Игорь Хорр - Праведник
— Присаживайся, Дмитрий Иванович.
— Благодарю. Вот что. Ты вообще извини, что я тебя потревожил. У тебя неприятности, знаю. Слышал, как же. Читал о тебе всякое. Но ты не подумай, что я всем этим паршивым газетенкам верю. Ты ведь знаешь меня, Алексей Борисович. Вот и Михаил Андреевич подтвердит. Когда говорили, что ты жеребеночка нашего увезти помог, я так на тебя зол был. Так зол. А потом сел и подумал — не мог наш уважаемый Алексей Борисович такой гадости совершить. Это ж какой сволочью надо быть? Нет, понял я. Не такой Алексей Борисович человек. А стало быть, и газеты врут. И то, что сынок у тебя побочный в Москве оказался — бандит этот, — в это я сразу не поверил. Ложь! Явная ложь — и больше ничего. Я вот всех бы этих газетчиков на веревке, да на одной перекладине вместе с дружком их Супкиным! Всех! Всех перевешал бы! Кстати. Я к тебе вот по какому делу. У тебя неприятности, знаю, да ведь и нам ненамного легче. Ты ж знаешь, что тут без тебя было? Сволочь эта — Супкин — тварь финансовая! Людей взбаламутил. Передрались все. Жидов побили. Ни за что побили жидов… Народу-то ведь, ему что? Ему только глаз залей, да шепни на ухо, мол: «Хреново ты, братец, живешь. А виноват в этом кто? Власть виновата! Да жиды пархатые! Что делать? Бить!» Теперь по башке получили, одумались. Каются, вроде. А этот сбежал, сучья харя! Но ничего. Вот увидишь, поймают и повесят! Казнят как государственного преступника. А нет — сам разыщу и удавлю! Вот этими собственными руками!
Да, так я вот что от тебя хотел-то. Поскольку тут все эти безобразия случились, люди все еще взбудоражены. Кто нервничает, кто боится. Так я соберу народ. Ты скажи им чего-нибудь. Там, о любви и дружбе. Про Бога там. Тебя послушают, у тебя хорошо получается. Доброе дело сделаешь, да и сам немного развеешься. Можно даже прямо сегодня, к вечеру. Так я дам команду? Придешь?
Пужайкин в упор посмотрел в глаза писателю. Алексей Борисович опустил взгляд, задумался на мгновение и тихо ответил:
— Приду.
Зал губернаторского дворца был переполнен. Свободных мест не осталось, и многие слушали стоя. Алексей Борисович говорил медленно и негромко, но люди в зале сидели так тихо, что каждое слово четко и ясно долетало до самых дальних рядов.
— …Я хочу рассказать вам одну притчу, — печально говорил Алексей Борисович. — Я услышал ее много лет назад в одной русской деревне за тысячи километров отсюда от одного древнего старика-священника. Послушайте же ее.
Давным-давно в одном маленьком теплом городе жили очень добрые люди. Они жили дружно и любили друг друга. Они много веселились, помогали друг другу и работали сообща. И не было во всем свете краше этого города, и не было в мире никого счастливее этих веселых людей.
Но вот однажды пришел в этот город древний седой старик. И был он вида весьма печального, на глазах его были слезы, и никто никогда не видел улыбки на дряхлом его лице. Старик поселился в веселом городе, и от вида его печального загрустили и жители города. Ведь нельзя оставаться счастливым, когда кто-то рядом несчастен. И пришли они к старику и спросили: «Отчего ты печалишься, человек? Отчего не поешь, не смеешься, не работаешь с нами? Нет болезней неизлечимых. Если болен ты телом — то поможет вино и радость. Если болен душою — твою рану излечит время». Так сказали веселые люди. Но старик этот только еще горше заплакал:
«Не могу я теперь веселиться с вами, — сказал он. — Ибо нет для меня больше ни веселья, ни радости. Было время, и я был счастлив. И дал мне Отец наш богатства, сокровища вечные. Но бывает слаб человек на земле, и я оказался слаб. Не раз уступал я соблазну. Променял я наследство Отца на сокровища тленные. И теперь далеко отсюда остались мои горы злата и жемчуга, дома, скот и слуги послушные, но нет у меня ни счастья, ни любви, ни друзей».
Так ответил старик, и, послушав, ушли веселые люди. Ибо поняли, кого называл Отцом человек этот и какие сокровища он растерял. И оставили его люди, и закрыл он лицо руками и еще горше зарыдал…
Плачьте и вы, друзья мои! Ибо как старик этот часто, по слабости и недомыслию поддаваясь злому соблазну, мы теряем сокровища вечные! Плачьте, люди, ибо только в слезах мы находим раскаяние, ибо только в слезах возвращается оступившийся сын к Отцу.
Алексей Борисович замолчал, и тревожная тишина повисла в зале. Он сошел с трибуны и сделал несколько шагов. Люди в зале зашептались.
Казалось, что проповедь кончена, и писатель вот-вот уйдет, но он вдруг остановился.
Он взглянул на людей, затем, вскинув голову, посмотрел наверх, на потолок и, вдруг, вскинув руки, вскрикнул и упал на колени:
— Господи! — закричал он. — Вот он, сын мой! Я вижу его! Вот он, светел и чист! Вот он, на небесах! Он простил его! Он безгрешен! Я виновен во всем! Я — причина многих несчастий! Вы должны презирать меня, люди! Плюйте в меня! Убивайте! Рвите меня на куски!
Он закрыл лицо руками и, содрогаясь, громко заплакал. Люди в зале снова затихли. Затем взволнованный шорох пробежал по рядам. Кто-то всхлипнул, кто-то вскрикнул отчаянно. Кто-то встал и скорее поспешил уйти…
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
