Александра Грэй - Десять мужчин
— Ее жизнь до ужаса похожа на мою.
— Кинофильм — это не реальность. Даже документалистика — в некотором роде художественный вымысел.
— Следовательно, если развить тему, то художественные фильмы — в некотором роде правда?
— Возможно, но чья правда?
Загадочен, как всегда. Отвечать не имело смысла, так как я наконец раскусила Режиссера: виртуозный лицемер, он не был подлецом — всего лишь эгоистом. Интерес к окружающим и любовь к близким он испытывал лишь настолько, насколько эти люди служили его непреодолимой жажде сочинять экранные истории.
Уж не знаю, наша ли беседа отбила у Режиссера аппетит, но в тот вечер он собрался домой раньше, чем Макс с Карлой справились со своими отбивными.
— Я на такси через центр. Кого-нибудь подвезти? — спросил он.
Макс и Карла, которых снаружи дожидался лимузин с водителем, раскошеливаться на такси не собирались.
— Я поеду с вами, — сказала я.
Все головы повернулись в нашу сторону, все взгляды проводили нас с Режиссером до выхода из ресторана.
Мы устроились на заднем сиденье, сохраняя осторожное, приличное расстояние, что всегда нас разделяло. Настал момент воспользоваться примером героини фильма — прижаться к Режиссеру и захватить врасплох поцелуем. Мысль мелькнула, но и только. Сцена была сыграна на экране, и повторение в жизни не требовалось. Так мы и ехали рядышком, я и Режиссер, целомудренные до самого конца; изредка перебрасывались словами, и лишь эта скованность в разговоре выдавала наше влечение. Потом я выбралась из такси, вежливо попрощалась и поставила крест на своих чаяниях стать очередной звездой, открытой Режиссером.
Итак, я решила отказаться от фантазий и взглянуть в лицо реальности. И немедленно столкнулась с проблемой: реальность хлынула потоком, вся и сразу. До окончания университета осталось несколько недель, а из агентов, получивших мои снимки, ни один не отозвался. Даже Умнейший Мистер Икс, с надежной мимолетностью возникавший в моей жизни, уже две недели как не звонил. Нарушив данную себе клятву, я связалась с Миллиардером.
— Поздравляю. С дипломом в кармане ты сможешь начать самостоятельную жизнь, — сказал он, кажется вдохновленный моей новостью.
— Беда только в том, что я стану незаконным иммигрантом. Мне придется уехать из Америки.
— А защититься не хочешь? Мы могли бы это устроить.
— А если не хочу?
— Тогда мы оплачиваем тебе еще три месяца — и ты в свободном плавании, детка.
Докторское звание вмиг обрело притягательность. В отличие от перспективы финансовой зависимости от Миллиардера еще на три года.
— Спасибо, — сказала я. — Ты, как всегда, щедр, но я больше всего на свете хочу быть актрисой.
— Актеров чересчур много. Скорее я взлечу с подоконника в небо, чем ты начнешь сниматься, — отрезал Миллиардер и бросил трубку.
Я больше не могла рассчитывать на деньги Миллиардера. Окончание университета, долгожданная жизненная веха, ознаменовало утрату милости. Диплом я получала, облаченная в черный наряд, своей мрачностью предвосхитивший мое настроение вечером того же дня, когда я зашла в агентство, подбирающее компаньонов для аренды квартиры. Дома на автоответчике меня уже ждало сообщение от будущей хозяйки и соседки. Голос был сварлив и резок, но в моих ушах прозвучал музыкой: хоть кому-то на Манхэттене я была нужна.
Элизабет Стрикленд, сотрудница аукциона Сотбис, изъявила желание познакомиться со мной.
— Я могу ужиться с любым человеком, но гнусную мебель не терплю, — заявила она, проходя в мою гостиную.
Элизабет была длинной, тонкой и гораздо моложе, чем я ожидала; костюм-двойка и жемчуга отдавали дань приличиям — в противовес всклокоченным соломенным волосам. Этакая помесь деловой дамочки и куклы Капустная Голова[21].
— Форменный «Блумис», — заявила она, разглядывая мой письменный стол из сосны. — Какая жалость, что вид из окна нельзя забрать с собой. Но акцентик симпатичный.
Закрыв глаза на более чем вероятный невроз Элизабет, я подписала шестимесячный контракт на проживание в ее квартирке с двумя спальнями, на втором этаже собачьего притона, между Первой авеню и Шестьдесят первой улицей. Окна моей спальни выходили на вечно гудящую Первую авеню, и каждую ночь, пытаясь заснуть, я с тоской вспоминала все те роскошества, которые еще так недавно принимала как нечто само собой разумеющееся: во-первых, тишину за окнами, во-вторых, безопасность. Ворочаясь и маясь в узкой кровати, я изо всех сил старалась не думать о пулевых отверстиях, изрешетивших дверь здания напротив.
Нет, к полному фиаско моя жизнь не пришла. Время от времени меня приглашал на свидания Умнейший Мистер Икс, я по-прежнему изучала актерское мастерство и встречалась с Элвисом и только благодаря ему сохраняла рассудок. Он умел разглядеть смешную сторону жизни и, кроме того, оказался идеальным гидом по неизвестному мне Манхэттену, ведь он добрых пять лет толкался в этом городе, тренируя боксеров и накачивая тела крупнейших кинозвезд. Как никто другой Элвис знал, как здесь выжить и свести концы с концами, и, когда он посоветовал мне подыскать временную работенку, я навострила уши и раскрыла глаза пошире — благодаря чему во время ужина с Умнейшим Мистером Икс в изысканном французском ресторане и заметила объявление «Требуется девушка в гардероб». На дворе стоял май, Нью-Йорк раскалялся. Верхняя одежда теряла актуальность, но меня это не остановило. На следующее же утро я позвонила в ресторан, а к обеду уже стояла в гардеробном закутке, под надписью «Сдать пальто — $1». Среди посетителей встречались неграмотные: когда компания из четверых клиентов, отобедав на пятьсот долларов, оставила мне три доллара за хранение своих пальто, я набралась храбрости потребовать недостающий доллар:
— Прошу прошения, джентльмены. Сдать пальто стоит один доллар.
— За твою работу я заплатил достаточно, — процедил один из них, с сигарой в зубах.
Всего несколько месяцев назад я потратила на наряд от Ральфа Лорена сумму, которую здесь заработала бы разве что за целый год. Во всем Манхэттене не нашлось бы гардеробщицы элегантнее — и беднее меня. В особенно неудачные дни моего заработка не хватало даже на автобусный билет до дома.
За неделю я в среднем получала пятьдесят долларов, в то время как официанты — минимум полторы тысячи одних чаевых. Они были набиты наличными, но совершенно обессилены, и я сумела убедить их подпустить меня к клиентам за столиками. Поначалу коллеги приветствовали появление еще одной пары рук, но делиться чаевыми? Это было выше их сил. В конце концов мы заключили сделку: я забирала лишь те чаевые, что давали мне лично. Договор был идеален, и на какое-то время ресторан стал центром моей жизни. Я чувствовала себя частью большой семьи, когда наслаждалась вместе с шеф-поваром и официантами блюдами, превосходившими в изысканной простоте все, что мы подавали клиентам. Мы отдыхали перед каждой сменой, словно актеры одной труппы, а хозяин тем временем принимал заказы на столики и проверял, чтобы все было готово к началу представления.
Наш шеф-повар, француз, пребывал за кулисами, сочиняя кулинарные романы, которые затем представляли официанты, своей ловкостью поражая воображение даже утонченных ньюйоркцев. Я изо всех сил старалась держать марку. После нескладного старта я со временем добилась, пожалуй, слишком многого для собственного блага и вскоре зарабатывала пятьсот долларов в неделю. Коллеги взялись бегать со мной наперегонки, так и норовя отрезать от обслуживания столика или принести коктейль клиенту, который обращался с заказом ко мне. Им понадобилось немного времени, чтобы совместными усилиями оттереть меня от чаевых в зале, и я вновь очутилась в гардеробе, при своих пяти долларах в день.
Лето в городе далеко не так прекрасно без кондиционера, а жизнь с Капустной Головой с каждым днем ввергала во все большую тоску. Как-то вечером, вернувшись домой, я обнаружила ее в одном из своих лучших платьев: она собиралась на «свидание вслепую» с холостяком из колонки знакомств в «Гералд ревью». Кажется, тогда я в первый и последний раз на нее накричала, но Капустная Голова, не устрашенная, все же отправилась на рандеву в моем платье. Дни я проводила в ресторане, как и большинство вечеров, что позволяло избегать общества соседки по квартире. Возникшую было мысль влюбиться в шеф-повара я отвергла, решив, что куда безопаснее предаваться мечтам о возлюбленном, который увезет меня в загородные просторы, пронизанные речками. Умнейший Мистер Икс по-прежнему значился среди моих кавалеров с прицелом на ужин и последующий любовный десерт, однако гримасы моей судьбы так его удручали, что он отказывался даже поднимать эту тему. Несмотря на очевидное влечение, возникшее между нами, он предпочитал успешных, состоявшихся, недоступных женщин. Я же была всего лишь потенциальной актрисой, официанткой-неудачницей, а в очень скором времени — и нелегальной иммигранткой. С тем же успехом я могла бы нацепить на лоб табличку с надписью «Все предложения рассматриваются».
