Линда Дэвис - Гадюшник
Ладно, надо начинать с того, что представляется очевидным, затем пройтись по всей истории, а там будет видно. Стамп поднялся и решительно направился в кабинет к Кристоферу Фишу.
Юристу все это дело показалось явно не по душе. Всем своим видом он выражал профессиональный скепсис. Нагнувшись над ним, Стамп впился глазами в строчки на экране. Статья выглядела, как поле битвы. Целые фразы подчеркнуты красным — их, по мнению Фиша, надо было обговорить или даже просто выбросить. А поверху бежали новые строчки — вариант самого Фиша. Нетрудно угадать, что будет дальше: Скадд просмотрит предлагаемую редактуру, придет в ярость, прибежит к Стампу, будет бороться за каждое слово, скорее всего почти ничего не добьется и пулей вылетит из кабинета.
Стамп вернулся к себе. Фиш и Скадд уже вступили в перепалку, которая продолжалась и в столовой, где на сплошных нервах было поглощено бесчисленное количество чашек кофе.
К восьми часам удалось достичь компромисса. Все трое собрались в кабинете у Стампа и принялись читать последний вариант. Стамп предложил заголовок:
МИЛЛИАРДНАЯ АФЕРА В СТРАНАХ БОЛЬШОЙ СЕМЕРКИ.
Далее следовал текст:
«Ходят слухи, что высокопоставленный банкир в одной из стран Большой семерки стал жертвой шантажа со стороны своей любовницы, которая угрожает раскрыть подробности недавней тайной валютной интервенции. Поговаривают также, что соответствующую информацию используют некие сообщники любовницы в спекуляциях на валютных рынках. По масштабам — операция небывалая. Прибылей она не гарантирует, но подвергает большой опасности финансовую политику стран Большой семерки. Обладая подобной информацией, а также имея в запасе всего лишь 250 тысяч фунтов на счету, можно незаконно зарабатывать десятки миллионов долларов в год.
Источники утверждают, что на рынок выбрасываются гораздо большие суммы и незаконная выручка может превысить сто миллионов долларов».
Далее в статье приводились примеры мошенничества на валютных и иных финансовых рынках. В статье было пятьсот слов, опубликовать ее предполагалось на первой полосе, в левом нижнем углу. Сказано все, что можно, в пределах законности и с точки зрения тактической целесообразности. Спектакль начинается.
Стамп подумал, что публикация вызовет целый обвал телефонных звонков: Скотланд-Ярд, Управление по борьбе с экономической преступностью, министерство труда и промышленности, Федеральный резервный банк и, конечно, Английский банк, у которого были все улики и который по непонятной причине ими не воспользовался; во всяком случае, ничто на это не указывает. Скандал разразится грандиозный. Саре Йенсен придется дорого заплатить. Если статья будет опубликована, сухой ей из воды не выйти. Стамп еще раз прочитал материал. Право, многое говорит за то, чтобы он вообще не увидел света.
Посмотрев на усталые лица коллег, он потянулся к настольному календарю и отыскал номер, по которому можно связаться с Джанкарло Катаньей. Девять по римскому времени. Стамп набрал номер.
Катанья ужинал у доктора Николо Калабриа, своего заместителя по Итальянскому банку. Калабриа шефа ненавидел, считая, что сам он куда больше подходит для президентской должности. Три года он молча страдал, но сейчас терпение начало иссякать. Противно, конечно, любезничать с этим выскочкой, но ради дела приходится, вот он и приглашал Катанью раз в три месяца отужинать у себя дома. Единственное утешение — его жена. На нее он и переключил внимание. Все сидели в столовой, так что телефонного звонка никто не услышал.
Трубку подняла в своей комнате двенадцатилетняя дочь доктора Калабриа Николетта. Она обожала врываться к взрослым. Выскочив из комнаты, Николетта пробежала по коридору и влетела в столовую. Двенадцать пар глаз уперлись в нее.
— Папа, звонят синьору Катанье. Из Лондона. Редактор «Таймс».
Все с удивлением посмотрели на Катанью.
— Ну, Джанкарло, что ты на сей раз натворил?
Катанья улыбнулся и, извинившись, вышел из столовой. В желудке у него противно заныло, но, следуя за Николеттой по коридору, он продолжал улыбаться. Девочка указала на аппарат, стоявший в углу комнаты на столике. Словно не заметив приглашения, Катанья огляделся:
— Может, лучше поговорить из кабинета?
Надо надеяться, там телефон не прослушивается. Николетта указала на дверь в дальнем конце коридора и посмотрела вслед удаляющемуся Катанье.
Блестящий черный многоканальный аппарат стоял на большом столе посреди комнаты. Катанья посмотрел на него как на врага, но тут же взял себя в руки и снял трубку:
— У телефона!
Катанья слушал, будто пораженный параличом, не говоря ни слова. Ничего не отрицал и не подтверждал, просто слушал, плотно прижимая трубку к уху. Он понимал, что на руках у газеты все козыри. Такой вариант Катанья не исключал с самого начала, вот только необходимых мер предосторожности не принял. Он просчитался. В голове у него все путалось, в висках стучало, никак не удавалось сосредоточиться.
Наверное, это проделки Сары Йенсен. Только почему, почему она обратилась в газету, а не в полицию? Надо это обмозговать, а до тех пор от комментариев воздержаться. Катанья попросил два часа на размышления. Ему дали час. Он вернулся в столовую. Срочное дело в банке, не позволит ли ему честная компания удалиться? Ну разумеется, — все сочувственно посмотрели на него.
Калабриа, поднимаясь, спросил, не может ли он быть полезен. Катанья вымученно улыбнулся, пробормотал что-то вроде: «Спасибо, нет», — и удалился.
С боковой улочки, где была припаркована машина, он свернул на виа Солариа. Шофера Катанья отпустил. Он всегда испытывал особое возбуждение, управляя мощной машиной, и пользовался всяким удобным случаем самому сесть за руль, хотя служебный протокол оставлял ему мало таких возможностей. Даже сейчас по телу пробежала знакомая дрожь.
Через пятнадцать минут он подъехал к банку. Кивнув ночной охране, прошел через пустой в этот час холл к лифту и, как все последние пятнадцать лет, поднялся на третий этаж. Неужели вот так и суждено всему кончиться? Проклятие. Проклятие, проклятие, проклятие. Он отпер дверь и уселся за стол, обхватив голову руками.
Что-то во всей этой истории не сходилось. Карле выдавать его нет резона — ничего не выиграет, хотя и потеряет немного. Нет, скорее всего это все же Сара Йенсен. Но как она заполучила эти видеозаписи и почему постучалась в газету? Ей-то какой навар от этого? Да обратись она к нему, он бы озолотил ее и уж, конечно, распорядился, чтобы ее оставили в покое.
Он молча сидел в темноте, глядя в окно и рисуя в воображении устрашающие в своей живости картины: вся его жизнь идет насмарку, а потом, в один непрекрасный день, отворяется дверь, и спокойно входят незнакомые люди, и в тело ему впиваются пули, и фонтаном бьет кровь. А Донателла, а дети? С ними что будет?
Неожиданно он встряхнулся — промелькнула некая мысль, замаячил выход, появилось какое-то подобие шанса. Надо его использовать — терять-то все равно нечего. Глаза у него загорелись. Катанья вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо газетный лист и набрал номер. Попал он прямо на Клемента Стампа.
— Боюсь, вы напрасно теряете время, мистер Стамп. Статью-то вы все равно не напечатаете. Все это чушь собачья, и вам это известно. — Катанья сделал паузу. — И к тому же, если посмотреть на дело со всех сторон, и вашему другу будет лучше, если этот материал не появится в газете.
— Вы что, подкупить меня пытаетесь? — недоверчиво засмеялся Стамп.
Послышался щелчок — разговор окончен. Стамп сердито посмотрел на трубку, которую все еще сжимал в ладони. На смену отвращению медленно приходило нечто похожее на чувство облегчения. Катанья виновен, за ним мошенничество и убийство. Стамп внимательно вгляделся в присланную полицией фотографию сгоревшего дома Данте Скарпирато. Скадд и Фиш не спускали с него глаз. Наконец он нарушил затянувшееся молчание:
— Он виновен. Это уж точно. Не то чтобы признался, напротив, говорит, что все это наветы. И считает, что моему же «другу» будет лучше, если в газете ничего не появится.
— То есть, если появится, он ее убьет, так что ли? — спросил Скадд.
— Вот именно. А если нет, то пощадит.
Сара уж и не знала, как еще убить время — вроде все, что можно, придумала. Наконец в десять часов она не выдержала и набрала домашний номер Хилтона. Того не оказалось дома. Тогда она позвонила в редакцию. После мучительного ожидания трубку наконец подняли.
— Что-что? — Сара чувствовала, что вот-вот сорвется. — То есть как это не собираетесь печатать?
Хилтон отвел трубку, потом, помолчав немного, снова прижал к уху.
— Слушай, Сара, с тобой хочет поговорить Клемент.
— Привет, Сара. Боюсь, это еще более гнусное дело, чем тебе кажется. Если коротко, то Катанья намекает, что убьет тебя, стоит нам только напечатать этот материал.
