.
— Его ждешь? На него надеешься? Ради него ты разбила нашу семью, ради него ты хочешь погубить и себя, и ребенка?
— Ты прекрасно знаешь, что семьи у нас никогда не было. А что касается ребенка, то тебе ли говорить?
Нерв дернулся — кто-то провел по нему безжалостной рукой.
— Вот как? Когда я подбирал тебя из грязи, как подметку, ты разговаривала другим тоном. А сейчас… — И вдруг, потеряв над собой контроль, истерично закричал: — Идиотка! Думаешь, Артур спасет тебя? Ни черта подобного. На тебе же клеймо — на всю жизнь. Ты моя жена.
— Бывшая! — сорвалась на крик Марта.
— Для меня, а не для них. И, между прочим, не забудь про отца. — Рихард ткнул пальцем в перепуганного Озолса. — Уж от него ты никак не открестишься. Подтвердите, господин староста.
— Я говорил, я просил… — слезливо забубнил старик.
— Подумай о ребенке. Кем он вырастет при них?
— Уезжай, Рихард, — блеклым, не окрашенным никакими эмоциями голосом ответила Марта.
Он долго и пристально смотрел ей в глаза, сокрушенно вздохнул:
— Ты об этом очень пожалеешь, но будет поздно.
— Господи, что это там?.. — засуетился Якоб.
Во дворе немецкие солдаты — усталые, хмурые, запыленные фронтовики — окружили готовую к отъезду подводу.
— Лошадь не моя, — объяснял лейтенанту Петерис. — Говорите с хозяином. Он там, в доме.
— Какие разговоры — русские в двух километрах, — раздраженно бросил лейтенант. — А у нас раненые. — И приказал солдатам: — Разгружайте!
Те расторопно принялись выполнять приказание. С телеги полетели ящики, мешки, чемоданы.
— Боже, что они делают?! — крикнул в ужасе Озолс, пробираясь к подводе. — Господин офицер, я староста этого поселка, и я тоже эвакуируюсь.
Волоча хромую ногу, он кинулся к солдатам, пытаясь преградить им дорогу. Но те молча оттолкнули его и продолжали свое дело.
— Рихард! — завопил старик. — Что же вы стоите?
Лосберг недовольно посмотрел на неугомонного тестя, секунду-другую подумал, направился к своей машине.
— Манфред, — с наигранным спокойствием начал он, — придется тебе в своем мундире сказать пару слов этому ретивому лейтенанту. Неудобно, все-таки тесть…
— В моем мундире? — холодно усмехнулся Манфред. — Этим психопатам из окопов? Нет уж, спасибо.
— Минуточку, — поднялся со своего сиденья Крейзис. — В таких делах надо с тонкой душой. Это я вам как юрист говорю.
Он хитро улыбнулся, пересчитал пальцем солдат, раскрыл один из чемоданов и, зажав что-то в кулаке, самоуверенно, слегка шатаясь, двинулся к подводе. Рихард удивленно смотрел ему вслед.
— Послушайте, лейтенант, — солидно начал Крейзис, — есть приемлемая основа для примирения сторон. Вы этому старику лошадь, я вам…
— Что? — изумленно обернулся к нему офицер.
Крейзис покровительственно осклабился, разжал кулак: на ладони лежали золотые кольца.
— Что это? — растерялся лейтенант — он, видимо, не верил своим глазам.
— Золото. Самой высшей пробы, — деловито объяснил Крейзис. И, заметив странно неподвижный взгляд немца, торопливо добавил. — Ну хорошо, сейчас принесу еще. Договорились?
Офицер наконец осмыслил предложение, проглотил комок и вдруг с ненавистью ударил Освальда в челюсть. Крейзис мешком отлетел в сторону, тут же проворно вскочил — из рассеченной губы потекла кровь. Золото валялось у его ног. Один из солдат не выдержал, нагнулся, взял одно из колец, внимательно разглядел, даже попробовал на зуб, презрительно усмехнулся:
— Фальшивка… Сволочь…
Лейтенант дрожащей рукой расстегнул кобуру. Его ненавидящий взгляд не предвещал ничего хорошего — Манфред невольно потянулся к автомату. Кровавая стычка, казалось, была неминуема. Но в это время где-то совсем рядом послышался рокот танковых моторов. Солдаты бросились врассыпную, Крейзиса какая-то невидимая сила швырнула в машину. Не стал искушать судьбу и Рихард. Один Озолс замешкался и обескураженно топтался на месте как же можно уехать, не попрощавшись с дочерью, без сундучка… Оттолкнув Рихарда, Манфред схватил руль и, рванув с места, перевалил автомобиль через канаву и погнал к лесу. Минуту спустя машина уже петляла между деревьями, подпрыгивая на корнях, едва не задевая стволы, потом выскочила на узкую лесную дорожку.
— Куда же вы? А я?..
Озолс беспомощно оглянулся на Марту, заковылял было вслед за уехавшим зятем, но скоро понял тщетность своих намерений и безвольно остановился посреди дороги. Он не стыдился своего отчаяния, не вытирал слез, которые ручьями стекали по его небритому, грязному лицу.
— Будьте вы все прокляты! — беззвучно шептали его губы. — Будьте прокляты!
Барон фон Штальберг — холеное, породистое лицо, старопрусская выправка, дорожный костюм в английском вкусе — вошел в гостиную и с неудовольствием огляделся. В доме — этой чопорной цитадели прусского аристократизма — творилось черт знает что. Снятые со стен картины штабелями громоздились вперемешку с какими-то ящиками, корзинами. Повсюду — на столах, на диванах — возвышались груды фарфора, хрусталя, пол был усыпан стружкой, обрывками бумаги, клоками ваты.
