Александра Грэй - Десять мужчин
Гонорары позволили мне забыть о съемной каморке на Голдбурн-роуд и купить квартиру на Стэнли-Крисчент, с двумя спальнями и видом на парк. Я играла в безвестном театрике, раз в неделю преподавала драму в тюрьме Холлоуэй и даже написала одноактную пьесу. Поиски общения постепенно сменились поисками себя, и я перестала замечать, сколько времени провожу в одиночестве. А однажды в пятницу вечером на пути домой я заглянула в местную церковь и поняла, что такова теперь моя идея светской жизни.
Я постигла искусство одиночества (не зря называемое абсолютным уединением), но вдруг позавидовала своим тюремным студентам, запертым в четырех стенах двадцать четыре часа в сутки, зато непременно в компании. Самый большой фокус жизни в том, чтобы научиться радоваться покою одиночества, не отказываясь от общества других, а точнее — его, Единственного. Кажется, я была готова попытаться еще раз.
Но даже самые лучшие намерения не гарантировали от повторения ошибок. Я всегда посмеивалась над теми, кто выбирает партнеров одного типа, но была вынуждена признать, что сама склонна поступать так же. Если физических предпочтений у меня и не было, то личность я всегда выбирала одну и ту же. Внешностью, характерами и жизненными обстоятельствами мои мужчины разнились, но их объединяла одна общая черта.
Недоступность мужчины — вот что стало для меня афродизиаком, а встречая мужчину свободного и готового любить, я сама начинала вести себя как недоступный мужчина. Теперь причина была очевидна: я выбирала мужчин, не способных на серьезные отношения, потому что мне это удобно, потому что я сама сомневалась в своей способности к серьезным отношениям.
Итак, решив, что не могу доверять себе в выборе мужчины иного типа, я предпочла одиночество. Посвятила себя молитвам для очищения души и сеансам психотерапии для упорядочения мыслей. Когда-нибудь, думала я, возможно, мне удастся разорвать порочный круг отношений не с теми мужчинами.
Пока я изучала подноготную своей жизни, моя сестра наслаждалась своей: двое чудных детей и обожающий муж. Как ни стремилась я убедиться, что мужчина — не главное, сестра своей жизнью доказывала обратное. Чаще всего мне удавалось уговорить себя, что я счастлива и без мужчины, но ни молитвы, ни сеансы психотерапии не приносили ощущения полноты и цельности жизни.
— Это нормально, — твердила мне агент. — В одиночестве хорошо только старым псам.
А я, гуляя вечерами по парку, думала о том, что и старые псы, похоже, предпочитают компанию.
* * *Всякий раз, покупая племянницам подарки, я тосковала по собственному нерожденному малышу. Девчушки сестры родились с разницей в три года и неделю, поэтому раз в год я наведывалась в соседний магазин игрушек и отправляла в Штаты объемистый пакет. Прежде мне нравилось выбирать подарки, но в тот раз почему-то взяла тоска. Я разглядывала краски с веселыми дельфинами на крышке коробки — и мечтала о детской болтовне, теплых пальчиках в моей ладони и объятиях на ночь.
Краски подойдут для одной из племянниц, решила я. Любуясь коробкой, я шагнула назад и наткнулась спиной на стойку с книгами. Та зашаталась, я сделала попытку ее удержать, но поздно. Книжки и раскраски для самых маленьких разлетелись по полу.
— Пап, берегись! — Тонкий светловолосый мальчик отпрыгнул в сторону от рухнувшей стойки.
Его отец оказался не столь проворен: сидя на корточках, он принял на себя проклятую стойку.
— Какого дьявола?.. — Потирая затылок, отец поднялся на ноги. Процесс казался бесконечным: мужчина просто невероятно высок.
— Извините. Простите. Мне очень жаль, что так вышло. — Я почувствовала, что краснею.
— Все в порядке, правда, пап? — Ясные серые глаза ребенка устремлены на отца: не пострадал ли тот?
— Да-да, конечно…
Вид у папы ошарашенный. Мы оба одновременно опустили глаза на усыпавшие пол книжки. Впечатление такое, будто здесь взорвалась бомба. Я упала на колени, принялась собирать книги и шепнула мальчику, который бросился мне помогать:
— Извини.
— Да хватит вам извиняться. Папа у меня сильный, выдержит. А я эти книжки в школе читал. Вот эта — мура. — Он показал стихи про лягушек, потянулся за другой книжкой. — А эта классная, почитайте.
Отец высился над нами, все потирая затылок — теперь уже скорее в замешательстве от сцены под его ногами, чем от боли.
— Какой ужас! — К нам подлетела менеджер магазина. — Ваш сын не ушибся? С ним все в порядке?
Я не сразу поняла, что обращаются ко мне.
— Он в порядке, это я ушибленный. — Отец мальчика усмехнулся. — Обожаю с утра пораньше по затылку получить. Сразу понимаешь, что живой.
Я была благодарна: не стал вдаваться в объяснения, что я ребенку не мать.
— Вы бы укрепили эту штуку, — продолжил мужчина, одной рукой возвратив стойку на место. — Кому-нибудь может и не так повезти.
— Вы правы. Сию же минуту укрепим.
— Мы, собственно, «Плейстейшн» пришли выбрать.
— Это здесь, — указала менеджер.
— Ну надо же. Гляжу в книгу… — Отец хмыкнул и вытянул игру с полки.
— Пап, а «Боевой топор»? Ты обещал. — Мальчик ускакал вслед за отцом к кассе.
— В следующий раз, Фрэнк. Через неделю, идет?
— Давай я сам куплю. Сколько у меня денег? Или ты их потратил?
— Прошу прощения… — окликнула я, но отец и сын не услышали, поглощенные серьезной беседой о финансах. — Эй, Фрэнк!
Мальчик оглянулся, сдвинув бровки, пытаясь сообразить, откуда я знаю его имя.
— Ты забыл рюкзак.
Отец положил деньги на прилавок и, оставив сына расплачиваться, возвратился ко мне.
— Спасибо.
Мы молчали, глядя друг на друга. Вблизи он был настолько внушителен, что я забыла и о красках, и о книжках, и о рюкзаке. Отец Фрэнка, похоже, тоже не сразу вспомнил, зачем подошел, но затем протянул к рюкзаку руку — и мы вместе ухватились за темно-зеленую лямку. Мне вдруг ужасно захотелось сказать что-нибудь еще, помимо слов прощания.
— Приятно было…
— Пап! С голоду умираю! — крикнул Фрэнк.
Я разжала пальцы, отпуская лямку — и то единственное, что нас объединяло.
— Еще не завтракали, — объяснил мне отец Фрэнка.
— Надеюсь, я вас не сильно ушибла.
— Не так чтобы очень. — И он улыбнулся. Собственно, это и улыбкой не назовешь, но от уголков глаз разбежались морщинки, словно он мне подмигнул.
А затем он повернулся и вместе с сыном зашагал из магазина.
* * *Я отправила посылку, и у меня еще осталось время на завтрак в любимом кафе. «У Тома», как всегда по субботам, все столики были заняты, и я встала в очередь снаружи.
— Один есть кто-нибудь? — спросил официант.
— Да. — Я выступила из очереди. И в одиночестве имеются свои преимущества.
— Подсесть не против?
— Нет, — соврала я. Разумеется, я терпеть не могла делить с кем-нибудь столик, но выбора не было: если не позавтракать сейчас, то можно будет заказывать обед.
— Садитесь к нам! — раздался детский голос.
— Не возражаете? — обратился ко мне официант.
Я повернула голову — и встретила ясный серый взгляд Фрэнка.
— Привет еще раз, Фрэнк. Уверен, что я не помешаю?
— Да, мы уверены, правда, пап?
Отец мальчика разговаривал по телефону, однако улыбнулся и кивнул на свободный стул, словно отдав приказ садиться. Что я и сделала.
— Сыграем? — предложил Фрэнк. На столе перед ним были разложены карты. — Одному неинтересно.
Посреди нашей первой игры (я проиграла) Фрэнк спросил:
— Извините… Можно узнать — вы ведь мама из рекламы «Бэби Ботс», правда? Я вас по телику видел.
— Это я. Только ребенок не мой.
— В смысле — вы ничья не мама?
— Нет, — рассмеялась я. — Это все понарошку.
Мы еще раз сыграли, я опять проиграла, заказала кофе с булочкой и снова проиграла. А тут и отец Фрэнка закончил разговор.
— Вы за нами шпионите? — На этот раз он улыбнулся по-настоящему.
Этот гигант на «привет» не разменивался, но он был симпатичный, и глаза у него так и сияли — особенно когда наконец принесли их заказ. Фрэнк завтракал молочным коктейлем и вафлями с кленовым сиропом, а его отец — всем, что «У Тома» на кухне нашлось жареного, плюс черный кофе.
— Диета, как всегда, начнется завтра, — вздохнул он, пристраивая салфетку на коленях.
Кажется, он собирался поговорить со мной, но телефон снова зазвонил. Отец Фрэнка жевал с телефоном у уха.
А его сын смотрел на меня, вскинув брови.
— Мы почти каждый день после школы здесь перекусываем, потому что наша автобусная остановка рядом. — Он с шумом тянул через трубочку остатки коктейля.
— Еще хочешь?
— В другой раз, а то уже целый обед будет. Между прочим, автобус номер пятьдесят два.
Фрэнк определенно подсказывал мне, где и когда можно на них снова натолкнуться. А я не возражала. Его отец не мог не понравиться, и я едва не заказала вторую булочку, чтобы задержаться, но вовремя одумалась. Он ради меня даже телефонный разговор не прекратил, о каком интересе может идти речь?
