Елизавета Луговская - Вы прекрасны, вы грустны
В один и тот же момент с них слетели маски: с Жорж - маска эмансипе, с Мериме - маска циника и донжуана. А стать нежными, ласковыми и чуткими они не смогли. Жорж - потому, что была еще не готова, а Мериме - потому, что раскрыл свою ахиллесову пяту: женщина увидела его нервным и растерянным.
Он попытался отшутиться, но получилось грубо, обидно, если не сказать жестоко. Когда он ушел, Жорж плакала от горя, отвращения и вновь надвигающейся безысходности.
В довершение всего этот случай стал предметом сплетен богемного Парижа. О встрече с Мериме Жорж рассказала своей близкой подруге - актрисе Мари Дорваль. Та не могла не поведать этот анекдот из жизни знаменитых литераторов Александру Дюма. Ну, а уж за ним дело не стало, он был большим болтуном. Причем приукрасил эпизод, вложив в уста персонажей фразы, которые они не произносили. На следующий день весь Париж повторял слова, якобы сказанные Жорж Санд в адрес Проспера Мериме: "Вчера у меня был Мериме... немного стоит".
Мериме исчез из ее жизни. Жорж сожалела о неудавшейся дружбе и, может быть, любви. "Если бы Проспер Мериме меня понял, может быть, он полюбил бы меня; если бы он полюбил, он меня бы подчинил себе; а если бы я смогла подчиниться мужчине, я была бы спасена, ибо свобода гложет и убивает меня".
Вот вам и эмансипе! "Свобода гложет и убивает", "если бы я смогла подчиниться мужчине"... Объясняется же все очень просто - Жорж Санд была настоящей женщиной, мечтающей о таком же идеальном мужчине, как и большинство женщин. Но мечта мечтой, а жизнь жизнью. Сильные мужчины, которые могли бы ее подчинить, долго не задерживались в ее жизни, а вот слабые, те, которым была нужна ласка скорее не любовницы, а матери, становились частью ее жизни. После Жюля Сандо таким мужчиной стал еще один великий талант тех времен - Альфред де Мюссе.
Сент-Бев давно хотел их познакомить. Сводничество было любимым хобби этого критика с манерами гомосексуалиста.
- Вы непременно полюбите Альфреда. Это сама весна, весна поэзии, ослепительная в своем блеске, это идеальный образ юного гения, красивого как бог, - говорил Сент-Бев своей талантливой подруге.
- Нет, он слишком денди, он мне не подходит, - ответила Жорж другу-критику, когда впервые увидела Мюссе на обеде, устроенном газетой "Ревю дю Монд".
Поэт был одет в редингот с бархатными отворотами, доходящими до пояса, цилиндр он носил набекрень, подражая Байрону. Высокий галстук и брюки небесно-голубого цвета в обтяжку придавали ему подчеркнуто театральный облик.
Альфреду было всего 23 года, он был на шесть лет моложе Жорж Санд и Сент-Бева. Первое впечатление Авроры - если денди, то наверняка пустой напыщенный индюк, - оказалось обманчивым. Мюссе был очень добродушным и одновременно остроумным - качества, редко уживающиеся вместе в одном человеке. Жорж до слез смеялась его шуткам и тому, как театрально он их преподносил. При этом во взгляде поэта было видно восхищение ею, и это не могло не быть приятно Жорж Санд. У нее было много поклонников среди талантливой молодежи, и теперь появился еще один, она это ясно видела. Он восторгался ее маленьким кинжалом за поясом, ее огромными, как у индианки, глазами, оливковым, с бронзовым оттенком цветом лица. Позже в своих стихах он напишет об "андалузке со смуглой грудью".
И сразу, в первый же день общения с Мюссе она поняла, что он будет ей больше чем поклонник. Было что-то в этом денди, что тронуло Жорж, и это было приятное чувство, которое она испытывала очень редко.
Альфред стал ее другом. Она показывала ему свои еще не изданные произведения и высоко ценила его советы: Мюссе обладал безупречным литературным вкусом. Рецензируя пробный оттиск "Лелии", который Жорж ему послала, он написал: "Находишь десятки страниц, которые идут прямо к сердцу". Потом, по ее просьбе, написал эротические стихи, которые должен был распевать в пьяном виде персонаж "Лелии" Стенио.
Если взор подниму я средь оргии грубой,
если алою пеной покроются губы,
ты прильнуть к ним приди.
Пусть желанья мои не находят покоя
на плечах этих женщин, пришедших за мною,
на их пылкой груди.
По этой части "мальчуган Альфред", как называла его Санд, был специалистом. Как и Байрон, он время от времени любил пуститься во все тяжкие. Опиум, шампанское, проститутки - обычные атрибуты жизни молодого Мюссе. Об этом все знали, но ведь Мюссе был поэтом. Репутация человека, с головою погружающегося в разврат, скорее добавляла еще большей загадочности его несомненному очарованию.
Жорж, в отличие от многих, не видела в этих похождениях ничего загадочного и достойного, она старалась не придавать значения этим рассказам о шумных оргиях Мюссе и продолжала с ним дружить. Желтый шелковый халат нараспашку, турецкие туфли без каблуков, испанская сетка для волос в таком виде она принимала его в своей квартирке. Они садились на подушки, брошенные на ковер, Жорж доставала трубку и египетский табак. Они курили, передавая трубку друг другу. Мюссе водил рукой по ее туфлям, расхваливая оригинальный восточный рисунок. Он шутил, Жорж смеялась, его рука понималась от туфли к коленям. Но встречала мягкое сопротивление руки Жорж.
Альфред жаждал близости. Хотела ее и Жорж, но не так - в перерывах между курением и шутками Альфреда. Что-то должно было произойти значительное. Ведь она мечтала об идеальном любовнике, о глубокой и верной любви. И Мюссе, конечно, очень быстро понял это. И когда понял, написал ей письмо о том, что, к сожалению, она видит только одну сторону его сложной натуры, и довольно-таки поверхностную. Письмо заканчивалось словами: "Любите тех, кто умеет любить; я умею только страдать... Прощайте, Жорж, я люблю вас, как ребенок..."
О глубокой и верной любви Альфред догадался правильно, но он и сам не подозревал, насколько верно попал в точку, употребив ключевые для Жорж слова: "люблю вас, как ребенок". Это был самый верный путь к ее сердцу. "Я влюбилась, и на этот раз очень серьезно, в Альфреда де Мюссе. Это не каприз, это большое чувство..." - пишет она Сент-Беву.
Следующая встреча в квартирке на улице Малакэ была страстной и горячей, непохожей на предыдущие. В этот день они не смеялись, они предавались любви, а когда после страстных ласк Мюссе курил в постели трубку, Жорж гладила его по светлым волосам. В глазах ее стояли слезы счастья. Она будет не только любовницей Альфреда, но и его матерью, и его сестрой милосердия.
На следующий день он переехал к ней. Этот переезд и их совместное проживание на Малакэ поначалу вызвали в кругах парижской богемы неприятные сплетни. Это объяснялось просто. Общество не хотело терять двух блестящих свободных людей, оно ревновало, опасаясь, что теперь Мюссе и Санд будут принадлежать только друг другу. Отчасти эта ревность была оправданной первое время Жорж и Альфред были поглощены своей любовью. Жорж ставила на своих книгах такие посвящения: "Господину моему мальчугану Альфреду. Жорж". Или: "Господину виконту Альфреду де Мюссе в знак совершенного почтения от его преданного слуги Жорж Санд".
Но постепенно к этому все привыкли. Париж и тогда отличался от всего остального мира терпимым отношением к личной жизни каждого человека, а тем более к жизни таких больших художников, какими были Жорж Санд и Альфред де Мюссе. Справки об официальном оформлении любовных отношений у них никто не спрашивал.
Приятели Альфреда, поначалу испугавшиеся потерять его, предостерегали поэта, запугивая его ужасами, которые испытал его предшественник Жюль Сандо. Но это только еще больше возбуждало Мюссе. Он мог им ответить словами, сказанными позже Ницше: "Там, где опасность, я вырастаю из-под земли".
Альфред забыл об опиуме и проститутках. Внешние возбудители были ему не нужны. Он любил Жорж и наслаждался ее материнской опекой и заботой. Жили они весело. У них часто бывали гости, и вечера проходили в духе студенческих сборищ. Фантазиям Альфреда не было границ. Однажды они пригласили на ужин философа Лерминье. Стол был накрыт на две персоны. Лерминье отсутствие Мюссе слегка огорчило.
- Где же Альфред? - разочарованно спросил гость.
Вместо ответа открылась дверь, и появился Мюссе - в короткой юбке, грубо, безвкусно накрашенный, с крестиком на голой шее - одним словом, вылитая крестьянская девушка-прислуга - и молча стал подавать на стол еду. Лерминье и Жорж умирали со смеху. Служанка Альфред была серьезна и собранна. Но в какой-то момент как будто поскользнулась и опрокинула графин с вином прямо на голову философа. Пострадавший Лерминье хотел было возмутиться - это уж слишком! - но, увидев картинно испуганное лицо Альфреда, который тут же упал на колени, прося прощения, философ просто затрясся от хохота. А Мюссе встал с колен и с театральными слезами на глазах взял салфетку и стал ею вытирать вино с головы и с фрака Лерминье, еще больше пачкая его.
Мюссе предложил поехать на недельку в Фонтенбло насладиться природой. Первые дни в уединенной тиши они наслаждались одиночеством и благодатью, но, когда наступило время возвращаться в Париж, одна сцена испортила все приятное впечатление от поездки. И заставила Жорж задуматься об их совместном будущем.
