Норман Богнер - Комплекс Мадонны
— Ты не хотел жениться еще раз?
— Нет. Не возникало такого желания… кроме последних десяти месяцев, трех дней и… — он взглянул на часы —…и трех часов. Ровно столько времени назад в мой кабинет вошла Барбара Хикман. Я думал, что стал невосприимчив к заразе, но, наверное, моя прививка выдохлась. — Тедди остановился, чтобы зажечь сигарету; Барбара в темной глубине салона автомобиля следила за его лицом. — Когда она умерла, мне даже не было больно. Я был совершенно бессилен, врачи тоже. Мои руки перестали быть нежными. Я смирился с этим. Нанял женщину, чтобы она ухаживала за Робби; это была англичанка, в свое время она влюбилась в итальянца и жила во Флоренции. Но тот не собирался разводиться со своей женой, поэтому после пяти лет преподавания английского местным бизнесменам эта женщина решила начать все заново. Она очень хорошо относилась к нам обоим, никогда не жаловалась и не вмешивалась в то, что я делаю. Я всегда старался вести себя благоразумно, думаю, мне это удавалось. В моей квартире жили маленький мальчик и английская дама, и я не хотел доставлять им неприятности и выводить их из себя.
Барбара крепко сжала его руку.
— Ты очень хороший человек, честное слово.
Они проезжали мимо парка на Восемьдесят второй улице, и Тедди смог разглядеть несколько загубленных душ, торгующих отчаянием.
— Наверное, я хорош с тобой, с Робби, с окружающими меня людьми.
— О большинстве мужчин этого не скажешь.
— Немногие на Уолл-стрит согласятся с тобой. Я сделал миллион долларов за один год, мне было тогда тридцать два, и этого нельзя достичь только тем, что ты хороший.
Тедди прочистил горло.
— Барбара, я хочу тебя кое о чем спросить.
— Давай.
— Что ты хочешь? Я имею в виду, действительно хочешь?
Он обвил ее рукой, молодая женщина уткнулась ему в плечо. Когда он обнимал ее так, у него появлялась уверенность, что в его силах сделать все.
— Я хочу это выяснить. Я не могу просто указать на что-то, это не то — ну как мне объяснить? Видишь ли, это не…
— Понимаю, это не что-то материальное. Это было бы слишком просто.
— Я хочу получить ответы… ответы на вопросы, которые я задаю сама себе.
— Ты чувствуешь что-нибудь — хоть что-то! — ко мне?
— Я чувствую твою любовь.
— Но ты сама, что ты чувствуешь?
— Пустоту.
ГЛАВА II
Музыка разрывала просторный танцевальный зал подобно набирающему силу циклону. Доносившаяся из динамиков орущая какофония больно давила на барабанные перепонки Лопеса. Он находился рядом со сценой и смотрел, как певица в расшитом блестками платье русалки виляла своей массивной кормой и стонала в микрофон какие-то слова, которые Лопес не слышал. За спиной девицы музыкант на бонгах продолжал свое соло, и в свете прожекторов было видно, как потоки обильного пота стекали с его вытянутого коричневого лица на кожу барабанов. После окончания соло некоторые танцоры слабо похлопали. Потом вступили медные. Своей виртуозностью трубач вызвал у всех головную боль, и девица, с которой танцевал Лопес, затряслась от восторга, когда наконец вновь заиграли лейтмотив. Певица проорала: «Анабакоа-коа-коа-коа!» Лопес вытер пот со лба; его костюм буквально промок насквозь, а это, как известно, вредит мохеру. От этого материал морщится, и костюм потом приходится сдавать в химчистку, а постоянные химчистки означают смерть шикарному отливу материала. К облегчению Лопеса, этот ансамбль закончил, и на сцену начали взбираться новые музыканты. Девица постояла немного, затем подмигнула. Пот масляной пленкой сиял в ложбинке между грудями. Лопес успел выучиться в Америке основам гигиены и учтиво предложил свой носовой платок. Девица вытерла щеки и грудь и вернула насквозь промокший платок. Лопес убрал его в карман, а девица покачала головой, показывая, что с нее достаточно танцев, и положила тощую кошачью лапу Лопеса себе на талию, намекая на тайные удовольствия, которые обещали ее изгибы.
Вокруг гардероба собралась толпа; там девушка — специалистка по терянию плащей и шляп — вела локальную войну с двумя девицами с обнаженными плечами, рассказывающими о потерянных номерках мужчине в смокинге цвета электрик, в достойной осанке которого чувствовался помощник управляющего, короче, человек, привыкший яростно пререкаться с девицами без сопровождения. Лопес уверенно протянул свой номерок. Невозможно смутить человека, в чьем кармане лежат четыреста пятьдесят долларов, человека, который, возможно, на следующей неделе станет владельцем бара в Сан-Хуане, Пуэрто-Рико, человека, которому судьбой было суждено вызывать уважение родных и друзей, который возвращался на родину с деньгами и положением. Лопес уже видел себя идущим упругой походкой выпускника Уэст-Пойнта[15] с устремленным вперед взглядом мимо полей сахарного тростника, на которых он работал мальчишкой. Старик управляющий, объект детской ненависти Лопеса, вероятно, захочет завести с новым Лопесом, бизнесменом и капиталистом, разговор, но Лопес просто окинет его свирепым взглядом, не ответит на приветствие и сделает то, о чем всегда мечтал: плюнет на его ботинки. Бросив монету, Лопес получил плащ девицы из тонкого габардина. Он накинул его ей на плечи, и они спустились по лестнице в полутемный вестибюль, где еще один заместитель управляющего, ростом с гориллу, дружески трепался с былым дружком Лопеса Марио. Лопес почувствовал, как его дернули за рукав, и сердито обернулся к Марио.
— Не трогай мундир, идиот.
— Рафаэль в сортире. Мы только что купили пятьдесят пакетов, собираемся заняться делом.
— Я этим не пользуюсь, — ответил Лопес.
— Я думал, ты возьмешь пакетик. У меня есть с собой. Мы собираемся распродать их, как горячие пирожки. Заплатил — бери и уноси ноги от прилавка.
Лопес внимательно посмотрел на него.
— Это мусор для животных вроде тебя.
— Настоящий, добротный героин. Ни грамма сахара. Все запечатано, парень, запечатано.
— Кто этот твой друг? — спросила девушка.
— На кого он похож? Испанский кретин. Безмозглый. — Лопес швырнул Марио гривенник. — Возьми, дружок, хлебни пива. Похоже, оно тебе не помешает.
Лопес с удовольствием вдохнул ночной аромат Бродвея.
— Как насчет того, чтобы заскочить в «Терезу»? — предложил он.
— Разомнемся в кроватке? — спросила девица, вызывающе усмехаясь.
— Что ж, посмотрим. Мой аппарат действует, это уж точно.
— Ну?
— Я его каждый день смазываю.
— Пилюли глотаешь?
— Никогда не притрагивался. От них у моего брата в прошлом году потекло.
Забравшись на заднее сиденье такси, Лопес расстегнул ширинку.
— Ты торопишься?
— Разомнусь, помассирую, — ответил он, откидываясь назад.
* * *Мужчина протянул Рафаэлю десять долларов и получил препарат.
— Дружище, я сам тебе приготовлю, — сказал Рафаэль.
Он достал из кармана закопченную металлическую пробку. Рафаэль с трудом мог видеть ее. Зелье было превосходным, и он только что приложился к нему, второй раз за вечер. Перед раковинами в туалете стояли четыре удовлетворенных клиента. Двое из них вообразили себя королевскими мушкетерами и теперь фехтовали шестидюймовыми расческами; еще один безучастно разглядывал себя в покрытом слоем грязи зеркале, четвертый непрерывно кивал, стоя у писсуара и не имея сил отойти от него. Появившийся Марио наблюдал за сделкой.
— Слушай, дружок, — сказал он, — ты уже стряпаешь среди бела дня.
— Через минуту закончу, — ответил Рафаэль, поворачиваясь к покупателю, следившему за Марио.
— Сколько ты принимаешь за раз?
— Пятидолларовый пакет, — ответил мужчина.
— Ладно, отсыплю тебе половину. Это настоящий динамит, тебе может понадобиться провожатый.
Мужчина кивнул.
— У меня кончается запас, — сказал Рафаэль.
— Не беспокойся, дружок, у меня еще двадцать пакетиков.
— Потом мы сможем отправиться на авеню Авраама, — предложил Рафаэль. — Там мы тоже сможем кое-что спустить.
Рафаэль затрясся от смеха, и его рука с пробкой задрожала.
— Теперь мы с тобой вроде бизнесменов. Карманы полны капустой. Имеем свое дело. Хулио правильно сказал. Пора кончать с пуэрториканскими замашками. Говорим только по-английски. Выбиваемся в люди. Он обращался с нами, как с грязью, потому что мы этого заслуживали.
— Ты заболтался, — сказал Марио. — Отдай этому парню его долю, и сматываемся отсюда.
Мужчина шагнул к Рафаэлю за своей порцией приготовленного героина. Рафаэль протянул наркотик, но тот выбил его из рук. Рафаэль удивленно поднял глаза.
— Это ты сглупил, действительно сглупил.
Перед его глазами сверкнул металл. Сузившиеся до булавочных головок зрачки Рафаэля опустились на пол, словно в поисках источника этого сияния. Парень продолжал сжимать в руке пробку.
