Дороти Кумсон - Спокойной ночи, крошка
— Ладно, — я улыбаюсь. — Хорошо.
Две минуты. Я могу подарить ему две минуты. Может быть, это сработает. Может быть, это спасет нас. В конце концов, это всего лишь две минуты. Я стою и наслаждаюсь снегом в мае.
Лео повернулся к маме. Она склонилась над книжкой. А ведь сейчас она должна была смотреть на экран! Мама — непослушная девочка. Это она включила «Боба-строителя», значит, она тоже должна его смотреть. Лео нравилось сидеть у себя в комнате и разрисовывать фломастером стену, но мама привела его в гостиную и включила «Боба-строителя». Лео не очень любил этот мультик, зато он нравится маме. Она его включила — значит, должна смотреть.
— Мама, не цитай книзку. Смотли «Боба», — сказал он.
— Что? — Мама подняла голову.
— Не цитай книзку. Смотли «Боба». — Лео столкнул книжку с ее колен.
— Я просто хотела дочитать гла… — Она осеклась. — Ну ладно. Я буду смотреть «Боба-строителя». — Мама повернулась к телевизору.
— Мо-одец, мамочка! — Лео потрепал ее по колену. — Мо-одец!
Лео в возрасте двух с половиной лет
Глава 4
Мне нужно покурить.
Больше всего на свете мне сейчас нужно покурить. Это поможет мне успокоиться, снизит жар в крови, а то мне кажется, что она вот-вот вскипит. Дым создал бы физический барьер между мной и Мэлом, хотя духовного барьера, разделяющего нас в машине, вполне достаточно. Не знаю, кто из нас решил не разговаривать с другим, но мы не разговариваем.
Прошло уже пятнадцать минут с тех пор, как мы уехали из дома наших друзей, и все это время мы провели в гробовой тишине. Злость нашего молчания заглушает, кажется, и мерный рокот мотора, и наше дыхание, и тихое пощелкивание где-то в недрах машины. Домой ехать еще минут пятнадцать, и всю дорогу мы будем молчать. Это уж точно.
А самое худшее — и при мысли об этом у меня возникает ощущение, словно тупой нож врезается мне между ребер, ковыряет мою плоть, пытаясь найти так и не зажившую рану, — Мэл считает, что не сделал ничего плохого. Он действительно думает, что не сделал ничего плохого.
Я искоса смотрю на него. Зубы сжаты, желваки играют, карие глаза потемнели, он не сводит взгляда с дороги. Тело напряжено, костяшки пальцев побелели, так сильно он сжимает руль. Когда он меняет передачу, мне кажется, что он вырвет рычаг с корнем.
Он выставил нас на посмешище среди всех этих людей, а теперь сам же еще и злится.
Мне и вправду нужно покурить.
Я думаю о пачке сигарет — она спрятана в упаковке тампонов под мойкой в ванной. Сигареты ждут меня. Я щелкну зажигалкой, затянусь и вдохну сладостный дым. Сигареты исцелят меня, обнимут изнутри.
Мэл не знает, что я курю. То есть он думает, что я иногда курю на вечеринках или на работе, чтобы составить компанию шефу. Но он не знает, что каждые три-четыре дня я покупаю новую пачку сигарет, что хрустальная пепельница спрятана в кустах у нас за домом, что я пользуюсь ополаскивателем для рта, чтобы скрыть улики. И он уж точно даже представить себе не может, что эти сигареты спасают его от удара топором по голове.
— Ну что, Стеф, Мэл, когда вы заведете детей? — спросил у нас Винс.
Мы все сели ужинать. Приходилось терпеть привычные подколки Винса — ему нравилось подтрунивать над людьми. Впрочем, сегодня его шутки были необычно безобидными. Жена Винса, Кэрол, пригласила нас на ужин, и он хотел развлечь нас. Вот что он делал. Винс никого не хотел задеть, просто он был уже пьян. Даже когда он входил в раж и его шутки становились все неприятнее, он никогда не выбирал меня или Мэла объектом своих насмешек. Как никто не говорил о войне, так никто не говорил и о нашей бездетности.
После его фразы в комнате воцарилась тишина. Многие опустили головы и уставились в свои тарелки, кто-то пытался скрыть свою заинтересованность. Поэтому я поняла, что они говорили об этом, пока мы с Мэлом не приехали.
В этом-то и состоит опасность опозданий на встречу с друзьями. Они начинают судачить о тебе. Обсуждать тебя. Препарировать твою жизнь, отношения, взгляды. Они полагают, что знают все обо всех. Знают, в чем твоя ошибка, как справиться с твоей проблемой, как наладить твою жизнь. Они явно обсуждали нас с Мэлом и решили, что для полного счастья нам не хватает ребенка. Десять лет супружеской жизни не имели для них никакого значения. Главное — у нас нет детей.
Они знают меня лучше, чем Мэла, знают, что я обожаю детей, и поэтому подумали, что это Мэл не хочет заводить ребенка. И как мои друзья, они решили помочь. Пристыдить Мэла, чтобы он поступил правильно. Показать ему, как мне плохо без ребенка. Убедить его в том, что ребенок мне необходим.
Никто из них не знает правды. Даже Мэл.
Но тогда я об этом не подумала. Не могла. Если я начну думать об этом… Мэл же не знал! Он не мог знать! И никто из них не мог!
Я посмотрела на Кэрол — она тоже опустила голову. Она часто так поступала, когда ее муж открывал рот: съеживалась и опускала голову, моля Бога, чтобы поток его оскорблений поскорее выдохся.
Рут старалась скрыть свой интерес к этому вопросу. Ее губы изогнулись в ободряющей улыбке.
Напротив Рут сидит Грэм, ее муж. Он попивает вино и откровенно пялится на Мэла. Дайана тоже опустила голову — и хотя я не вижу ее лица, я знаю, что ее щеки покраснели от стыда. Она возмущена происходящим. Дайана и Дэн, ее муж, начали встречаться на последнем курсе университета. Дэн — лучший друг Винса, поэтому он хочет поддержать закадычного приятеля, нагло уставившись на меня.
Джулиан наклонился к тарелке, но не потому, что был смущен. Он просто предпочитал слушать, а не смотреть. Изучал интонации, следил за тем, какие слова они подчеркивают в речи, а какие пропускают. Его девушка, Фрэнки, мило улыбается. Мы за глаза называем ее «пустышкой». Никто в нашей компании не мог понять, почему наделенный блестящим умом Джулиан, относящийся к миру с некоторой долей снобизма, встречается с Фрэнки уже шесть лет.
В это мгновение я вижу искру любопытства в ее глазах. Она наматывает локон иссиня-черных волос на пальчик, как и всегда, но сейчас она явно следит за тем, что происходит. Они наверняка долго говорили на эту тему, раз даже Фрэнки заинтересовалась. И наконец, Николь и Джереми, пятая пара за столом. Им тоже любопытно, они ждут, что мы ответим на это.
Винс не подкалывал меня уже несколько месяцев — в основном из-за того, что я обычно первой приходила на встречу и ни у кого не появлялось возможности обсудить меня. Нас. К сожалению, прячась от тех женщин в уборной, я потеряла драгоценное время. Кроме того, у нас с Винсом была своя история. Я знала о нем больше, чем кто-либо за этим столом. Если он переступал черту, я могла остановить его одним взглядом, служившим напоминанием о том, что я знала о нем кое-что. Что-то, чего не знал даже Дэн. Я опустила глаза, глядя на свой ужин, и не знала, как реагировать. Если бы я принялась спорить, они решили бы, что на эту тему стоит говорить. С другой стороны, если бы я сделала вид, что это ничего не значит, все решили бы, что я лукавлю. Нужно было ответить правильно.
Я посмотрела на Винса, пожала плечами, улыбнулась.
— Не знаю. Может быть, никогда. — Надеюсь, в моих словах слышалась нотка беззаботности.
— Но ты была бы такой хорошей мамой, — закудахтала Кэрол. — Представить себе не могу, чтобы у тебя не было детей. Ты чудно ладишь с нашими малышами.
Уголки моего рта невольно дернулись, я улыбнулась еще шире. И ничего не могла с этим поделать. Какой приятный комплимент!
— Спасибо, — пробормотала я. — Какие теплые слова! У тебя замечательные дети.
— Они тебя обожают. Всегда рады видеть свою тетю Стеф. Поэтому… В общем, ты была бы отличной мамой.
— Спасибо. — Я покраснела.
Через мгновение я скорее почувствовала, чем увидела, как напряглось тело Мэла. Не зная о моих мыслях, можно было предположить, что я улыбаюсь, мечтая о том, какой замечательной мамой я буду. Они не понимали, что мне необходимы комплименты, как другим необходим воздух. Я жаждала внешнего одобрения, способного поддержать мою самооценку. Комплименты успокаивали меня. Ничто не могло порадовать меня больше.
Однако все остальные, те, кто не знал о том, что творится в моей душе, думали, должно быть, что я отчаянно хочу завести ребенка. Отчаянно хочу стать мамой. А Мэл…
Мэл решил, что я наслаждаюсь этим желанием, что я охвачена идеей будущего материнства. Настолько, что позабыла о том, что случилось восемь лет назад.
Нужно остановить это. Нужно сменить тему, иначе Мэл выйдет из себя.
Его эмоциональный взрыв будет тихим, незаметным, но разрушительным. Мэл не станет кричать, не будет рвать и метать, он сделает кое-что похуже: просто встанет и уйдет. Никому ничего не скажет, встанет, выйдет на улицу и усядется в машину, ожидая, чтобы я присоединилась к нему. Он так уже поступал пару раз, и я не выдержу, если Мэл опять поведет себя так. Из-за этих сцен люди думали, что мой муж — грубиян, который не умеет соблюдать приличия. Мои друзья беспокоились, что когда-нибудь, возможно, Мэл причинит мне боль. Физически.
