Кэтлин Уинзор - Любовники
— Теперь у меня осталась только мама, — проговорила Аморет. — Но на днях я чуть не вышла и из нее. Если она в скором времени не отвяжется от меня, я это обязательно сделаю. Это становится несносным, Майлз. Я все время чувствую сильное напряжение… Еще чуть-чуть — и я просто не вынесу его.
Майлз был нежен и очень участлив.
— Дорогая моя малышка, — прошептал он, прижимая ее к себе и лаская. — Если бы только я мог защитить тебя от них!
Она посмотрела ему в глаза.
— Разве ты не можешь этого сделать, Майлз? Разве не можешь?
— Ты ведь знаешь, что не могу. Хотел бы, да не могу.
— В последнее время все стало таким странным. Все кажется нереальным, люди прежде всего… Сейчас только ты реален для меня. Прежде мы считали, что они являются моей подлинной жизнью, помнишь? Но, видимо, ошибались. Потому что сейчас моя истинная жизнь — только ты.
— Да, для тебя я реален, Аморет, но я никогда не буду реальным для них.
— Даже если я расскажу им о тебе? Возможно, мне надо рассказать о тебе маме. Ей так сильно хочется знать об этом!
Майлз покачал головой.
— Ты не должна ей ничего рассказывать, Аморет. Что, если ей захочется познакомиться со мной? А я уверен, захочется.
— Скажу, что ты в отъезде.
— Но рано или поздно я вернусь, и она непременно будет ждать моего возвращения. Не думай, что она поверит, будто я уехал навеки. Она будет настаивать на встрече со мной. Нет, Аморет, это не выход. Нам надо найти другой. Или, возможно, — добавил он задумчиво, — у нас нет другого выхода.
— Но что, в таком случае, будет со мной?
— Не знаю.
— Раньше ты знал все, Майлз. Или мне просто так казалось?
— Это ты думала, что я знаю все. Просто когда ты узнавала все больше, тебе казалось, что и мои знания беспредельны.
— О Майлз, я боюсь!
Она заплакала. И пока Майлз обнимал и ласково утешал ее, рыдала так горько, как не плакала с самого детства, когда все вещи казались ей большими и страшными; когда боль казалась сильнее, чем на самом деле; когда мир был полон ужасов и тайн. Как же так случилось, что теперь она, взрослая замужняя женщина, похоже, снова вернулась в те забытые времена детства, куда ей так не хотелось возвращаться?
— Мне всегда хотелось быть счастливой, — сказала она. — И моя мама, папа, друзья и знакомые — все желают мне счастья. Но никто не должен вторгаться ко мне в душу, пытаться заставить меня изменить образ мыслей. А ведь они пытаются сделать это! Как ты думаешь, почему? Что происходит, Майлз?
— Не знаю, — повторил он. — Не знаю.
— Но если даже ты не знаешь, Майлз… тогда никто не знает!
Она не переставала плакать и вечером, когда пришла мать. Миссис Эймз очень тихо постучала в дверь спальни дочери и, когда Аморет с мокрым и опухшим от слез лицом впустила ее, вскрикнула от ужаса и заключила дочь в объятия.
— Дорогая! Что это? Что случилось? Почему ты плачешь?
— Не знаю, — отвечала Аморет. — Хотела бы знать, да не могу.
Спустя несколько минут обе женщины наконец уселись, и Аморет перестала рыдать. Она сидела, понурив голову, и смотрела в одну точку в полу, казалось, размышляя о чем-то очень-очень далеком и чужом для обеих. Мать наблюдала за ней с тревогой и жалостью, однако ничем не могла помочь.
— Как странно, — наконец промолвила миссис Эймз. — Как странно. Сейчас все стало совершенно не так, как прежде. Как было всегда.
Аморет подняла голову и посмотрела на мать апатичным невидящим взором.
— Не так? — переспросила она равнодушно. Однако ей не хотелось спрашивать миссис Эймз, что та имела в виду, поскольку Аморет все было безразлично.
Через несколько минут миссис Эймз встала и быстро зашагала по комнате, распространяя аромат духов. Потом подошла к окну, раздвинула занавески, открыла пудреницу и чуть попудрила лицо.
— Дорогая… — повернулась она к дочери. — Чем ты занималась сегодня?
— Уходила, — ответила Аморет.
— По магазинам?
— Нет.
— Ты с кем-нибудь завтракала?
— Нет.
— Ты не хочешь рассказать мне, где ты была и с кем?
— Да. — Миссис Эймз приблизилась к дочери, и та увидела ее лицо совсем рядом. Аморет долго смотрела в это ласковое и вздрагивающее от волнения лицо.
— Дорогая… — нерешительно проговорила миссис Эймз. — Раньше ты никогда ничего не выдумывала. Ведь сегодня ты даже не выходила из спальни. Верно?
Аморет резко вскинула голову и бросила на мать сверкающий взгляд. Она вскочила на ноги и заметалась по комнате, потом повернулась и остановилась прямо напротив миссис Эймз. Выражение лица Аморет было ужасным; сейчас она походила на человека, загнанного в угол каким-то свирепым и беспощадным животным. Мать следила за ней, и теперь ей известно ее убежище! Значит, она все-таки вырвет у Аморет ее тайну!
— Я не лгу! — закричала она. — Я уходила!
Мать двинулась навстречу ей, но, охваченная безумным страхом, Аморет попятилась назад.
— Дорогая… я ведь не говорила, что ты лгала. Я ни в чем тебя не обвиняю. Я хочу помочь тебе! О дитя мое, пожалуйста, позволь мне помочь тебе! — И миссис Эймз с умоляющим видом протянула к дочери руки.
— Ты шпионила за мной! Я знаю, знаю, ты шпионила! Откуда тогда ты знаешь… — В это мгновение Аморет показалось, что ее тело разрывается на мелкие кусочки и ей никогда не удастся собрать его воедино. Она была бы даже рада, если бы это случилось на самом деле. Ей надо найти какой-нибудь выход, надо куда-то бежать, бежать туда, где ее не сможет найти ни одна живая душа. Но, возможно, единственное прибежище для нее… это — объятия смерти.
— Я не следила за тобой, дорогая, — донесся до нее ласковый голос миссис Эймз. — Когда пришла к тебе, встретила Эдну. Та сказала, что ты весь день провела у себя. Вот и все.
— Нет, не все! Ты приказала ей шпионить за мной! Я знаю, знаю, она следила за мной! Знаю, вы все следите за мной! Я скажу ей, чтобы… — Но, когда Аморет устремилась к двери, миссис Эймз преградила дочери дорогу, и та остановилась.
— Аморет… Дай мне поговорить с тобой. Я просто спросила Эдну. Но не шпионила за тобой, милая, поверь. Хотя я должна знать, что происходит. Должна знать.
— Ничего ты не должна! Ты не имеешь на это никакого права! И ты не сможешь ничего узнать!
— О Аморет… Я надеюсь, это не очень страшно. Что бы ни случилось, я пойму тебя. Дорогая, доверься мне, ведь я так люблю тебя. Так доверься же мне!
— Нет! — в отчаянии закричала Аморет. — Вы хотите отнять его у меня! — Она закрыла голову руками, словно защищаясь от удара. Ей казалось, что какие-то темные неведомые силы сейчас схватят ее и больше никогда ей не выбраться на свет Божий. — Майлз! — Ее жалобный крик постепенно превратился в горестный скорбный вопль. — Майлз! Помоги мне!
— Майлз, — тихо повторила миссис Эймз. — Ты уже упоминала о нем и прежде. Расскажи мне, кто это. Могу я позвонить ему и пригласить к нам?
— Нет! Не звони! Он придет только тогда, когда я позову его! Он не придет ни к кому, кроме меня! Это я пойду к нему, а не он ко мне!
— Это тот человек, которого ты любишь?
Женщины пристально посмотрели друг другу в глаза, и тут Аморет поняла, что наконец это случилось. Мать узнала ее тайну. Теперь единственный человек в мире, которого она любила, не считая Майлза, должен будет потерять ее. «Она никогда больше не увидит меня», — подумала Аморет и испытала страшную боль, словно чья-то могучая рука протянулась к ее груди и вырвала сердце.
— Прощай, мамочка, — прошептала Аморет. — Прощай. Мне очень жаль. Извини меня. Прощай.
— Аморет!
Миссис Эймз устремилась к дочери, но было уже слишком поздно. Аморет исчезла. Она видела рыдающую мать, которая протягивала руки перед собой, словно пытаясь удержать ее, но все произошло окончательно и бесповоротно…
— Теперь у меня нет никого, кроме тебя, — сказала она Майлзу.
Он тяжело вздохнул, словно его ответственность за происходящее оказалась намного больше, чем ожидалось.
— Мы никогда не думали, что так случится, верно? — спросила Аморет.
— Да… никогда.
Она поднялась на цыпочки, и ее лицо оказалось совсем рядом с его щекой.
— Ты упрекаешь меня? Тебе жаль, что это случилось?
— Да нет, конечно же, я не упрекаю тебя. Но боюсь, что теперь тебе будет очень одиноко. Боюсь, ты можешь пожалеть об этом.
— Мне не будет одиноко, Майлз. Если ты уедешь, я буду ждать тебя, зная, что ты обязательно вернешься. А иногда… Можно мне иногда путешествовать вместе с тобой?
— Всегда, когда захочешь.
— О Майлз! — Она засмеялась и захлопала в ладоши. — Ну вот, мне никогда не будет одиноко, и никогда я не стану ни о чем сожалеть! Нам будет так весело и хорошо! Мы будем веселиться и шутить, наслаждаться жизнью, играть, заниматься любовью, в общем, прекрасно проводить время вдвоем! Знаешь, Майлз, я еще не до конца все осознала, но, по-моему, именно об этом я и мечтала всю жизнь!
