Тереза Ревэй - Лейла. По ту сторону Босфора
Окружающая суета постепенно исчезала. Теперь весь мир для нее сводился к руке Ханса, его лицу, которое она желала ласкать, к его губам, которые хотела целовать. И это желание понемногу приводило ее в себя, пробуждало притупленные чувства.
— Не знаю, что со мной будет завтра, но я бы хотела, чтобы ты стал частью моей жизни, — призналась Лейла.
Ханс, который так боялся, что никогда не увидит любимую, чуть не взлетел от порыва счастья. Через несколько дней после их расставания на черноморском берегу он, обезумевший от волнения, подумывал отправиться в Стамбул. Но почему-то не мог избавиться от чувства, что не имеет права отбирать Лейлу у супруга. Он также боялся писать, не желая доставлять ей неприятности. Только Лейла, только она сама, должна решить судьбу их любви.
Несколько недель без новостей он безропотно смирился. Впервые в жизни Анатолия его ранила. Он больше не находил поддержки в этой суровой природе, ведь здесь все напоминало о Лейле. Боль стала невыносимой. В период нескончаемых сражений он даже думал, что смерть могла бы стать облегчением. Ханс был ранен осколком в ногу и решил вернуться в Берлин. Он снял жилье недалеко от Курфюрстендамма. Удивительно, но против всех ожиданий Лейла сдержала свое обещание. Ее смелость преодолела расстояния.
В таверне было шумно. Ханс поднес руку Лейлы к губам, затем ко лбу. Что он мог ей предложить? Ничего, кроме своей жизни и имени. Возможно, ее муж когда-нибудь и согласится на развод и тогда они смогут быть вместе. Однако он знал: чтобы жить с этой женщиной, он должен отказаться от своей религии и принять ислам. Лейла не выйдет замуж за неверного. Да и он никогда ее об этом не попросит.
Глава 12
Лейла переняла энергичную походку берлинских женщин. Ее каблучки звонко стучали по ступенькам, когда она вошла в метро, чтобы ехать к Хансу. Обычно она покупала в бакалейной лавке бутылку вина, иногда какие-нибудь сладости. Лейла шутила с торговцами. Вежливо приветствовала привратницу, которую приручила, преподнося ей время от времени букет фиалок. Если Ханса не было дома, женщина открывала дверь своим ключом, растапливала печь и устраивалась в кресле читать, накинув на плечи шаль. Преподавателя не нужно было долго ждать. Обычно, переступив порог, он швырял сумку на стол и раскрывал объятия. Затем отводил ее в комнату, где они неутолимо и ненасытно занимались любовью, отгородившись шторами от серых улиц.
Он всегда настаивал на том, чтобы провести ее к «Адлону», однако не приближался к входу. Она оборачивалась, чтобы увидеть его под липами: поднятый воротник пальто, руки в карманах. Ханс завидовал Селиму, но не говорил об этом с Лейлой. И женщина была ему благодарна. Их связь должна быть счастливой. Она не хотела, чтобы ее омрачали тучи.
Однако как не думать о будущем? Ей еще нет и тридцати. Она желала ясной, без всяких жалких тайн, жизни. И хотела иметь детей от любимого мужчины. Ханс не скрывал своих намерений принять ее веру и жениться на ней. Это было серьезное решение, и его искренность крайне тронула молодую женщину. Они будут жить в йали, пылко говорил он, убежденный, что они оба не выдержат разлуки с Босфором. Он будет заниматься раскопками в Хаттуша и работой в стамбульском музее. Слушая, как он описывает идиллическую картину, Лейла убеждалась, что все возможно и очевидно. Но такой энтузиазм иногда пугал суеверную турчанку, которая предчувствовала, что придется еще преодолеть множество преград.
После смерти Перихан Лейла стала намного более робкой с Селимом. Она боялась причинить ему боль, хотя и считала себя свободной от брачных уз. Она также боялась упрямства супруга. Лейла приняла под своей крышей Нилюфер, но муж по-прежнему был очень привязан к старшей жене. Вторая жена разочаровала его. Слишком мягкая и покорная, недостаточно образованная, она начала ему надоедать. Супруг никогда не подарит Лейле свободу по своей воле. Придется заставить его, а эта мысль очень ей не нравилась.
— Похоже, тебе нравится в Берлине, — улыбнулся Селим, надевая смокинг. — Ты не устаешь бегать целый день по городу?
Они были приглашены на прием в шикарную виллу в район Далем. Лейла развернулась к зеркалу поправить парчовый тюрбан, проверила, чтобы прямое шелковое муслиновое платье, вышитое жемчугом, закрывало щиколотки. Она будет среди самых элегантных женщин. Иногда случалось, что она не узнавала себя в зеркале, словно ее тело пропиталось западной яркостью. Она сияла, и это было заметно. Возможно, даже слишком.
— Здесь столько интересных вещей, — рассеянно ответила Лейла.
— Ты не скучаешь?
— Я постоянно в поиске сюжетов, которые будут интересны моим читательницам. Многие берлинские женщины согласились принять меня и ответить на мои вопросы.
Лейле немки казались экзотичными и обаятельными. Они ходили по большим великолепным магазинам, работали в зданиях, холлы которых были украшены мрамором и сталью, обедали в ресторанах. Они свободно высказывались, имели право голоса. У них были короткие стрижки с завивкой, ногти, покрытые ярко-красным лаком. По ночам они курили сигареты и танцевали до рассвета.
— Они просто-напросто похожи на жительниц Пера, — пробурчал Ханс.
— Вовсе нет! У нас женщины застряли в прошлом веке. А берлинские дамы свободны, понимаешь? По-настоящему свободны.
— И это явно тебя восхищает.
Как отрицать очевидное? Да, она счастлива находиться в Берлине! Совершенно неожиданно этот город вернул ее к жизни. Ее даже не пугала нищета. Ханс водил ее по лабиринтам жалких улочек позади Александерплац. Бородатые евреи в бархатных ермолках напомнили ей Восток. В Шарлоттенбурге русские открыли такие же рестораны, как в Пера. В кабаре Курфюрстендамм танцевали обнаженные девушки. Здесь же употребляли кокаин.
— После войны мир изменился, — объявила Лейла. — И мы не сможем вернуться назад.
Селим еще никогда не видел жену такой красивой и сияющей. Обеспокоенный, он почти сожалел, что предложил ей сопровождать его. Безусловно, он хотел поблагодарить ее за благосклонность по отношению к Нилюфер, но на самом деле он больше всего боялся остаться один. Потеря Перихан стала для него глубокой душевной травмой. От горя он и сейчас иногда просыпался по ночам. И если обстановка в его кошмарных снах менялась, то исход был одним и тем же: его малышка умирала у него на глазах, моля о помощи.
Ему вдруг стало душно, и, немного повозившись с ручкой, он распахнул окно. Секретарь выглянул наружу и вдохнул влажный мартовский воздух. У него на лбу выступила испарина.
— Ты плохо себя чувствуешь? — спросила Лейла, положив руку ему на плечо.
Он закрыл глаза, собираясь с мыслями.
— Все в порядке… Просто сегодня утром меня ошарашила новость об убийстве Талаат-паши. Странно, не правда ли?
Бывший министр внутренних дел османского правительства, который скрывался в Берлине от преследований, среди бела дня был убит выстрелом из револьвера.
— По-видимому, убийцей оказался молодой армянин, который хотел отомстить за изгнание своего народа, — сказала Лейла.
— Я понимаю его поступок, но и осуждаю его. Куда катится мир, если мы занимаемся самосудом? Ты готова, любовь моя? — добавил он веселее. — Ты великолепна. Я вижу, что с приездом в Берлин ты расцветаешь, как роза. Я должен волноваться?
Под задорным тоном скрывались серьезные нотки. Селим пристально на нее смотрел. «Подозревает ли он меня в чем-нибудь? — задалась Лейла вопросом. — Это невозможно!» Он слишком занят. Она может свободно передвигаться по городу. Эта опьяняющая независимость! Неужели при всем при этом они с Хансом недостаточно осторожны? У нее по спине пробежал холодок. Внезапно появилось ощущение, что вокруг горла стягивается узел.
Граната взорвалась как раз в тот момент, когда они собирались сесть в такси. Лейла лишь заметила белую вспышку. От страшного шума у нее лопнули барабанные перепонки, и ее отбросило ударной волной на тротуар.
Лейла пришла в себя, лежа на земле. Кто-то легко хлопал ее по щекам. Ошалевшая, она заметила на своем пальто и белых перчатках пятна крови. От такси осталась груда дымящегося метала, вокруг которого бегали люди с огнетушителями. Она хотела позвать Селима, но не смогла выговорить его имя. Двое лакеев помогли ей подняться. Они несли ее внутрь, и у них под ногами скрежетало разбитое стекло.
— Где мой супруг? — наконец сипло произнесла Лейла.
Ее устроили в кресле рядом с фонтаном. От любопытных взглядов ее скрывали ширмы. Из раны на лбу сочилась кровь. У нее сдали нервы, и она дрожала, словно ее лихорадило. Врач поспешил осмотреть женщину. Несмотря на невыносимый гул в ушах, ей удалось услышать то, что он говорил.
— Мадам, вам нужно наложить швы.
— Мой муж? Что с ним?
— Его отвезли в госпиталь. Его ранило.
