Лесли Пирс - Секреты
Адель на мгновение лишилась дара речи. Она никогда не считала, что у ее матери было доброе сердце, чувство сострадания или другие положительные качества, но она пришла в шок, услышав, что мать была черствой даже в семнадцать лет.
— Я понимаю, — сказала она в конце концов. — И конечно, ты могла бы рассказать это много лет назад.
Хонор передернуло от ее упрека.
— Если я и скрывала от тебя эту информацию, у меня были веские причины, — сказала она, запинаясь. — Когда ты впервые пришла сюда, ты была очень больна, ты пережила ужасные вещи, и я поставила тебя на ноги, руководствуясь одним инстинктом. Твоя мать мне тоже причинила много боли, и я справилась с этим, вычеркнув ее из своей памяти. Я думаю, что не рассказывала тебе, чтобы и ты тоже смогла забыть о ней.
— Но это не так делается, — сказала Адель. — Утаивая, мы делаем только хуже. Я теперь понимаю, почему ты с такой горечью говорила о Роуз, и сочувствую, но это не объясняет, почему она была такой злой со мной. Или объясняет?
— Нет, Адель, не объясняет, — согласилась Хонор. — Я могу только высказать свои предположения на этот счет.
— И что это за предположения?
— Ну, Роуз тогда могла быть беременна тобой, хотя, не зная точной даты, трудно сказать наверняка. Так что или она уехала отсюда с мужчиной, или поехала в Лондон в поисках развлечений и приключений и там встретила твоего отца. В любом случае, этот мужчина, вероятно, бросил ее, а для любой женщины, если она не замужем, это очень трудная ситуация, когда есть маленький ребенок.
— Поэтому она решила выйти за Джима Талбота в качестве альтернативы работному дому или возвращению домой с поджатым хвостом? — спросила Адель.
Хонор состроила гримасу.
— Вряд ли она даже задумывалась о том, чтобы вернуться домой. Она не могла не понимать, чем обернулось для нас ее исчезновение, Предполагаю, она думала, что мы никогда не простим ее.
— А вы простили бы?
Хонор вздохнула.
— Я правда не знаю. Я была разгневана на нее, Фрэнк полностью зависел от меня, и у нас едва хватало денег, чтобы прокормиться. И все же, может быть, если бы она объявилась у двери с тобой на руках, я, вероятно, смягчилась бы. Честно, не могу сказать. А ты бы простила ее, если бы она появилась здесь завтра?
Адель на несколько секунд задумалась об этом.
— Сомневаюсь, — сказала она в конце концов. — Но она же не собирается возвращаться сюда, правда? Тем более зная, что нас здесь двое против нее. Я предполагаю, ей сказали, что я здесь?
— Да, когда она подписала бумагу, по которой я стала твоим законным опекуном, — сказала Хонор.
Адель на мгновение задумалась об этом, вспомнив, что бабушка в то время писала и получала много писем.
— Но это было много лет назад. Она тогда еще была в больнице?
— Да. В месте, которое называется Файерн Барнет, в Северном Лондоне, — ответила Хонор. Ей уже было достаточно вопросов на день, но она чувствовала, что Адель не остановится, пока не будет знать все.
— Она все еще там?
Хонор заколебалась.
— Ну? — подтолкнула Адель. — Или она все еще там, или ее уже там нет. Если ее там нет, значит, она уже выздоровела.
— Нет. Ее уже там нет, — наконец призналась Хонор. — Она сбежала.
Адель охнула.
— И ты держишь это в тайне, — сказала она с упреком. — Когда и как она сбежала?
— Вскоре после того, как подписала бумаги о тебе. Месяцев через девять после твоего прихода, — сказала Хонор, опустив голову. — Она, похоже, завоевала чье-то доверие, потому что время от времени ее выпускали в сад. Она, возможно, спряталась в фургоне доставки белья, никто на самом деле не знает.
— Если она смогла это сделать, это означает, что, вероятно, ей уже лучше, — задумчиво сказала Адель.
— Возможно, — сказала Хонор. — Надеюсь, что так. Я думаю, что в тот момент именно подписание бумаг относительно тебя подтолкнуло ее к побегу и к тому, чтобы появиться здесь.
— Но ведь она этого не сделала, — Адель затаила дыхание.
У Хонор стал ком в горле. Она чувствовала боль Адель и не знала, что ей сказать, чтобы сгладить эту боль.
— Нет. Но может быть, она почувствовала, что ты будешь более счастлива без нее.
Адель пожала плечами, словно отмахнувшись.
— Если я должна поверить, что она заботится о моем счастье, почему бы мне сразу не начать верить в фей? — сказала она с сарказмом. — Но раз уж мы начали раскрывать тайны, что случилось с мистером Мэйкписом?
У Хонор по спине пробежал холодок. Как ей сказать Адель, что она столкнулась с недоверием в полицейском участке, когда сообщила про этого подлеца? Будет ли Адель легче, если она узнает, что бабушка писала много писем в благотворительное общество, в ведении которого находились «Пихты», но они не только не сняли его с должности, но даже не провели расследование по ее жалобе?
Единственной победой Хонор в тот первый год было то, что Адель была с ней, что она стала законным опекуном своей внучки. Но и это оказалось небольшой победой, когда выяснилось, что она просто облегчила задачу должностным лицам, сняв с них ответственность за судьбу девочки.
— Я о нем сообщила, — сказала она правдиво. — И полиции и благотворительному обществу. Меня так и не известили о том, что с ним случилось.
К облегчению Хонор, Адель больше не задавала вопросов. Она была еще достаточно наивной и предположила, что если на него подали жалобу, это автоматически означало, что он будет наказан. Она поднялась с кресла, взяла чемодан и пошла в спальню, чтобы распаковать его. Дойдя до двери, она обернулась.
— Не думаю, что я когда-нибудь еще увижу Майкла, — сказала она грустно. — Так что мы снова с тобой одни, бабушка.
У Хонор на глаза навернулись слезы. Она посмотрела на картину Фрэнка на стене, которая всегда была ее любимой, потому что на ней был изображен замок Кэмбер с речкой на переднем плане. Он нарисовал ее в месте, где они часто устраивали пикники. Он всегда хорошо умел выражать свои чувства как словами, так и своим и картинами, и она знала, что он сказал бы: наступил идеальный момент, чтобы сказать внучке, как она любит и ценит ее.
— Я люблю тебя, Адель! — выпалила она. — Ты полностью переменила мою жизнь своим появлением здесь. Как бы я хотела сделать что-нибудь, чтобы поправить ситуацию с Майклом. И еще мне так хотелось бы рассказать тебе о твоей матери что-то хорошее. Но я не знаю, что сказать, кроме того, как много ты для меня значишь.
Адель в удивлении смотрела на нее, потом начала смеяться.
— Ох, бабушка, — сказала она, смеясь и плача одновременно. — Я не уверена, что мне нравится, когда ты сентиментальничаешь. Это совсем не похоже на тебя.
Хонор не могла сдержать улыбки.
— Знаешь, что с тобой не так, девочка? — спросила она.
Адель отрицательно покачала головой.
— Скажи мне, — попросила она.
— Ты слишком похожа на меня, и как бы это не обернулось плохо.
Глава тринадцатая
— Сестра Талбот! Миссис Дрю нужно сменить повязку! — крикнула сестра Макдональд, идя через проходную комнату, где Адель как раз собиралась вылить и сполоснуть судно.
— Да, сестра, — сказала Адель и, как только медсестра скрылась из виду, скорчила рожу любящей распоряжаться женщине, которая управляла женской хирургией железной рукой.
Было первое января, и в больнице не хватало персонала из-за вспышки гриппа. Адель сама не очень хорошо себя чувствовала, не потому что у нее был грипп, а потому что она с несколькими другими студентками-медсестрами допоздна веселилась, встречая Новый год дешевым шерри. Она была уверена, что сестра Макдональд знала об этом и поэтому преследовала ее весь день.
Она начала свою практику в качестве медсестры в госпитале Буханан в Гастингсе в апреле. Платили всего десять шиллингов в неделю, и рабочий день был долгим, но она жила вместе с другой практиканткой в хорошей комнате, ей предоставлялась еда три раза в день, и она подружилась не с одним десятком девушек. Анжела Дэлтри, ее соседка по комнате, была прелестной, ветреной девушкой из Бексхилла, и поскольку они почти всегда работали в одну и ту же смену, то проводили много свободного времени вместе.
Работа медсестры оказалась для Адель совсем не тем, чего она ожидала. Поскольку она никогда не была в больнице до того момента, как начала практику, она рисовала все это в более романтичных красках, представляя себя неким ангелом милосердия, промокающим лбы платочком, измеряющим температуру и расставляющим цветы на столиках у больных. Она, разумеется, знала, что столкнется со рвотой, кровью и суднами, но не предвидела, что это будет с утра до ночи и что ей, как практикантке, будут скидывать всю самую неприятную работу. И еще она никогда не представляла, что может быть столько правил. Не садиться на кровати, убирать все волосы под свою накрахмаленную шапочку, чтобы ни один не выбился. Сестра Макдональд была крайне суетливой, и у нее были глаза на затылке. Адель в первый день работы в палате получила невероятную взбучку за то, что съела ириску. Ее угостила одна из пациенток, но если послушать крики и ругань сестры по этому поводу, можно было подумать, что она украла целую коробку и запихнула в рот сразу все конфеты.
