Рози Томас - Скверные девчонки. Книга 2
— Спасибо тебе, Лили, — сказал он.
— Спасибо тебе, Томазо, — эхом откликнулась она.
И тут их серьезность лопнула как мыльный пузырь. Они начали безудержно хохотать, глядя на свои нагие тела с налипшим песком. Томазо смахнул его со щек и живота Лили.
— Ай, ой! — вскрикивала она. Перестав смеяться, Томазо схватил ее за талию и поставил на ноги.
— Поплаваем? — спросил он.
— Наперегонки, — ответила Лили.
Они вскарабкались на гребень лощины и побежали к берегу, увязая в песке. На темном покрове воды серебрилось кружево пены. Они бросились в воду, издавая ра-дост-ные крики; холодная вода перехватывала дыхание. Лили поплыла, делая быстрые, сильные гребки, затем перевернулась на спину, и мягкая соленая волна скользнула по ней. Она нырнула, быстрая как угорь, и достала рукой зыбкий песок. Вынырнув рядом с Томазо, она почувствовала себя бодрой, чистой и радостной.
Искупавшись, они вытерли друг друга тенниской Томазо. Затем медленно побрели к мопеду. Укрывшись за голой теплой спиной своего друга, Лили вдыхала горячие земные запахи южного края, когда они мчались в Монтебелле, где, как знала Лили, ее ждала Джулия.
— Ну, интересный был фильм? — спросила Джулия, откладывая в сторону книгу и подавляя зевок.
— Да, очень, — спокойно солгала Лили.
— А где Томазо?
— Поехал прямо домой. — Лили подошла к матери и обняла ее за шею. — Я люблю тебя, мама.
Джулия улыбнулась, заметив, как Лили робко опустила глаза.
— Это хорошо. Это очень важно. И я тоже люблю тебя. Ты славная девочка, Лили.
Лили смотрела поверх ее головы в темноту незавешенного окна.
Глава двадцать пятая
Год 1977.
Эти две женщины уже давно сидели за угловым столиком. Официанты многозначительно поглядывали на них. Когда вошла блондинка, один из них резким жестом указал на нее своим коллегам.
Она направилась к угловому столику, за которым сидела, ожидая ее, темноволосая дама. Они обнялись, а затем, слегка отстранившись, долго смотрели друг на друга, смеясь и плача одновременно. Когда блондинка подняла на лоб темные очки, один из официантов стал утверждать, что это кинозвезда, хотя и не мог вспомнить ее имени. Другие лишь пожимали плечами.
Это был лучший ресторан в Неаполе. Нечасто встретишь кинозвезду так близко… Эти две женщины представляли странную пару.
Блондинка вошла, кутаясь в длинный меховой жакет, так как было уже по-январски холодно. Сняв жакет, она оказалась в облегающем темном платье с низким вырезом, открывавшим ее пышные белые груди с голубоватой ложбинкой.
Когда официанты подносили им блюда, то наклонялись пониже, притягиваемые, как магнитом, этим соблазнительным зрелищем. Темноволосая же была совсем другого типа: высокая, худощавая, почти изможденная. Одежда на ней была аккуратная, хотя и слегка поношенная, как будто основным ее требованием было лишь соблюдение приличий. Не очень искусно, коротко стриженные волосы обрамляли ее загорелое, удивительно привлекательное лицо с высокими скулами и крупным подвижным ртом. Она сделала заказ на местном итальянском наречии, уверенно жестикулируя смуглыми руками. Пальцы носили следы въевшейся грязи, как это бывает у рабочих, что составляло резкий контраст с блестящим малиновым маникюром ее приятельницы. Между собой женщины говорили на прекрасном английском. Они заказали также и выпивку. Блондинка выпивала все, а темноволосая лишь слегка пригубила из своего бокала в самом начале. Но когда приятное тепло согрело ее, она стала пить наравне со своей приятельницей. За первой бутылкой вина последовала вторая, а потом и третья.
Они смеялись все громче, привлекая косые взгляды посетителей, сидевших за соседними столиками, но вскоре неаполитанский ланч-тайм закончился и ресторан постепенно опустел.
— О, Мэтт, — вздохнула Джулия, откидываясь на спинку стула и держа в руке полный стакан. — Сколько прошло времени!
Глядя через стол на Мэтти, с ее неопределенно манящей, загадочной улыбкой, и на ее волосы, которые светились пышным ореолом, Джулия решила, что Мэтти почти не изменилась с тех пор, как они впервые познакомились. В самом начале их «взрослой» жизни.
Их жизни странно переплелись, и в этом сплетении все еще были нераспутанные узлы. Пропасть между ними сгладилась.
Все это, казалось, было слишком давно и довольно примитивно, чтобы об этом вспоминать. Важно то, что сейчас они опять вместе.
— Пять лет, — ответила Мэтти. — Уйма времени! Но ведь мы переписывались?
— Это я писала тебе!
— Но если ты решила похоронить себя здесь и никогда не возвращаться домой…
— Дом, Мэтт, там, где мы находимся, — сентиментально произнесла Джулия.
Мэтти подняла стакан.
— Ну давай за дом, который дорог сердцу.
Они весело выпили. Им уже казалось, что не было никаких пяти лет разлуки.
Элегантное помещение ресторана опустело, когда официант положил перед ними кругленький счет.
— Плачу я, — твердо сказала Мэтти. Она развернула листок, пожала плечами и бросила сверху свою кредитную карточку. — Я плохо разбираюсь в счетах и прочей подобной чепухе. Обычно этим занимается Митч, или студия, или еще кто-нибудь.
— Я рада видеть тебя счастливой, — искренне призналась Джулия. Она сжала своими шершавыми руками гладкие и нежные ладони Мэтти.
— Поедем домой, — попросила Джулия.
— Я думала, ты дома.
На улице, вдохнув свежий воздух короткой южной зимы, Джулия, шатаясь, прислонилась к Мэтти.
— Знаешь, милочка, я не привыкла пить. — Мэтти и сама нетвердо держалась на ногах. — Я хорошо сделала, что не приехала сюда на автомобиле.
— Вот как? — с удивлением спросила Мэтти.
— У меня нет машины. Я привыкла иногда пользоваться автомобилем Николо, но он вышел из строя и вряд ли его можно будет починить. Но мы оба решили уже никогда не покидать Монтебелле.
Они помогли друг другу сесть в такси, сказали, на какой вокзал ехать, и развалились на сиденьях в дымном салоне машины.
— Джулия, как ты поступишь с деньгами?
Джулия улыбнулась.
— У меня их нет. Были, как ты знаешь, я получила их от продажи дома и своего дела. Но большая часть пошла на реконструкцию парка. Ты знаешь, сколько стоит здесь плодородная почва?
— Не имею ни малейшего представления, — сухо ответила Мэтти.
— Так вот, огромные деньги. А каменотесы, подрядчики и десятки сотен луковиц прекрасных цветов? Зато теперь парк выглядит восхитительно. Люди приезжают полюбоваться на него. За это платят деньги, что дает возможность содержать одного садовника. А кроме того, там работаю я и еще несколько мужчин из лазарета. Так что все в порядке. Парк теперь будет содержаться как надо, что бы ни случилось.
Очевидно, Джулия приложила немало усилий, если так беспокоится о нем. Мэтти опять посмотрела на нее. Ей вдруг показалось, что эти худоба и странная одежда — не результат утонченной эксцентричности, а недостаток средств.
— Господе Иисусе! Сколько тебе нужно, Джулия?
Джулия рассмеялась, смутив Мэтти своим искренним весельем.
— Мне ничего не нужно, — сказала она. — Совсем ничего. И это так облегчает жизнь. Я перевоспиталась, Мэтти. — Она держала себя так же победоносно и независимо, как и Мэтти, хотя и на свой лад.
Взявшись за руки, они смотрели друг на друга.
На вокзале они отыскали свой поезд и заняли места рядышком. Шумный, кишащий людьми Неаполь остался позади, когда подруги, склонившись друг к другу на плечо, погрузились в сон. В Агрополи Джулия проснулась и растолкала Мэтти. Они зевали и протирали глаза, ошеломленные и сонные.
— Ведем себя как две старушки, — пожаловалась Джулия.
— Что ж тут удивительного, мне скоро стукнет сорок, — мрачно заметила Мэтти.
— Ты уже чувствуешь возраст?
Они стояли на платформе, в окружении багажа Мэтти.
— Ну как тебе сказать, — на лице Мэтти появилась ее обычная улыбка. — В основном я чувствую себя так же, как на первой вечеринке в те далекие годы. — И вслед за тем, продвигаясь к выходу, они разом запели «Мама, он строит мне глазки».
В такси, по дороге в Монтебелле, Мэтти с любопытством смотрела сначала вверх, потом вниз, на залив, открывавшийся взору позади них. Море было окутано белым зимним туманом, сквозь который, как сквозь прекрасную вуаль, неясно виднелась земля.
— Он похож на какую-то сказочную крепость, — сказала Мэтти.
— Это моя крепость, — ответила Джулия. Теперь, когда Мэтти была здесь, она уже и сама не знала, проявление это силы или слабости.
В маленьком домике Мэтти оторопело смотрела на голые стены и два простых стула по обе стороны холодной печки. Она слегка дрожала даже в своем меховом жакете, должно быть, потому, что через голубые жалюзи в комнату с равнины вползал туман.
— Да, ты права, ты действительно перевоспиталась.
