Кэтлин Уинзор - Любовники
«Нет», — решила Аморет. Ведь в эти дни она заметила, что все неохотнее вступает в связь с сердечными тайнами своих домашних и друзей. Лучше ничего не знать, поскольку это поможет избежать огорчений. Здесь таится что-то очень и очень неприятное, о чем можно судить даже по словам Шарон.
— Ладно, — наконец сказала Аморет. — Допустим, я не ездила в Мексику. Так что? — Этот вопрос был всего-навсего проверкой.
Внезапно Шарон схватила подругу за руки и начала трясти.
— Аморет! — восклицала она при этом.
Аморет смерила ее суровым взглядом.
— Значит, ты не оставишь меня в покое, так? Я понимаю, что все это только начало. Ты будешь донимать меня все сильнее и сильнее. Все, нашей дружбе конец! Я больше не хочу, чтобы ты была моей подругой! Тебе хочется давить на меня и мучить всякими идиотскими вопросами! Что ж, а я не могу и, главное, не хочу на них отвечать! Не могу, не хочу и не буду! Всего хорошего, Шарон! Прощай!
— Аморет! — вскричала Шарон, и ее голос прозвучал как ужасный, пронзительный крик.
Люди, оборачиваясь, видели двух молодых красивых женщин, стоящих друг против друга. А спустя несколько секунд одна из них с золотисто-рыжими волосами, одетая в гладкий обтягивающий костюм и с норковым манто, перекинутым через руку, резко повернулась и пошла прочь.
— Аморет! — снова закричала вторая, но тут же приложила руку в перчатке ко рту и, зарыдав, устремилась по ступенькам в отель.
Когда поздно вечером Аморет вернулась домой, то увидела в своих апартаментах еще больше позвякивающих хрустальных люстр и ламп. Огромная квартира начинала напоминать какой-то сказочный хрустальный лес, а слабая музыка, издаваемая хрустальными подвесками при легком прикосновении ветерка, оставалась единственным звуком, который она слышала. Тишина была очень мягкой, ласковой, и все же Аморет еще сильнее ощутила неведомый страх. Ей страстно захотелось отыскать Майлза и поговорить с ним. Он, безусловно, успокоил бы ее, однако Майлз совсем недавно уехал в Европу, чтобы написать для какого-то крупного правительственного учреждения несколько статей о военном положении.
— Как тихо, — сказала Аморет матери, когда они с миссис Эймз, отцом и Дональдом сели ужинать.
Ей казалось, что Дональд остался совершенно таким же, как раньше, хотя больше не мог ни видеть, ни слышать, ни помнить ее. Аморет же, как и раньше, слышала его и видела, что он делал. Наверное, он останется здесь до тех пор, пока не подыщет себе новую квартиру.
Миссис Эймз поспешно согласилась с ее едва слышным замечанием.
— Да, очень тихо, — проговорила она с улыбкой. — Может, включим магнитофон?
Дональд быстро встал из-за стола и включил музыку. Затем вернулся на свое место, чтобы спросить миссис Эймз, нравится ли ей выбранная им мелодия, а миссис Эймз спросила об этом у Аморет.
— Да, очень приятная, — ответила та и откинулась на стуле, ожидая, когда служанка принесет следующее блюдо. — Мне очень нравится, как готовят в Мексике, — добавила она, вспоминая, как они с Майлзом часто занимались любовью, лежа на бархатном матрасе прямо среди тарелок.
— А когда-то тебе совсем не нравилась мексиканская кухня, — весело заметил отец. — Помнишь, как тебе вдруг показалось, что черепахи сделаны из картона? — Он рассмеялся, а Аморет пристально разглядывала его, думая, зачем он упомянул об этом ни с того ни с сего. Миссис Эймз взглянула на мужа и нахмурилась. Аморет заметила это.
— Знаете, мне не хочется быть резкой или грубой, но, по-моему, все вы в эти дни ведете себя довольно странно, — проговорила Аморет. — Даже Шарон. Случилось нечто такое, о чем вы не хотите мне рассказать? Кто-нибудь серьезно болен или убит?
Миссис Эймз вскрикнула, а Дональд неожиданно встал из-за стола и, извинившись, вышел из комнаты.
— Аморет… — обратился к ней отец. Она подняла на него глаза. Лицо мистера Эймза было хмурым, на нем застыло натянутое выражение. — Если ты затеяла какую-нибудь очередную игру, то не кажется ли тебе, что зашла с этим слишком далеко?
Так. Вот и он начинает.
— Я понимаю, тебе всегда нравилось откалывать всякие штучки с людьми, дорогая, — продолжал мистер Эймз. — Но им становится слишком не по себе… Дональд пребывает в полнейшем отчаянии.
— О, милая, — добавила миссис Эймз. — Сегодня после обеда ко мне заходила Шарон. Она на грани истерики. На ней просто лица не было! Ты же знаешь, как она любит тебя.
— Зачем же использовать любовь в качестве оружия? — громко и требовательно спросила Аморет.
Родители одновременно вздохнули.
— Наверное, мы слишком во многом потакали ей, — прошептал мистер Эймз жене.
— Помолчи! Не говори таких вещей! — отрезала миссис Эймз.
— А мне совершенно все равно, — проговорила Аморет.
— А теперь, Аморет, будь любезна выслушать меня, — произнес мистер Эймз очень странным тоном, не обращая никакого внимания на недовольство жены. — Всем нам порой приходится делать что-то, что, возможно, нам не по душе. Это один из законов жизни. Мы с твоей матерью, как только могли, защищали и оберегали тебя от всяческих невзгод и неприятностей. Даже будучи еще совсем малышкой, ты весьма нетерпимо относилась ко всему, что не казалось тебе красивым или веселым, и мы, естественно, находили это очаровательным и изо всех сил старались оградить твою жизнь от всего дурного. Но теперь ты взрослая замужняя женщина, у тебя есть собственный дом и обязанности. А часть обязанностей взрослого человека — хоть немного беспокоиться о других людях. Ты можешь мне объяснить, почему ты находишь это столь трудным для себя делом?
— Ну, папа… Ты говоришь со мной так, словно мне пять лет.
— Дорогой, — повернулась к мужу миссис Эймз. — Почему бы тебе не оставить Аморет в покое? Разве ты не видишь, как она расстроилась?
— Нет, мамочка, я не расстроилась. Расстроены вы, ты, папа и все остальные. Мне очень всех вас жаль, но я не вижу здесь своей вины. Мне не в чем себя упрекнуть. Я живу совершенно счастливо.
На этот раз мистер Эймз извинился и покинул столовую. Когда он уходил, Аморет смотрела ему вслед. «А ведь он не успокоится до тех пор, пока не поставит меня в угол», — сокрушенно подумала она.
— Пойми, — обратилась Аморет к матери, — дело дошло до того, что у меня остался один-единственный человек, который не пытается разорвать меня на части, чтобы отыскать внутри меня нечто, что надеются отыскать все остальные!
— Кто этот человек? — ласково спросила миссис Эймз.
— Я никогда не назову тебе его имени. Это моя тайна, и вообще нехорошо вторгаться в чужие секреты, мамочка. Ты не имеешь права делать это только потому, что я — твоя дочь.
Миссис Эймз тяжело вздохнула и закрыла глаза. Аморет наблюдала за матерью, неожиданно ощутив к ней жалость. Но ведь так очевидно, что все эти люди сами делают себя несчастными да еще пытаются и ее втянуть в свои невзгоды. А отец зашел слишком уж далеко. Поэтому ей придется оставить его. Ей вовсе не улыбалась перспектива при каждой встрече с отцом выслушивать его нотации, а потом оправдываться. И самый простой способ — сделать так, чтобы он вовсе не видел ее. Тогда и у отца не останется никаких проблем.
Мать не отставала. Ей хотелось узнать тайну Аморет, и она предпринимала все новые попытки раскрыть ее. Аморет подозревала, что мать следит за ней, когда она уходит, подсматривает, куда направляется и когда возвращается домой ее дочь. Миссис Эймз задавала много вкрадчивых вопросов, порой просто умоляя Аморет поделится самым сокровенным.
— Зачем ты так хочешь это знать? — наконец раздраженно спросила Аморет.
— Я хочу помочь тебе, дорогая.
— Я не нуждаюсь в помощи. А когда она мне понадобится, ты не сможешь мне ее предоставить.
— О Аморет… Ну что ты такое говоришь? Что-то случилось? Ответь же, детка!
— Жизнь становится слишком серьезной. Люди почти не веселятся. Мне не нравится подобная жизнь. Когда вернется Майлз…
— Майлз, — осторожно повторила миссис Эймз, и даже голос ее стал каким-то замедленным, словно она выследила добычу до самого ее убежища и теперь лаской и уговорами старается выманить оттуда, чтобы потом неожиданно наброситься и схватить. Но Аморет видела мать насквозь и прекрасно понимала, чего та хочет. — Кто такой Майлз, дорогая?
Аморет встала и начала прохаживаться по комнате.
— Я не говорила ни о каком Майлзе. Тебе, видно, послышалось. — С этими словами она повернулась и в упор посмотрела на миссис Эймз своими синими, абсолютно честными глазами.
К счастью, Майлз вернулся довольно скоро. У него была просто потрясающая поездка; ему удалось на несколько дней съездить за «железный занавес». После множества опасных приключений он выбрался оттуда и написал свои статьи, которые впоследствии стали рассматриваться как важнейший вклад в укрепление дела мира на всей планете. Майлз рассказал ей о своей поездке, а Аморет — о хрустальном лесе, который вырос в ее апартаментах, о глубочайшей тишине и о людях, от которых ей волей-неволей пришлось избавиться во время его отсутствия.
