Лесли Пирс - Секреты
Адель подпрыгнула.
— О чем ты? — спросила она.
— Это был Ральф Бэйли. Он подполз, как вор, ночью с твоими вещами, положил их на порог и скрылся. Он, вероятно, оставил машину на том конце улицы, иначе мы бы услышали.
Адель подошла к двери и открыла ее. Маленький чемоданчик, с которым она уезжала в Хэррингтон-хаус, стоял на пороге.
— О Боже, — вздохнула она, подняв чемоданчик и внося его в дом. — Они не вернули мое пальто, я думаю, забыли о нем.
Хонор пришлось признаться ей.
— Твое пальто в моей комнате, я забрала его вчера, — сказала она.
Адель не произнесла ни слова, пока бабушка в общих чертах обрисовала ей, что произошло, пока она спала. Она сидела на стуле у печки с отсутствующим выражением на лице, в нем не было ни одобрения, ни осуждения.
— Я еще вытянула из них десять фунтов, — закончила свой рассказ Хонор. — Я только попросила плату за две недели вместо предупреждения об увольнении, но не собиралась говорить, что это слишком много.
Адель по-прежнему молчала. Она поднялась и открыла чемодан. Сверху на одежде и паре книг лежал конверт.
— Это рекомендательное письмо, — охнула она, заглянув внутрь конверта. Она быстро прочла его и улыбнулась. — Что же ты такого им наговорила, что они так переменились?
— Прочтешь мне? — спросила Хонор.
— «По месту требования», — прочла Адель.
«Адель Талбот была моей экономкой в течение полутора лет. Она была честной, старательной и очень трудолюбивой. Я с глубочайшим сожалением была вынуждена расстаться с ней в связи с моими переменившимися обстоятельствами.
Искренне,
Эмили Бэйли».
— Ну, это просто невероятно! — воскликнула Адель. — Что за поворот! Это ты ее заставила написать, бабушка?
— Заставила? Конечно нет, — сказала бабушка. — Я только указала ей, что неплохо бы дать тебе рекомендацию. Но судя по тону, она сожалеет, что потеряла тебя.
— Я надеюсь, что с ней все будет в порядке, — вздохнула Адель. — Она на самом деле не может сама о себе позаботиться.
— Ну а теперь послушай, — сказала Хонор грубовато, — ты больше не потеряешь ни одной минуты, думая об этой женщине, Мы все пожинаем, что посеяли. Я знаю, что ее муж хам, но это не мешает ей научиться стелить постель или готовить еду. О ней должна беспокоиться ее семья, а не ты.
— Не думаю, чтобы о ней кто-нибудь беспокоился, кроме Майкла, — устало сказала Адель.
— Ну, в этом тоже ее вина, — резко сказала Хонор.
— Значит, это была твоя вина в том, что Роуз не заботится о тебе? — дерзко спросила Адель.
Хонор разозлилась.
— Я отдала Роуз всю мою любовь, — возмущенно сказала она. — Она просто эгоистичная девчонка.
— Почему ты никогда не рассказывала мне, что между вами произошло? — спросила Адель.
— Это не имеет ничего общего с тобой, — сказала, обороняясь, Хонор.
— Я думаю, что это все меня касается, бабушка, — возразила Адель чуть более резким тоном. — Это повлияло на то, какой матерью стала Роуз. Поэтому, пожалуйста, расскажи мне.
Хонор вздохнула. Она давно знала, что ей нужно поговорить с Адель о Роуз, как о прошлом, так и о недавних событиях. И все же никак не подворачивался нужный момент. Но, вероятно, сейчас был именно такой момент. Адель стала почти взрослой и достаточно зрелой, чтобы понять.
— Я уже рассказывала тебе, что дедушка вернулся с войны контуженым, — осторожно сказала она. — На самом деле очень трудно хорошо объяснить, что это такое, это нужно пережить, чтобы понять. Фрэнк целыми днями сидел там, где ты сейчас сидишь, — сказала она, указывая на любимое кресло Адель у печки. — И он просто сидел и смотрел в пустоту. Время от времени испуганно дергал головой, будто слышал рядом с собой звук выстрела. И все время что-то делал пальцами, перебирал пуговицы, выбившиеся нитки из брюк, часто царапал до крови лицо. — Она на секунду приостановилась, не зная, привести ли более яркие примеры или сохранить Фрэнку какое-то достоинство.
— Это было несправедливо, — сказала она горячо. — Фрэнк всегда столько смеялся, у него были безумные идеи, он мог говорить абсолютно обо всем, но Фрэнка, которого я любила, больше не было. На его месте был ушедший в себя, нервный и часто путающий своим поведением незнакомец, который требовал от меня столько сил и терпения, что я временами чувствовала, что не справляюсь с этим.
Адель понимающе кивнула.
— Но именно в тот день, когда все это произошло с Роуз, — продолжала Хонор, — я после долгого времени увидела в нем небольшое улучшение. Это был 1918 год, война еще тлела во Франции, и был конец весны. Мы вместе вышли на короткую прогулку во второй половине дня, и он не бросился на землю, как делал это раньше. Он смог выпить чашку чая без посторонней помощи, пролив лишь несколько капель, и сказал мне, что любит меня. Это значило больше, чем что-либо другое, — видишь ли, он мало разговаривал все это время, а когда разговаривал, просто разражался монологами о тех ужасах, которые видел на войне. По большей части он даже, казалось, меня не узнавал.
— А где была Роуз?
— Работала в гостинице, — сказала Хонор. — Но она должна была вернуться домой, как только постелет кровати на ночь. Я ждала с нетерпением ее прихода, чтобы рассказать об улучшении с отцом, и решила отметить этот случай, подарив ей платье, которое сшила тайком от нее.
Хонор откинулась назад на кушетку, прикрыв глаза, и Адель поняла, что у нее снова всплывают в памяти эти события, по мере того как она рассказывает о них.
— Уже начинало смеркаться, когда она вышла из своей спальни в этом платье, — сказала она.
Хонор помнила все так ясно, будто это случилось сегодня. Стоя был накрыт для ужина, Фрэнк сидел в своем кресле у огня, а она зажигала масляную лампу, когда Роуз вышла из своей комнаты, Она повернулась, полностью уверенная, что Роуз будет рисоваться в дверном проеме, хихикать, кружиться по комнате и демонстрировать себя в новом платье.
Со светлыми волосами, красивым лицом и великолепной фигурой Роуз была хороша в любой одежде, но в тот вечер, когда Хонор оглядела ее, то увидела, что она выглядит совершенно ошеломительно, потому что голубое платье удивительно шло к ее глазам. На нее тут же нахлынула гордость и удовлетворение от того, что долгие часы, которые она провела за шитьем платья, были потрачены не напрасно.
Но Роуз не кружилась и не хихикала. Она недовольно сморщилась.
— Оно ужасное, — сказала она, взявшись за длинный пор с отвращением, будто платье было сделано из грязной мешковины. — Как ты можешь думать, что я буду его носить? Платье для школьной учительницы.
Хонор поразилась и потеряла дар речи. С тех пор как Фрэнка привезли домой, они пытались выжить на зарплату Роуз. Единственной возможностью для Хонор купить ткань на платье было продать свою жемчужную брошку. Было бы намного разумнее потратить эти деньги на еду или даже заплатить по счетам врачу, но она знала, как тяжело молодой девушке каждый день, не меняя, носить одно и то же старое поношенное платье.
Может быть, это голубое платье с закрытым горлом и маленькими защипами на лифе не было криком моды, но шла война и одежда должна была быть практичной, особенно когда живешь в деревне, и Роуз не могла этого не понимать.
— Это было лучшее, что я могла сделать, — сказала в конце концов Хонор, уже пожалевшая, что рассталась с брошкой, которую ей в день свадьбы подарили ее родители и которая была единственной вещью, которая осталась от них. — Я думаю, что ты должна ценить то, что у тебя есть, Роуз, есть масса девушек, которые отдали бы что угодно за новое платье, — добавила она резко.
Возможно, Фрэнк уловил раздор в комнате, потому что начал дергать головой, у него закапала слюна и в горле что-то ужасно забулькало.
Хонор подошла к нему, чтобы успокоить его, но Роуз просто посмотрела с отвращением и презрением.
— Для меня уже достаточно унизительно, что я нищая и должна носить такие тряпки, — сплюнула она. — И еще хуже иметь отца, который не лучше деревенского дурачка.
Адель охнула, потому что бабушкин рассказ снова напомнил ей о жестокости матери.
— И что же ты сделала? — спросила она.
— В тот момент меня так ужаснула ее черствость, что я не сделала и не сказала ничего, — грустно ответила Хонор. — Потом я пожалела, что не ударила ее, не усадила насильно в кресло, чтобы рассказать ей некоторые из ужасных историй, которые Фрэнк изливал в моменты прояснений. Возможно, тогда Роуз поняла бы те огромные жертвы, которые приносили такие мужчины, как он, когда вербовались на войну за своего короля и свою страну.
— И что произошло потом? — спросила Адель.
— Наутро она ушла, — сказала Хонор ледяным тоном. — Выскользнула, как вор, ночью с нашими деньгами и теми немногими ценностями, которые у нас остались. Она обрекла нас на голодную смерть.
