Мишель Ричмонд - Год тумана
Каждая проблема имеет свое решение — так давным-давно говорила моя мать, и я прожила много лет, свято веря в это. Но теперь старая поговорка утратила смысл. Всего лишь фраза для самоуспокоения, не имеющая отношения к реальности. Знаю лишь то, что мы с девочкой по имени Эмма гуляли по пляжу, малышка находилась рядом — а потом исчезла. И эту минуту нельзя вернуть, сценарий нельзя переписать, исправить невозможно.
Глава 7
Телефон звонит и звонит. Вижу себя как будто со стороны: пальцы сжимают трубку, на безымянном обручальное кольцо с изумрудом. Происходящее кажется невероятным и напоминает жуткую сцену из чужой жизни.
Наконец мне отвечает высокий и энергичный мужской голос:
— Девять один один. Вам нужна помощь?
— Пропала маленькая девочка, — произношу дрожащим голосом.
— Когда вы поняли, что она пропала?
— Тридцать пять минут назад. — Смотрю на часы и не верю глазам: тридцать пять минут. Что может случиться с ребенком за это время?
— Где ее видели в последний раз?
— На пляже Ошен-Бич. Я вернулась на парковку, но ее там не нашла.
— Главное — не терять спокойствия, — бодрит голос в трубке.
Мне кажется, что это неправильно; сохранять спокойствие — значит сидеть и ждать.
— Где вы?
— В ресторане «Шале».
— Говорите громче, плохо слышно.
— Я в ресторане «Шале»! — Звук собственного голоса пугает. Люди в зале оборачиваются и смотрят: мужчина в переднике, заворачивающий столовое серебро в салфетки; татуированная парочка у окна, колдующая над омлетом; группа немецких студентов, «уснувших» над меню; хозяйка ресторана, преждевременно увядшая женщина с заметным русским акцентом, неподалеку заламывает руки.
— Девочка — ваша дочь? — Человек на том конце провода невозмутим.
— Нет. Дочь моего жениха.
— Сколько ей лет?
— Шесть с половиной, — снова повышаю голос. — Пожалуйста, пришлите кого-нибудь. Сколько времени это займет?
— Сохраняйте спокойствие, мэм. Высылаю патрульную машину.
— Сколько времени это займет?!
— Пять минут. Оставайтесь на месте.
Диспетчер, судя по всему, очень уверен в себе, ни капли не волнуется. Его сдержанность приносит мне долгожданное облегчение; воображаю себе, как приказ летит по радиоволнам и отряд опытных полицейских мчится к пляжу, включив сирены. Несколько минут спустя, разумеется, Эмму найдут.
— Принесу вам кофе, — говорит хозяйка и исчезает на кухне.
Мужчина, что возился со столовыми приборами, подходит и участливо кладет руку мне на плечо.
— Как ее зовут?
— Эмма. Эмма Болфаур.
Он снимает передник и бросает на стойку.
— Поищу в парке.
Я отгоняю образ Эммы, шагающей по скалистой тропке с незнакомцем, и снова смотрю на часы. Тридцать девять минут. Девочка может быть где угодно.
Татуированная парочка торопливо доедает омлет.
— Что нужно сделать? — спрашивает девушка, натягивая куртку.
— Не знаю, — говорю. — Не знаю…
— Можем переписать номера машин на парковке, — предлагает парень. Он взволнован и пышет энергией, как будто играет звездную роль в каком-то фильме.
— Возьмите, — протягиваю фотоаппарат. — Там осталось пять кадров.
— Закончим и вернем. — Девушка бросает на стойку двадцать долларов, и парочка направляется к дверям. Подростки-немцы то и дело отрывают взгляд от меню и шепчутся, словно все это развлечение, устроенное специально для них.
Хозяйка приносит большую кружку кофе, немного сливок, сахар и ложку.
— Ваша дочь… Мы ее найдем.
Снова беру трубку и набираю номер Джейка, отчасти надеясь, что он не ответит. Представляю себе, как звоню ему позже, когда Эмму найдут. Все еще кажется, что через несколько минут кошмар прекратится и мы вернемся к нормальной жизни. Озорница лишь играет со мной в прятки, или побежала искать туалет, или заплутала в тумане и через некоторое время вернется на парковку. Возможно, сейчас она стоит подле машины. Наверное, так и есть. Мне бы следовало оставаться там и ждать ее.
Два, три гудка. В тот момент, когда Джейк обо всем узнает, кошмар станет явью. После пятого гудка Болфаур берет наконец трубку.
— Эбби?
На заднем фоне слышу голоса, возгласы спортивных комментаторов, невнятный шум толпы и не знаю, с чего начать.
— Это ты?
— Мне нужно кое-что тебе сказать…
Толпа взрывается ревом восторга, и Джейк радостно восклицает:
— Дельгадо забил!
— Джейк, ты должен ехать домой, — говорю и тут же подсчитываю, сколько времени уйдет на то, чтобы проехать двести семьдесят миль, если он выедет прямо сейчас и погонит со всей возможной скоростью без дозаправки и пробок…
— Что?!
— Возвращайся. Эмма…
— Плохо слышу!
— Эмма! — кричу.
— В чем дело?
— Она пропала.
— Что?
— Эмма пропала.
В его голосе начинают звучать высокие, незнакомые нотки.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы были на пляже. Гуляли…
Как закончить разговор? Сейчас все кажется таким зыбким. Я понимаю, что должны быть какие-то уместные и емкие слова, но не представляю, какие именно. Это временное затруднение, ошибка, шутка. В любой момент ребенок может появиться на пороге.
— Что ты имеешь в виду? — растерянно повторяет Джейк.
— На берег выбросило мертвого тюленя, детеныша. Я на несколько секунд отвлеклась, клянусь, всего на несколько секунд, потом снова посмотрела в сторону Эммы и увидела, что ее нет.
— Но… где же она теперь?
Где? Разумный вопрос. Очевидный вопрос. И как на него ответить?
— Пропала, — говорю. Как будто просто заблудилась, что иногда бывает с детьми. Как будто она терпеливо ждет меня в назначенном месте. — Полиция уже едет.
Несколько секунд тишины на другом конце провода. Врывается посторонний голос, который спрашивает: «Эй, ты в порядке?» Лишь потом я узнаю, что это был продавец хот-догов. У Джейка отказали ноги. Только что стоял, думая об игре, показывал два пальца в знак того, что нужно два хотдога, а в следующую секунду уже сидел на земле.
— Невозможно, — говорит Джейк. — Эбби, как ты могла?..
На заднем фоне слышатся удар бейсбольной биты и рев толпы.
Мы с Джейком познакомились год назад, в старшей школе, где он преподавал. Помню, устраивала тогда презентацию для школьников, и прежде чем выключили свет, заметила мужчину, который в одиночестве сидел в заднем ряду и казался тут слегка неуместным. Волнистые темные волосы, очки в тонкой серебристой оправе и синий, доверху застегнутый пиджак. Едва свет зажегся вновь, мой великолепный зритель поднял большой палец в знак одобрения.
Я предложила школьникам прокомментировать увиденное. Комментариев не последовало. Преподаватель искусствоведения, тощая брюнетка с короткой челкой, задала несколько элементарных вопросов, словно компенсируя недостаток интереса со стороны учеников. Когда прозвенел звонок, школьники рванулись в коридор, толкаясь и грохоча. Этот внезапный взрыв активности обдал меня волной неприятных запахов — дешевые духи, лак для волос, подростковый пот. Когда шум утих, мужчина, сидевший в заднем ряду, встал и подошел к кафедре.
— Отлично выступили.
— Не расточайте комплименты зря.
— Честное слово, работать с детьми нелегко. Вы хорошо держались. — Он протянул мне руку: — Джейк.
— Ничего, что вы здесь во время урока?
— Сейчас у меня свободное время. Не сидеть же безвылазно в учительской.
И вдруг свет погас, оставив нас в темноте.
— Бюджет, — объяснил Джейк. — Везде установлены автоматические таймеры.
Аудитория была пуста, если не считать нас двоих. Мы одновременно потянулись закрыть объектив проектора, и когда наши руки соприкоснулись, между ними сверкнул разряд статического электричества.
— Искры, — заметил Джейк.
Я улыбнулась. А может быть, искра?
Мы пробирались по переполненному коридору, мимо нагромождения рюкзаков и мобильников. Мир бушующих феромонов, непредсказуемый и опасный — в любую минуту кто-нибудь из школьников мог вытащить нож или пистолет. Тощий подросток в мешковатом свитере поздоровался с Джейком за руку; девочка в кожаной мини-юбке послала воздушный поцелуй; несколько учеников громко окликнули по имени. Интересно, как он ухитрился заслужить их доверие? Мне никогда не нравились подростки, даже когда сама была таковой, и, надо сказать, неприязнь оказалась взаимной: сверстники, разумеется, видели насквозь эту противную Мейсон, чувствовали отвращение и страх.
— Какую дисциплину преподаете? — Чтобы избежать столкновения с телевизором, который катил по коридору лысый толстяк, пришлось остановиться.
— Философию.
— Вам нравится?
— Если честно, у меня всего несколько часов философии в семестр. В остальное время даю историю Америки и тренирую футболистов.
