Тереза Крейн - Райский уголок
— Гидеон, неужели ты думаешь, что я не понимаю, что натворила? Знай, что я ненавижу себя за это. — Она повернулась к нему. Комната была пуста, дверь открыта. — Гидеон? Гидеон! — Комната ответила ей тишиной. На лестнице тоже было тихо. Она бросилась к окну.
Внизу по темной улице, опустив голову, шагала высокая фигура. Воротник куртки поднят, руки в карманах. При свете уличного фонаря тускло блестели капельки дождя на темных волосах и широких плечах. Потом он повернул за угол и скрылся.
Рейчел прижала пылающий лоб к стеклу и закрыла глаза.
Часть третья
1930
Глава одиннадцатая
Сгорбившись и наклонив голову от сильного ветра, бьющего в лицо, Хьюго Феллафилд стоял, крепко держась за поручни. Свинцово-серые вспенившиеся воды Бискайского залива темнели далеко внизу. В них отражалось мерцание огней, освещавших палубу. «Леди Бронвен» упорно преодолевала шторм на подходе к Лиссабону в надежде поскорее попасть в более спокойные воды. Сквозь рев ветра и плеск бушующих волн из салона, который находился у него за спиной, доносились звуки танцевальной музыки. Несмотря на разбушевавшуюся стихию, среди пассажиров нашлись стойкие люди, несомненно, наслаждавшиеся путешествием. А самые слабые за прошедшие двадцать четыре часа еще ни разу не покидали своих кают. Позади него вспыхнул яркий свет. Молодой человек и девушка, прижавшаяся к его руке, пошатываясь, вышли на качающуюся палубу. Они ступали осторожно, но все равно скользили и то и дело хватались за поручни. Девушка боязливо взвизгивала всякий раз, когда ветер норовил сбить их с ног. Хьюго отвернулся.
Как он мог впутаться в это дело? Как позволил себе оказаться в столь щекотливом положении?
Беспечный, с изящным акцентом голос Мориса Плейла до сих пор издевательски звучал в его ушах.
— Неприятности? О, мой дорогой — какие неприятности? Ничего подобного не случится, пока ты будешь продолжать делать то, что тебе говорят. — Его слова сопровождались неподражаемо очаровательной улыбкой. — Всего лишь мелкие поручения, вот и все. И, мой дорогой дружище, не забывай, что хозяева хорошо платят тебе…
Вот в чем таился корень зла. Проклятые деньги. Вернее, постоянная нехватка их. Но, нет — он сменил позу и стоял теперь лицом к палубе, воротник куртки был поднят, — если быть справедливым к самому себе, дело было не только в этом, но в чем-то большем. Он поддался на убедительные речи Плейла, у которого был хорошо подвешен язык, его пьянящим и будоражащим воображение разговорам о новом обществе, о золотой эре равенства, братства и справедливости. После первых дружеских встреч у Хьюго сложилось впечатление, что наконец-то он встретился со знающим, осведомленным человеком с перспективными идеями, и даже более того, с известным и уважаемым журналистом, остроумные атаки которого на бюрократические власти, а также статьи против европейского фашизма читали с восторгом в самых влиятельных кругах. По мнению Хьюго, это был один из немногих людей, обладавших новым мышлением. Разумеется, ему льстило то внимание, с которым Морис Плейл выслушивал его точку зрения, хотя сам Хьюго не считал себя человеком высокообразованным.
Задумавшись, он наморщил лоб. Каким недалеким, должно быть, казался он Морису!
Однако, если на то пошло, его рассуждения были и остаются искренними. Несмотря на свой добродушный, беззлобный характер, Хьюго всегда презирал политический цинизм отца. Он рос и мужал с другими идеями, и незаметно надвигающаяся угроза фашизма, который уже распространялся по Европе, вызывала у него ненависть и страх. Он с негодованием слушал брата Чарльза, когда тот выражал свое презрение к людям рабочего класса, к их попыткам заявить о своих правах в обществе, которое они строили не покладая рук. Он, Хьюго, возможно, не был блестящим Мыслителем, ко всегда твердо держался убеждения, что в политической системе страны существует неравенство, что предпочтение оказывается богатым — за счет бедных. Он всегда верит, что нужно искать более справедливый путь.
Нет, дело было не только в деньгах. Однако он не хотел обманывать себя мыслью, что его действия были продиктованы сугубо идейными соображениями. С горьким презрением к самому себе Хьюго вынужден был признать, что прежде всего на него подействовали крепость и превосходное качество виски, которым щедро угощал его Плейл, а также выразительный голос последнего, когда он делал свое предложение. А потом… стоило только начать. О Боже! Если бы он только мог вернуться назад на те несколько месяцев, он бы никогда…
— Привет. Здесь довольно прохладно, не так ли?
Вздрогнув, он повернулся и увидел возникшую из темноты рядом с ним фигурку. Филиппа Ван Дамм дружески улыбалась ему.
— После Лиссабона все наладится, — рассеянным тоном ответил он, все еще занятый своими мыслями.
— Все в порядке. Я ничуть не ругаю погоду. Вообще-то говоря, даже получаю от этого удовольствие. Хотя тетя Фи чувствует себя неважно. — Ее голос показался ему безжалостно жизнерадостным.
— О, я сожалею.
Филиппа улыбнулась.
— Не беспокойся. Она говорит, стоит ей только ступить на клочок твердой земли, как все пройдет.
Он кивнул с отсутствующим видом.
Филиппа не обращала внимания на его рассеянность.
— Когда мы должны прибыть в Лиссабон?
Хьюго вгляделся в темноту.
— Ветер встречный. Думаю, мы немного выбьемся из графика. Во вторник вечером. Возможно, в среду утром…
— С нетерпением жду этого момента. Я никогда не бывала в Лиссабоне. — К своему удивлению, Филиппа наслаждалась каждым мигом этого путешествия. Потрясение, которое она испытала после смерти матери, и последовавшая затем депрессия постепенно отпускали ее. Филиппа все еще печалилась и отчаянно скучала по матери, но она была молода, здорова, умна, и соблазны окружающего мира неодолимо влекли ее. Как заметил Тоби, Салли была бы первой, кто посоветовал бы ей наслаждаться жизнью. Как и обещал Тоби, острая боль потери единственно родного ей существа постепенно смягчалась. Она была жива, и жизнь волновала ее. Время — лучший лекарь. Ее раны постепенно заживали.
— Это великолепный город, — сказал Хьюго.
— Ты часто бывал там?
Опершись на локоть, он повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо.
— Да, довольно часто. Пароходы, совершающие кругосветное плавание, обычно заходят туда.
— А Мадейра? Должно быть, не дождешься момента, когда вновь увидишь остров? Тетя Фи называет его твоим вторым домом.
Его открытое мальчишеское лицо, отягощенное столь не свойственным ему угрюмым и озабоченным выражением, заметно смягчилось.
— Да, это правда.
Филиппа облокотилась на поручни и плотнее закуталась в теплый жакет, поеживаясь от порывов ветра.
— Расскажи мне о нем. — Ее ясные темные глаза были дружелюбными и доверчивыми как у ребенка.
Хьюго на минуту задумался.
— Мадейра — это гора, поднимающаяся из морских глубин. Цветущая гора, — поправился он, вдохновленный неподдельным интересом, который был написан на ее лице. — Я где-то слышал, будто этот остров — часть затонувшей Атлантиды. Климат там субтропический — никогда не бывает холодно, но и слишком жарко тоже не бывает. Дожди идут не слишком часто. Остров сам по себе невероятно тихий, уединенный, а жизнь на нем — размеренная и безмятежная. Я знаю, что повторяюсь, но он действительно захватывающе прекрасен. В это время года распускается мимоза, и запах вокруг поразительный. Levadas будут полны свежей воды…
— Levadas? Что это?
— Узкие желоба для воды — оросительные каналы. Таких путей для воды на острове многие мили. Когда-то они несли воду виноградникам. Вдоль каждого канала проложена тропа. По ним можно ходить до бесконечности — через горы, долины, мимо скал. — Глядя на ее очарованное лицо, он почувствовал, что на душе у него полегчало. Так бывало всегда, когда он садился на пароход, уносящий его из Англии к дому на острове. Ему была предоставлена месячная передышка. Морис Плейл со своими темными делами не отправится на Мадейру вслед за ним. За месяц — а, возможно, и больше, если ему удастся как-то исхитриться и задержаться на острове — могло случиться все, что угодно. «Хозяева» Плейла, как он их называл, вполне могли передумать. Сам Плейл мог попасть под автобус. О, не стоит быть таким кровожадным — пусть найдет себе другую жертву, более послушную. В Хьюго вновь заговорил его природный оптимизм. В конце концов, ситуация, возможно, не была совершенно безвыходной. Сознавая, что умышленно обманывает себя, он улыбнулся Филиппе, глядя на ее юное и полное любопытства лицо.
— Мамин дом стоит на склоне горы — это великолепное место. Оттуда открываются поистине чарующие виды. Если спуститься вниз, в город, можно покататься на санках.
