Мэри Уэсли - Разумная жизнь
— Я поеду до Редрута, — сказала Флора. — Я позвоню оттуда и скажу миссис Феллоуз, что меня увезли. Не думаю, что я правильно поступаю, но сделаю, как ты хочешь.
В Труро вышел француз-офицер, он отправлялся в Фалмут, как он сообщил, поправляя кепи.
— Желаю удачи.
Его место сразу занял полковник-американец из воздушных сил, очень словоохотливый, курил „Лаки страйк“ и без умолку рассказывал о своем доме в Техасе, о войне на Тихом океане. Космо больше не пытался говорить с Флорой, а она привалилась к его плечу, расслабила ушибленные и заледеневшие колени, которые саднило. Она была довольна последним отрезком пути, запоминая о Космо все, что могла — его голос, запах его волос, длинные пальцы…
Сидя в неудобном американском бомбардировщике на пути в Северную Африку, Космо упрекал себя. Пусть бы она вышла в Труро, незачем было тащить ее с собой на базу британских ВВС в Сент-Эвел. В Сент-Эвел они попали на шумную вечеринку в офицерской столовой, где были американцы и британцы, и Флора оказалась единственной гражданской девушкой. Столы ломились от выпивки, и он, нервничая перед полетом, ни в чем себе не отказывал. Он громко разглагольствовал о своих делах в ВВС, подавляя страх, а потом, когда кто-то пригласил Флору на танец и она не отказалась, увидев, как мужские руки обнимают ее в танце, он взорвался и устроил сцену.
— Значит, танцевать тебе колени не мешают, как я заметил. Ты вполне могла бы заняться любовью. — Если бы у них было куда пойти, удобный отель, теплый и уединенный! Но, конечно, ничего такого не было. Флора не ответила резко на его выпад, не напомнила, что он сам не пригласил ее танцевать, не сказала, что ей скучно в этом ужасном шуме. Децибелы нарастали, крики этих воинственных молодых людей, совсем чужих, раздражали. Выражение ее лица стало таким же отсутствующим, как тогда, на пирсе в Динаре, когда он позвал ее с собой покупать отцу револьвер в Сен-Мало, смущенным и напряженным.
Теперь, летя высоко над Атлантикой, он в уме сочинял письмо любви, извинялся перед ней. Он порылся в карманах, чтобы найти адрес Флоры, и обнаружил, что не потерял клочок бумаги, но использовал его — он написал на нем свой адрес: номер части, чин, адрес в Северной Африке. Он мысленно увидел, как она положила клочок бумаги в сумочку, а он залпом допил свой бокал.
— Я напишу тебе, как только приеду, — пообещал он.
Когда через месяц в Алжире Космо встретил Хьюберта и рассказал ему про эту катастрофу, друг изумленно поднял брови:
— Такое случается только в романах, — и нарочито громко расхохотался.
ЧАСТЬ V
ГЛАВА 50
В свои шестьдесят с лишним Милли, уже смирившись со вдовством, забеспокоилась о Космо. Она переехала снова в Коппермолт, уменьшила его размеры, верхние этажи и задние помещения превратила в квартиры, которые сдавала благодарным семейным парам. Она долго боролась за разрешение на переделку, потом со строителями, чтобы все было, как она хотела, на это ушло несколько лет, и, как говорил ее зять Нигел, она не лезла в чужие дела. Но теперь битва с бюрократией закончилась и появилось время для другого, как она делилась с Фелисити Грин, нанесшей ставший уже традиционным, ежегодный визит.
— Пора что-то делать с Космо. Вы понимаете, Фелисити, у Нигела и Мэбс дети почти выросли, а Космо еще не женат.
Фелисити промолчала, ожидая продолжения. Привычка слушать — весьма полезная в писательской профессии. И хотя лучшая часть ее натуры надеялась, что Милли не выставит себя сейчас в дурацком свете, как обычно, но писательская часть ждала, что именно так и случится. Она частенько вставляла черты Милли в свои романы, популярность которых росла, и полагала, заметив их на столике возле кровати Милли, что эти черточки она достаточно хорошо прячет.
— Космо надо жениться, — твердо заявила Милли. — Даже его взбалмошный друг Хьюберт и то угомонился и завел детей.
„Конечно, — подумала Фелисити, — слово „взбалмошный“ используется только применительно к девочкам“.
— А Космо был когда-то помолвлен?
— Нет.
Как спросить женщину вроде Милли Лей, не гомосексуалист ли ее сын?
— Может, ему нравится быть холостяком? — предположила Фелисити. — Может, он убежденный холостяк?
— У него полно девушек, — сказала Милли.
— Ну, тогда хорошо. (Значит, не гомик.)
— Но пора осесть, — сказала Милли.
— А он это понимает?
— Да откуда я знаю, право, Фелисити!
— Так вы спросите.
— Вот Ангус, о, если бы он был жив, бедный, он бы спросил. Ангус бы все прямо сказал. — (Фелисити с сомнением подняла брови.) — Он бы объяснил Космо, что жениться и иметь детей — его обязанность. Что он унаследует Коппермолт. Я не хочу, чтобы он перешел сыну Мэбс. Он не моется и у него длинные волосы, это уж слишком. Вы, конечно, можете сомневаться, Фелисити, но я знаю, Ангус так бы и поступил. Но, умерев, он все взвалил на меня.
О, Фелисити-писательница была удовлетворена.
— Ну что ж, — сказала она, — а Космо был когда-то влюблен?
Милли, сбитая с толку, пожала плечами.
— У него были связи, и я уверена, что и сейчас есть. Я встречала его девушек. Он ведь нормальный мужчина.
— Ну да. А любовь?
— Это в вас говорит писательница! — воскликнула Милли. — Как-то раз я беседовала с Роуз, с нашей голландской подругой, очень разумная женщина, так она выдала замуж пять некрасивых дочерей. Она обожает устраивать браки. И все получаются крепкие. А ведь в наше время так много разводов.
— А ваш брак с Ангусом был устроен?
— Конечно, нет. Он по любви. Прекрасный брак. Никаких ссор, ревности, сомнений. Но наш брак — исключение. Один на миллион. И я не рассчитываю, что так же идеально сложится семейная жизнь моих детей. Посмотрели бы вы на Нигела и Мэбс. Они ссорятся, как и до свадьбы.
— Хм, — произнесла Фелисити. — Кажется, одну ссору я помню. За ужином. Я робела, тогда я заикалась, что, кстати, было очень полезно, но я помню, как ваш муж выгнал их из столовой.
— О, что за бедлам он устроил в тот вечер, — с любовью вспомнила Милли.
— А Космо тогда не интересовался той девочкой, которая у вас жила, когда я в первый раз приехала к вам? Вы меня еще заставили подвезти ее до Лондона.
— А, эта. Но ей же было всего пятнадцать.
— Но сейчас-то должно быть больше.
— Нет, — Милли как будто оттолкнула от себя что-то. — Я не думаю, что она…
— Ее отец стал большим человеком в Индийской гражданской службе. Не помните? Его имя было в газетах, когда проходило отделение Индии в 1947 году. Вы должны помнить. Очень важный.
— Правда? А я как-то не связала. Так это тот самый сэр Денис Тревельян? А, понятно. У него ужасная жена. Я ее помню.
— Ну несчастье, которое не помешало его карьере.
— Как интересно. Как очень… ну да… И как глупо, что я не уловила. Ангус бы заметил. Я так скучаю по Ангусу.
— А потом про него еще раз писали газеты. Были статьи о нем и о жене.
— Скандал? — Милли открыла рот.
— Нет-нет, более странное. Они решили остаться в Индии, когда все оттуда уезжали. Это стало сенсацией. Они заявили, что представить себе не могут, чтобы поселиться в Челтнеме или в Танбридж-Уэлсе.
— Людям кажется это трудным. Наверное, это похоже на то, как овдоветь, вырвать корни. И что же, они там зачахнут и умрут? Наверное, девочка присматривает за ними?
— Я слышала, — сказала Фелисити, — что она отказалась ехать к ним, и решила жить самостоятельно. Она практически…
— О мой Бог! — воскликнула Милли. — Вспоминаю. Ее мать что-то писала о ней. Девочка стала проституткой.
— На самом-то деле она работает у моих друзей на западе. — Фелисити изнывала от скуки. Она думала: „Или я забуду этот разговор с годами, или он выльется и по капле попадет на бумагу“.
— Она сейчас, наверное, уже как следует поистрепалась. — („Вот это тоже надо запомнить“.) — Сколько разных людей вы знаете из разных кругов.
— Ну, я всегда думаю о людях. Я очень ими интересуюсь. И все очень связаны между собой, — сказала Фелисити вежливо.
— Ну да, вы вставляете их в книги. Вы же умница. Но чем я могу быть вам полезна, вываливая на вас кучу проблем, семейные тревоги? Я буду стареть, как говорит мой зять, и буду устраивать рождественские елки, как когда-то прежде. И я позову Джойс помочь мне. А она знает многих молодых людей, и мне пора вытащить палец, как выражается мой внук, ужасный мальчик.
— Вы знаете, что это означает?
— Да он объяснил. Я сказала, дорогой мальчик, я родилась не вчера. Я приглашу Джойс, она будет кстати. И для нее хорошо, она пока свободна между своими браками.
— А я думала, вы осуждаете разводы, — сказала Фелисити.
— Да, осуждаю. Но Джойс — другое. Она старинная подруга. Мы привыкли к ее отчиму, такому приятному человеку, мы охотились у него на куропаток в Пертшире.
