Лорна Мартин - Женщина на грани нервного срыва
— Я, пожалуй, с тобой соглашусь, — сказала Кэти. — Хотя вопрос, конечно, — умора. Все равно что спросить: «Со сколькими мужиками ты спала?» Если парень этим интересуется, значит, ему не нужны взрослые, равноправные отношения. Он хочет непорочную маленькую девочку. Разумеется, его устроит только один ответ: «Я чиста, невинна и берегла себя для тебя». Или: «Один, но все было так ужасно, что это не считается». Пардон, но правда такова: большинство женщин нашего возраста уже бывали влюблены, в курсе, что такое секс, и, возможно, даже бывали частью любовного треугольника. Если мужик не может примириться с тем, что у женщин есть прошлое, пусть болтается возле какой-нибудь школы и присматривает себе нетронутую девицу. Хотя сейчас такие, наверное, встречаются реже, чем единороги. Интересно, а сам-то он что — весь из себя высоконравственный?
— Так что ты ответила? — спросила я.
— Я сказала ему правду. Сказала, что однажды оступилась. Это стало для меня хорошим уроком, повторять который я не намерена. Объяснила, что для меня это был способ прекратить ненужные отношения. Не самый лучший способ, согласна, но зато действенный. Иногда приходится сделать большую ошибку, чтобы понять, какие поступки правильные, а какие нет. Ошибки — это очень больно, но они помогают выяснить, кто мы на самом деле. Я сказала, что теперь знаю, какова я. И знаю, чего хочу.
— А он что?
— Сразу притих и повторил, что доверие для него очень важно. Я ответила, что тоже ценю доверие и честность, поэтому и сказала ему правду. А он заявил: «Изменила один раз — изменишь и другой».
— Чушь собачья, — сказала я. — Ясное дело, бывают серийные изменщики. Но среди моих знакомых абсолютно все женщины и очень многие парни, которые впутывались в такие истории, потом страшно об этом жалели. Оно им надо — во второй-то раз?
— Полностью согласна, — кивнула Рэчел. — Но многие так не считают. Люди не умеют ставить себя на место других. Я и сама всегда осуждала тех, кто изменяет, пока не влипла в такую ситуацию. В общем, я ушла. Не хочу лезть вон из кожи, пытаясь убедить его, что достойна его любви. Жизнь слишком коротка.
На следующее утро был назначен прием у доктора Дж. Наконец-то. Я немножко робела, как перед встречей с близким человеком после долгой разлуки. Мне предстояло возобновить плотное общение с женщиной, о существовании которой я и не подозревала девять месяцев назад и которая теперь знала обо мне больше, чем кто-либо другой в этом мире.
Как обычно, я проснулась на час раньше и тут же начала беспокоиться. Какой она будет после отпуска? Молчаливой и мрачной, как в самом начале, или острой на язык стервой, которая доводила меня до белого каления в последние недели июля?
Она встретила меня своим обычным «Входите, пожалуйста». Удивительно, но мне захотелось ее обнять. Вместо этого я криво улыбнулась. Да уж, эта дама никогда не изменяет своим привычкам. Я быстро подсчитала про себя, что к настоящему моменту услышала «Входите, пожалуйста» больше восьмидесяти раз. «Здравствуйте, заходите», или «Доброе утро, садитесь», или «Добрый вечер, как дела?» — ни разу. Всегда только «Входите, пожалуйста».
Она выглядела свежей, отдохнувшей и загоревшей. И суровой. Это впечатление усиливал строгий темный брючный костюм.
— Я что-то нервничаю, — призналась я, устроившись на кушетке.
Она не ответила. Опять решила побыть молчуньей — или просто выжидала подходящий момент для атаки?
Через некоторое время я решилась на комплимент:
— У вас красивый загар.
— Хм-м.
Я уже и забыла, насколько все это странно. В течение прошедшего месяца ее не было рядом только физически. В моих мыслях она присутствовала всегда. Однако та доктор Дж., с которой я пикировалась про себя, была куда более разговорчива, нежели ее реальный прототип.
Едва слышно тикали часы. Я поймала себя на том, что скребу ногтями кожу на пальцах. Молчание, висевшее в кабинете, давило — как в самом начале. Я не знала, что говорить, поэтому начала болтать первое, что приходило в голову. Минут двадцать рассказывала про Ямайку и судебный процесс Томми Шеридана. Я хотела показать ей, каких успехов достигла с помощью психотерапии, поэтому противопоставила свою поездку на Ямайку — разумную, четко спланированную — февральскому бардаку в Таиланде. Кроме того, я изложила свой взгляд на историю Шеридана с позиций психологии.
— По-моему, ему нужен хороший психотерапевт. Но у него слишком развиты механизмы самозащиты. Он бы, наверное, ушел, хлопнув дверью, с первого же сеанса.
Разумеется, в ответ она не сказала: «О, Лорна, какая же вы молодец! Приятно слышать о ваших успехах. И как проницательно вы анализируете других!» Не раздавалось вообще ни звука. Может, она рептилия и бурную деятельность развивает только летом? А в холодное время года впадает в спячку?
Но тупо лежать в тишине, как раньше, мне больше не хотелось. Поэтому я набрала в грудь воздуха, приподнялась и осмелилась на вопрос:
— Как вы отдохнули?
И опустилась обратно на кушетку.
Спустя несколько секунд она произнесла:
— Полагаю, для нас важнее исследовать мотивы, которые стоят за вашим вопросом. О чем вы хотели спросить на самом деле?
Я честно задумалась, но ничего не придумала. Тогда я пожала плечами и рискнула снова:
— Мне просто интересно, как вы отдохнули.
Еще немного помолчав, она проговорила:
— Обычно я избегаю обсуждать подробности своей частной жизни. Это мешает нашей работе. Но поскольку вы впервые задали мне прямой вопрос личного характера, я отвечу. Я очень хорошо отдохнула, спасибо.
Ее язвительная реплика меня слегка озадачила, но в то же время приободрила. Я решила сделать еще шажок в том же направлении.
— Я все гадала, куда вы ездили. Не в Италию, нет?
То ли мне показалось, то ли у нее действительно вырвался смешок.
— Как я уже говорила, — ответила она после паузы, — здесь вы пациент, а не я. Было бы гораздо полезнее поговорить о том, как вы себя чувствовали в прошедшие четыре недели.
Немного подумав, я призналась, что в ее отсутствие у меня было несколько проколов. Я даже мечтала позлорадствовать над чужими несчастьями. Как ни странно, она отнеслась с пониманием и сказала, что злорадство — естественная человеческая эмоция, очень схожая с завистью. И так же, как зависть, ее принято осуждать и замалчивать.
— Люди — дураки, — объявила я.
На это она никак не отреагировала, но внезапно ошарашила меня вопросом:
— Как вы считаете, могли ли ваши недавние трудности быть связаны с перерывом в курсе психотерапии?
Очень в ее духе. Я улыбнулась в потолок и сказала, что не считаю терапию настолько важной, и спросила, знает ли она песню Моррисси «Мы ненавидим, когда друзьям везет». Впрочем, мне до сих пор не удавалось увлечь ее разговором о поп-музыке, поэтому, не дожидаясь ответа, я добавила:
— В «Нью-Йоркере» была отличная карикатура: два пса в шикарных смокингах сидят в баре, потягивают коктейли, и один говорит другому: «Мы не просто должны преуспеть. Кошки должны опозориться».
Я рассмеялась. Доктор Дж., по всей видимости, не разделяла мой восторг.
— Как я уже говорила, в этом кабинете шуткам не место, — наконец произнесла она. — Мы встретились с вами после значительного перерыва, но я вижу, что вы намерены посвятить сегодняшний сеанс — а это ваше время и ваши деньги — беседам о музыкальной группе и журнальных карикатурах.
— Это певец, — поправила я ее. — Но раньше он пел в группе.
— Певцы, группы, карикатуры — все это не имеет значения. Вы снова стремитесь анализировать кого угодно, только не себя. — Она умолкла, чтобы дать мне прочувствовать серьезность ее слов. — Снова уклончивость, снова сопротивление. Все ради того, чтобы отвлечь нас от главной проблемы.
Ничего себе сонная рептилия. Да она хищница!
Меня буквально скрючило от стыда и унижения.
— Ладно, главный вопрос на сегодня таков: надо ли мне знать о чужих неудачах, чтобы быть довольной собственной жизнью? Мне тридцать пять лет, почти тридцать шесть. Я не замужем. Живу в съемной квартире. Я пыталась приобрести свое жилье, но не вышло. Придурки, которые живут надо мной, обожают играть в мини-футбол среди ночи. Вокруг все меньше и меньше одиночек. Знакомые один за другим остепеняются, рожают детей, переезжают в другие страны, меняют работу. Живут интересной, насыщенной жизнью. А я прохожу курс психотерапии. Причем влезла в долги, чтобы его оплатить. Возможно, теперь я лучше понимаю себя и осознаю свои действия, чем девять месяцев назад. Теперь я знаю, что я не тот сильный, уверенный в себе человек, которым себя считала. Ну что с того толку? Похоже, я на корню загубила свои отношения с Дэвидом. Так что да — мне приятно слышать, что у кого-то началась полоса неудач. Особенно если этот кто-то любит задирать нос. Вы говорите, что злорадство — это очень по-человечески. И все равно, стоит мне поймать себя на какой-нибудь эгоистичной мысли, как я начинаю мучиться угрызениями совести. Так уж меня воспитали.
