Александра Грэй - Десять мужчин
А вот к чему я не была готова совершенно, так это к крови и боли спустя три месяца — когда потеряла своего малыша. С физическим шоком справиться оказалось проще, чем привыкнуть к пустоте, оставленной едва видимым плодом. У моего малыша было все для жизни, кроме самой жизни, и еще много недель меня преследовали страшная усталость, чувство потери и разочарование.
* * *Вместе с Рождеством пришло время ехать домой — к праздничной мессе, гимнам и моей дорогой маме. Дома меня ждали также нескончаемый телевизор, нескончаемая еда и Гарольд с Филлис, старики-соседи, которые брали маму в прочные тиски осады каждое Рождество с тех пор, как мы с сестрой вышли замуж.
День напролет Гарольд сидел в большом кресле, катал во рту вставные челюсти и наливался домашним джином прямо из бутылки, радостно пуская туда слюни, чтобы ни с кем не делиться. Старик мерзкий, его жена сварлива от многолетнего презрения, и оба не прочь злоупотребить гостеприимством моей мамы.
На редкость теплым Рождеством мы зажгли газовый камин по просьбе слегка озябшей Филлис и в тропической духоте расправились с праздничной индейкой. Не в силах больше видеть ни еду, ни телевизор, я улизнула в свою комнату, распахнула окно и, глядя в сад на мамин любимый орех, дышала прохладой, пока не зазвонил телефон.
— Алло? — выдохнула я в трубку, слетев вниз по лестнице.
— Счастливого Рождества!
Я сразу узнала этот голос.
— А мне сказали, ты в Америке, — продолжал он.
— Уже в Лондоне.
— Я так скучаю…
Он на миг умолк, а я затаила дыхание во внезапной надежде услышать «по тебе».
— Правда, я очень скучаю по вкусностям твоей мамы, — закончил он, и у меня упало сердце.
— Где ты?
— Рядом, у родителей. Тебя вспоминал… всех вас. Подумал, может, зайти?
— Заходи в любое время. — Я сама удивилась пылкости своего приглашения.
— Ладно. Завтра зайду.
Он первым повесил трубку.
Я вернулась к себе, растянулась на кровати и, лежа в темноте, вспоминала вечер своего знакомства с бывшим мужем. Впервые со дня моего бегства я представила, как опозорила его перед коллегами и учениками. Быть может, время залечило обиду? Во всяком случае, в трубке его голос звучал довольно дружелюбно. Быть может, я наконец готова стать его женой, ведь я научилась довольствоваться малым, да и притяжение далеких стран больше не собьет меня с пути истинного.
Ближе к ночи, когда мама раскладывала миндально-изюмную начинку на кругляши сырого теста, я попыталась небрежным тоном сообщить ей, что завтра пирожки будут кстати: придет мой бывший муж. Но его имя застряло в горле. Мама тоже замерла с поднятой ложкой:
— Он придет сюда?
— Да. Хочет повидаться со мной. С нами.
— Ох, дорогая! — Мама раскрыла мне объятия.
* * *Он постучал в дверь, и я пошла открывать с тем же радостным волнением, что испытывала в семнадцать лет. А он, как и прежде, на шаг отступил от порога — словно для того, чтобы лучше меня рассмотреть. А я взглянула на бывшего мужа глазами взрослой женщины. Он был так же хорош собой, с таким же открытым лицом, такой же широкой улыбкой. И все же весь он стал как-то… меньше.
Я пригласила его в гостиную и устроилась рядышком с ним на диване. Гарольд с Филлис, которые опять торчали у нас, развернулись от телевизора к нам, открыв для себя развлечение иного рода. Но меня сейчас и они не смущали. Мне было легко с бывшим мужем, нас связывала близость людей, однажды любивших друг друга. Он по-прежнему был частью моей семьи, моей жизни. И нескольких минут не прошло, а я уже думала о том, что лучшего рождественского подарка не получала.
— Когда вернулась в Англию?
Я смотрела на его губы, как будто впервые заметила их форму.
— Почти два года назад.
— С дипломом?
— Конечно, — подтвердила я с гордостью. Его ученым коллегам больше меня не устрашить.
— Чем занимаешься в Лондоне?
— Сейчас в основном пробами. Но мне дали роль в спектакле.
— Ух ты! В Вест-Энде?
— Ну что ты. В театрике над пабом в Ислингтоне.
— Рискованная профессия. Брось ты ее, роди ребенка. Ты будешь замечательной матерью.
Я уставилась в пол. Никто в целом свете, даже мама, не знал, что несколько месяцев назад я ждала ребенка.
— Как ты себе это представляешь? Чтобы ребенка родить, нужны двое. Кстати, если люди когда-то были женаты… — Я умолкла. Слова сорвались с языка, не дав мне шанс их обдумать.
— Собственно, я потому и пришел…
При мысли, что он сделает мне предложение на глазах у Гарольда и Филлис, моя спина сама собой выпрямилась, а грудь выпятилась, как у чемпиона перед вручением приза.
— Еще кофе? — спросила мама, проходя через гостиную на кухню. Она все утро переживала, чувствуя, что в воздухе что-то носится.
— С удовольствием, — тепло отозвался мой муж, и я убедилась, что готова ответить «да». — Я как раз хотел вам сказать… — Он поднял глаза на маму, затем повернулся ко мне: — Тебе хотел сказать…
«Вот оно! — подумала я. — Пришел момент моего искупления».
— Я женюсь.
— Когда? — каркнула я.
— Завтра.
Прикусив губу, я ощутила вкус крови и прохрипела:
— Это же… замечательно.
— Надеюсь, так и будет. Все будет хорошо. У нас все будет хорошо. Понимаете, она ждет ребенка, и мы подумали, что это самый лучший выход. Жениться, я имею в виду.
Я улыбнулась, скрывая шок от его радостных известий, и мой теперь уже очень бывший муж был любезен настолько, что не заметил моих слез. Он сосредоточился на пирожках, а когда блюдо опустело, начал прощаться:
— Мне пора, родители ждут.
Мы вместе дошли до его машины. Накрапывал дождь, и только дрозд на яблоне приветствовал хмурый зимний день.
— Извини, что… ерунду сморозила.
Мой бывший муж повернулся и крепко меня обнял, прижав лицом к своей шее, так что я вдохнула запах его кожи.
— Не теряй времени, — сказал он. — Найди хорошего парня и начни жизнь заново.
Я помахала ему на прощанье и еще долго стояла на пустой улице, даже не пытаясь осушить потоки слез на щеках. А на кухне плакала мама, помешивая подливку: булькают овощи, поднимается над кастрюлей пар, обед почти готов, никто не голоден.
— Твоего малыша носит другая женщина, — сказала мама, пустыми глазами глядя в окно.
* * *Сбежать. Этот шанс всегда маячил где-то в уголке моего сознания, а теперь бежать было некуда. Пора было остановиться. Но стоило мне остановиться — и я начинала плакать. Оплакивала свой брак и потерю ребенка, мечты и разочарования. Много недель спустя источник слез иссяк, зато открылись неисчерпаемые запасы злости и возмущения. Я поверить не могла, что муж убеждал меня бросить профессию — единственную радость и величайшую страсть моей жизни — ради того, чтобы принять предложение первого попавшегося «хорошего парня», ознаменовав тем самым начало новой жизни. Совет, достойный старухи из романа восемнадцатого века, который бесил меня тем сильнее, что я сама только-только выросла из этого романтического идеала. Да, я закончила один из самых прогрессивных университетов Америки, однако гуманитарным наукам не удалось отлучить меня от груди романтизма. Только теперь я поняла, что в хищном мире ненависти и лицемерия надежда встретить умного, тонкого, сексуального мужчину с чувством юмора не просто сомнительна, но совершенно безнадежна. Скорее наступит мир во всем мире.
Выход один: жить в согласии с собой и не считать себя неудачницей только потому, что рядом нет «второй половины». И я старалась не заглядывать в будущее, а радоваться каждому дню. Каждую ночь, засыпая одна в постели, я молилась о том, чтобы быть благодарной за свою жизнь, какова она есть.
* * *— Дорогая! Вот она и пришла, ваша удача. Теперь вы — лицо «Бэби Ботс»! — проскрипела в трубку моя агентша.
— Это хорошо?
— Великолепно! Слава не за горами.
— Речь ведь о детских салфетках. Вы считаете, это шаг вверх по карьерной лестнице?
— Какая карьера, дорогая? Вам уже под сорок. Нужны другие доказательства?
— Нет.
После трех лет бесконечных проб я смирилась с тем, что останусь актрисой периферийных театров.
— Ответ нужен сегодня. Я считаю, мы говорим «да».
— Что ж…
— Это «да»?
— Да.
— Я выбью для вас наивыгоднейшую сделку. Будете богаты, дорогая!
И не обманула. Реклама салфеток для младенцев обещала сделать меня богаче, чем я могла мечтать. Мне всего-то и нужно было улыбнуться в камеру, держа ребенка на одной руке, а салфетку в другой, и сказать: «У нас обоих такие нежные щечки». Вытираем попку малыша салфеткой, затем снова мое лицо крупным планом. «Вот такие у нас нежные щечки», — повторяю я. В этих райских кущах все сияло белизной, а мои волосы подхватывал ветерок из окна. На мой взгляд, реклама не салфеток, но одиноких матерей, однако представители «Бэби Ботс» были в восторге. Мои изображения с младенцем на руках начали марш по всему свету, появляясь на боках автобусов и рекламных щитах.
