Карла Манглано - Тайный дневник Исабель
Я наблюдала за этим лишь пару минут, как вдруг из комнаты господина Ильяновича вышли трое, разговаривающих друг с другом почти шепотом: инспектор полиции Франке, занимавшийся данным делом, Ричард Виндфилд и твой брат Карл. Ричарда и Карла вообще часто можно было увидеть вдвоем, причем они были чем-то похожи на комический дуэт из какого-нибудь водевиля. Заметив меня, Карл лишь искоса чиркнул по мне взглядом, не прерывая разговора с инспектором и Ричардом. Ричард же, увидев меня, приподнял брови и, отделившись от своих спутников, направился ко мне.
— Как идет расследование? — спросила я.
— Нормально… Полицейские пока только осматривают место происшествия, — уклончиво ответил Ричард.
— Им еще не удалось ничего выяснить?
Ричард пожал плечами. Ему, видимо, не очень-то хотелось разговаривать на данную тему.
— Ильянович, похоже, наложил на себя руки… На пистолете есть только его отпечатки пальцев, отсутствуют следы насилия, окна закрыты на щеколды, через входную дверь замка никто не смог бы выйти незамеченным, а еще была найдена предсмертная записка, подтверждающая, что это самоубийство.
Последняя из всех этих подробностей, которую Ричард упомянул как бы между прочим, больше всего привлекла мое внимание.
— Предсмертная записка? — напуская на себя удивленный вид, спросила я. — А я ее там не видела…
Ричард, слегка смутившись, почесал голову.
— Э-э… Ее нашли полицейские… — начал бормотать он. — Вы ее, наверное, просто не заметили. Вы ведь были взволнованы, да и вообще… Ну, всякое бывает.
Мне показалось, что Ричард пытается от меня что-то скрыть, и я решила его обхитрить.
— Что я там все-таки заметила — несмотря на то, что была взволнована, да и вообще, всякое бывает, — стала иронизировать я, повторяя его слова, — так это то, что на полу лежало маленькое белое перо. Думаю, от полиции не ускользнула такая бросающаяся в глаза деталь.
— Вполне возможно… По правде говоря, я этого не знаю. Они не очень-то словоохотливы, когда речь заходит об их работе.
— Ну да.
— Я вообще-то собирался выпить чаю. Хотите составить мне компанию? — Ричард прервал этим предложением разговор, который, похоже, сильно его смущал.
Я интуитивно поняла, что мне вряд ли удастся выудить какие-нибудь интересные для меня сведения из скрытного и уклончивого Ричарда Виндфилда. Просто же пить с ним чай мне в данный момент не хотелось — да я так поступить и не могла. Ричард Виндфилд, возможно, был во всем Брунш-трихе единственным человеком, которого не только привела в смятение неожиданная смерть Бориса Ильяновича, но кто почувствовал себя жертвой предательства — предательства со стороны женщины, которая сначала дразнила его своими поцелуями, а затем провела ночь в покоях великого герцога. Его идол свалился со своего пьедестала… Или нет, он, Ричард, сам его оттуда стащил, пока он не причинил ему еще больше зла.
— Ричард, я… — попыталась я объяснить то, чего ему, наверное, не хотелось даже и пытаться понять.
— Ладно, не надо. Может, в другой раз.
Ричард пошел прочь, улыбнувшись мне вежливо, но отчужденно — как будто я была для него незнакомкой, с которой он случайно столкнулся в коридоре. Я посмотрела ему вслед, с грустью думая о том, что мужчины иногда лишают себя замечательной дружбы, пытаясь трансформировать ее в любовь.
Прежде чем пойти в свою комнату, я бросила быстрый взгляд на Карла и инспектора Франке. Они все еще о чем-то разговаривали. Возможно, этот полицейский, хотя он наверняка был скрытным и осторожным человеком, пытался многое Карлу объяснить. А может, они вдвоем что-то замышляли: их поведение заставило меня предположить, что эти двое видятся друг с другом далеко не в первый раз.
Я помню, что во внешности Генриха Франке — инспектора полиции, занимавшегося расследованием, — не было ничего примечательного: это был человек лет пятидесяти, невысокий, но крепко сложенный, с маленькими проницательными глазами, от которых, казалось, не ускользала ни одна мелочь, с тоненькими усиками, темнеющими над его ртом, из которого торчала казавшаяся неотъемлемой частью его лица дорогая сигара (такая сигара была для него чрезмерной роскошью, а потому он зачастую ее не курил, а просто держал во рту незажженной). В общем, в его внешности не было ничего примечательного, кроме двух деталей, на которые ты, разговаривая со мной о нем, сразу же обратил мое внимание: его кожа явно была уж слишком смуглой для того, чтобы его можно было счесть представителем одного из коренных европейских народов, а волосы на его голове — точнее, то, что от них осталось, потому что волосы у него росли лишь над ушами, да и то очень жиденько — были черными как уголь. Ты впоследствии говорил мне, что эти две его особенности невольно вызывали подозрение, что он по происхождению цыган. Но эти предположения не получали никакого подтверждения, однако они, по большому счету, являлись помехой в продвижении этого полицейского по служебной лестнице. И все же он день за днем настойчиво пытался доказать, что очень хорошо выполняет свою работу. Я вот и заподозрила его в том, что он холостяк. Чтобы это предположить, достаточно было всего лишь взглянуть на его одеяние человека среднего достатка: оно не только сильно контрастировало с мундирами и сшитыми на заказ безупречными штатскими костюмами аристократических обитателей Брунштриха, но и выглядело неухоженным и потертым от интенсивной носки. Из этого следовало, что инспектору Франке явно недостает в жизни хорошей женщины, которая, к примеру, пришила бы на его жилете пуговицу, уже еле-еле державшуюся, а также тщательно постирала и накрахмалила бы измятый и потемневший воротничок его рубашки.
В середине дня инспектор подошел ко мне с замаскированным под вежливую просьбу требованием: я должна дать ему показания о произошедших в замке событиях в качестве свидетеля. Он отвел меня в оружейную, которая была на время превращена в своего рода полицейский штаб, и предложил мне сесть в удобное кресло, тем самым начав процедуру, которую ему приходилось выполнять уже далеко не один раз.
— Записывай все то, что мы сейчас будем говорить, сержант, — приказал инспектор Франке молодому полицейскому, разрывавшемуся между желаниями успевать смотреть и в свой блокнот, и на мое платье, под которым перед его мысленным взором вырисовывались мои женские прелести. — Итак, барышня, не могли бы вы рассказать мне, что вы делали прошлой ночью, в то время, когда произошли известные вам события?
— Ну конечно, расскажу. После окончания празднования я вернулась в свою комнату. Посреди ночи…
— Извините, — перебил меня инспектор, — вы не могли бы указать более точное время?
— Пожалуй, могу. Я легла спать где-то между двумя часами и половиной третьего, а примерно между половиной пятого и пятью я услышала шум.
— Что это был за шум?
— Какие-то удары и беготня по коридорам. Как будто кто-то хлопал дверями или бросал тяжелые предметы на пол.
— Ara… Продолжайте.
— Я выглянула в коридор, чтобы узнать, что там происходит, и увидела великого герцога и маршала Комбеля. Вероятно, они тоже услышали шум и, опасаясь, что в дом пробрались воры, решили его осмотреть.
— А почему они не сообщили ничего охране замка?
— Не знаю. Наверное, они смогут ответить на этот вопрос. Воздержавшись от каких-либо реплик по этому поводу, инспектор жестом показал мне, чтобы я продолжила свой рассказ.
— Они спустились на первый этаж. Минут через пять-десять я услышала еще один удар… Хотя нет, еще раньше я увидела, как из своей комнаты вышла баронесса фон Вахер. Ее тоже разбудил доносившийся из коридора шум. Затем я спустилась на первый этаж и увидела в оружейной своего кузена. У него была рана на лбу. Его ударили по голове вазой: на полу повсюду валялись ее осколки.
— Вы кого-нибудь заметили?
— Нет, никого. Злоумышленник, по всей видимости, убежал в противоположном направлении еще до того, как я пришла.
— И что происходило дальше?
— Вскоре пришел мажордом, и его высочество отправил его за начальником охраны. Затем мы проводили его высочество в его покои, чтобы обработать там его рану.
— Вы и маршал?
— Да. Затем маршал ушел, и я ухаживала за его высочеством одна, пока не пришел врач. Через некоторое время мы услышали выстрел.
— А вы не помните, в какое именно время? Я на несколько секунд задумалась.
— Примерно в половине шестого. Во всяком случае, не позднее шести. Кстати, несколькими минутами раньше я выходила из покоев его высочества, чтобы принести ему болеутоляющее средство. Идя по коридору, я увидела, как из комнаты господина Ильяновича вышел герцог Карл.
— Вы абсолютно уверены, что это была именно та комната и что вы видели именно его?
— Да, абсолютно.
