Мэри Брэддон - Аврора Флойд
Джон Меллиш несколько минут смотрел на это мраморное лицо.
«Бедняжка!» — думал великодушный сквайр — «тяжело умереть в такой молодости. Лучше бы он совсем не приезжал сюда. Зачем Лолли не поверила мне своей тайны: я заплатил бы денег этому человеку, чтобы он сохранил ее тайну и уехал далеко. Ее тайну! — всего вероятнее тайну ее отца. Какую тайну могла иметь она, которую мог открыть конюх? Должно быть, какая-нибудь торговая сделка Арчибальда Флойда, по которой старик попал во власть своего слуга. Это так похоже на мою бесподобную Аврору, она взяла ношу на свои плечи и храбро несла ее все время».
Таким образом Джон Меллиш часто рассуждал о тайне своей жены. Он не мог приписать ей даже тени дурного. Он жертвовал коммерческой честностью бедного Арчибальда Флойда для сохранения женского достоинства Авроры. Ах, какая слабая и несовершенная страсть такая безграничная любовь! Как охотно жертвуют другими для одного любимого предмета!
Джон Меллиш не хотел думать дурно о своей жене. Он решительно закрывал глаза на все явные улики. Он с отчаянным упорством верил чистоте Авроры, и верил тем упорнее, чем доказательства против нее становились многочисленнее.
Следствие происходило в гостинице за четверть мили от северных ворот Меллишского Парка — в тихом местечке, в которое поселяне приходили только в рыночные дни. Коронер с своими присяжными заседал в длинной, пустой комнате, где посетители Золотого Льва играли в шары в мокрую погоду. Доктор, Стив Гэргрэвиз, Джэрвис, молодой кучер из гостиницы Реиндира, Уильям Дорк, констебль и мистер Меллиш были единственными приглашенными свидетелями; но полковник Мэддисон и мистер Лофтгауз оба были при допросе.
Следствие об обстоятельствах смерти берейтора занимало весьма короткое время. Ничего не было узнано из краткого допроса свидетелей. Джона Меллиша допрашивали последним; он отвечал на вопросы, сделанные ему, с быстрой решимостью. На один вопрос, однако, он не мог отвечать, хотя он был очень прост. Мистер Гэйуард, коронер, желая узнать настолько историю покойника, насколько она могла повести к открытию его убийцы, спросил мистера Меллиша, холост или женат был его берейтор.
— Я, право, не могу отвечать на этот вопрос, — сказал Джон, — я думал бы, что он холостой, так как ни он, ни мистер Пастерн не сказали мне ничего о том, что он женат. Если бы он был женат, он привез бы с собой жену, я полагаю. Мой берейтор, Лэнгли, был женат, когда вступил в мою службу, и жена его и дети несколько лет занимали комнаты над моими конюшнями.
— Стало быть, вы заключаете, что Джэмс Коньерс был не женат?
— Решительно.
— И вы думаете, что у него не было врагов в окрестностях.
— Невозможно, чтобы у него могли быть враги здесь.
— Какой же причине приписываете вы его смерть?
— Несчастной случайности. Я не могу объяснить ее никаким другим образом. По тропинке через лес ходят все, известно, что все плантации посещаются браконьерами. Выстрел послышался в одиннадцатом часу ночи. Я думаю, что это выстрелил браконьер, который не мог хорошенько рассмотреть в темноте.
Коронер покачал головой.
— Вы забываете, мистер Меллиш, — сказал он — что причиною смерти была необыкновенная рана от ружейного выстрела. Услышанный выстрел был пистолетный и покойник убит пистолетной пулей.
Джон Меллиш молчал. Он верно высказал свои впечатления относительно причины смерти берейтора. При ужасе и суматохе последних двух дней подробности страшного происшествия ускользнули из памяти.
— Не знаете ли вы кого-нибудь между вашими слугами, мистер Меллиш, — спросил коронер, — кого вы считали бы способным совершить насильственный поступок такого рода? Не имеете ли вы кого-нибудь из вашей прислуги особенно мстительного характера?
— Нет, — решительно отвечал Джон, — я могу поручиться за моих слуг как за себя. Из них никто не знал этого человека. По какой причине захотели бы они лишить его жизни?
Мистер Гэйуард потер подбородок и покачал головой.
— А ваш прежний берейтор, мистер Меллиш, — сказал он. — Мне известно, что это место у вас очень хорошее. Человек может накопить порядочную сумму из своего жалованья и посторонних доходов у такого господина, как вы. Может быть, прежний берейтор был недоволен, что его сменил покойник; может быть, он чувствовал ненависть к своему преемнику.
— Лэнгли! — вскричал Джон Меллиш: — он самый добрейший человек, какой когда-либо жил на свете. Он сам, по собственному своему желанию, отказался от своей должности, и я оставил ему все его жалованье. Бедняжка лежал в постели всю неделю.
— Гм! — пробормотал коронер, — стало быть, вы не можете разъяснить этого дела, мистер Меллиш?
— Нисколько. Я написал к мистеру Пастерну, у которого служил покойный, сообщил ему обстоятельства смерти берейтора и просил его уведомить об этом родственников убитого. Я жду ответа с завтрашней почтой и передам этот ответ вам.
Прежде допроса свидетелей, присяжных водили в северный коттедж, где лежали смертные останки Джэмса Коньерса. Мистер Мортон провожал их и старался объяснить им направление пули и каким образом, по его мнению, выстрел был сделан. Присяжные, которые должны были решить этот ужасный вопрос, были простые земледельцы и мелкие торговцы, жалевшие о потерянном рабочем дне и готовые принять всякое разрешение тайны, на какое намекнет им коронер. Они спешили воротиться в гостиницу Золотого Льва, почтительно выслушали показания и речь мистера Гэйуарда, удалились в смежную комнату, где совещались минут пять и вышли с каким-то весьма неопределенным решением, из которого Гэйуард сделал обвинение в умышленном убийстве какого-то неизвестного человека, или каких-то неизвестных людей.
Весьма мало было сказано об исчезновении моряка, который принес известие об убийстве в дом мистера Меллиша. Никто ни на минуту не воображал, чтобы показание этого пропавшего свидетеля могло набросить какой-нибудь луч света на тайну смерти берейтора. Моряк разговаривал с кучером из гостиницы Реиндира в то время, когда был сделан выстрел, стало быть, убийцей он быть не мог, а странное значение мог иметь его торопливый побег только для проницательности лондонского полисмена; сельские же чиновники, присутствовавшие при следствии, не приписывали никакой важности этому обстоятельству.
Имя Авроры ни разу не было произнесено при этом кратком допросе. Никто не знал, что ей прежде был известен Джэмс Коньерс; Джон Меллиш вздохнул с облегчением, выходя из гостиницы Золотого Льва домой. Полковник Мэддисон, Лофтгауз и двое-трое других джентльменов остались на пороге маленькой гостиницы разговаривать с коронером.
Следствие кончилось, и смертные останки Джэмса Коньерса могли быть отнесены в могилу. Тайна смерти и секреты жизни будут похоронены в могиле убитого, и Джон Меллиш может увезти свою жену куда он хочет. Да, но тень этой тайны вечно будет, как саван, висеть между ним и любимой им женщиной. Вечно воспоминание об этой неразрешенной проблеме будет преследовать его и наяву и во сне, при солнечном свете и в темноте.
«Я увезу ее, — думал он, — и как нас отделят тысячи миль синей воды от места ее тайны, я упаду на колени перед ней и буду умолять ее довериться мне.».
Он прошел мимо северного коттеджа с трепетом и отправился прямо по большой дороге к главным воротам парка. Он подходил уже к этим воротам, когда услыхал голос, странный, сдержанный голос, слабо говоривший ему, чтобы он остановился. Он обернулся и увидел Стива, старавшегося догнать его. Из всех человеческих существ, кроме, может быть, того, кто лежал холоден и неподвижен в северном коттедже, мистер Меллиш менее всего желал видеть Стива Гэргрэвиза. Он обернулся, сердито нахмурив брови, к Стиву, который вытирал пот с своего бледного лица оборванным концом галстука, и хрипло дышал.
— Что такое? — вскричал Джон. — Что тебе нужно от меня?
— Коронер и мистер Лофтгауз, пастор, желают говорить с вами.
— О чем?
— Не знаю, сэр, — прошептал Стив, улыбаясь. — Вряд ли они мне скажут. Должно быть, что-нибудь неприятное, потому что мистер Лофтгауз был бледен, как полотно и казался очень расстроен. Они приказали мне просить вас воротиться и поговорить с ними сейчас.
— Да-да, иду, — рассеянно отвечал Джон.
Он снял шляпу и провел рукою по своему горячему потом он повернулся и быстро пошел к маленькой гостинице.
Стивен Гэргрэвиз смотрел ему вслед, пока он не скрылся из вида, а потом повернулся и медленно пошел к рогатке, ведущей в лес.
— Я знаю, что они нашли, — пробормотал он, — и знаю, зачем он им нужен. Побегу и скажу ей. Да…
Он остановился, потер руки и засмеялся тихим беззвучным смехом, который исковеркал его безобразное лицо, так что на него страшно было бы взглянуть.
— Да, мне будет полезно сказать ей.
