Мор Йокаи - Золотой человек
Что оставалось делать осиротевшей дочери банкрота, у которой отнято все, даже доброе имя, от которой отступились друзья и знакомые?
Из всех драгоценностей ей удалось припрятать лишь две ценные вещицы: халцедоновую шкатулку и возвращенное женихом обручальное кольцо.
Шкатулку Аталия спрятала в карман костюма. Ночью, оставшись одна, она достала ее и принялась разглядывать хранившиеся там сокровища.
Сокровища эти были не что иное, как самые разнообразные яды. Взбалмошная Аталия собрала эту зловещую коллекцию во время путешествия по Италии. Обладая набором ядов, она давала волю своему строптивому нраву. Убедив себя и всех в том, что ей даже от малейшего огорчения ничего не стоит покончить с собой, она всячески терроризировала родителей и жениха. Если ее прихоть не исполнялась, она грозилась, что достанет заветную шкатулку, примет быстродействующий яд, и в комнате найдут лишь ее хладный труп.
И вот настал момент великого искушения! Перед ее мысленным взором предстала картина ожидающей ее в будущем безотрадной жизни. Отец обрек свою дочь на нищету, а жених бросил свою невесту в самый день свадьбы. Все погибло.
Встав с постели, Аталия открыла шкатулку и стала перебирать пузырьки, выбирая для себя самый сильный яд.
И тут только ей стало ясно, как безумно боится она смерти! Нет, она оказалась неспособной оборвать свою жизнь.
Аталия задумчиво разглядывала себя в зеркало. Да разве хватит духа уничтожить такую красоту!
Захлопнув шкатулку, она снова спрятала ее и достала вторую свою драгоценность — обручальное кольцо. Оно тоже таило яд. Еще более страшный, смертельный, убивающий душу. И она упивалась этим ядом, испила горькую чашу до дна. Она любила человека, вернувшего ей кольцо. Не только питала к нему чувство нежной привязанности, но была страстно в него влюблена.
Шкатулка с ядами давала ей дурные советы, а кольцо — еще более страшные.
Аталия стала машинально одеваться. Теперь уже некому помочь ей одеться, вся прислуга покинула дом. Зофия и Тимея спят в людской. Двери барских покоев опечатаны судебными исполнителями.
Сколько сейчас времени — она понятия не имела. Великолепные часы уже несколько дней никто не заводил, с тех пор как стало известно, что их тоже продадут с торгов. Одни часы показывали раннее утро, другие — послеполуденный час. А в сущности, не все ли равно, который теперь час? Отыскав ключ от парадного, Аталия крадучись выбралась из дому, оставив все двери открытыми. Что могут здесь украсть?
Выскользнув из дома, она пошла по темным безлюдным улицам. В те времена улицы по ночам были погружены в кромешную тьму. Во всем городе было лишь три подслеповатых, тусклых фонаря: один перед «святой троицей», второй у подъезда ратуши и третий у караульного помещения.
Аталия направилась к гостиному двору «Англия». Это место пользовалось дурной славой. Там находился городской сад, отделявший жилые кварталы от крепости. По его темным аллеям обычно бродили по ночам падшие, бездомные женщины, когда их выгоняли из притонов, находившихся близ рынка. Аталии на пути к гостиному двору предстояло встретиться с этими намалеванными, встрепанными распутницами. Но на этот раз она не испытывала ни отвращения, ни боязни. Яд, излучаемый обручальным кольцом, пропитал все ее существо и сделал ее неустрашимой. Человек боится грязи лишь до тех пор, пока сам не ступит в нее.
На углу стоял стражник. Аталия старалась идти бесшумно, чтобы ее не остановил грозный окрик: «Стой, кто идет?»
Здание гостиного двора, выходившее фасадом на рыночную площадь, было обнесено галереей, где днем торговали свежеиспеченным хлебом. Под сенью этой галереи и пробиралась Аталия. В спешке она обо что-то споткнулась. Это какая-то напившаяся до потери сознания оборванка растянулась поперек галереи. Потревоженная женщина разразилась потоком непристойной брани, но Аталия, переступив через нее и не обращая внимания на ругань, продолжала свой путь. Она почувствовала облегчение, лишь завернув за угол гостиного двора, когда от ее взора скрылся фонарь над будкой стражника. Наконец Аталия вошла в парк и очутилась в густой тени деревьев и кустарников. Ей посчастливилось — вскоре она увидела сквозь заросли сирени свет в окнах одного из домов. В этом доме жил ее жених.
Подойдя к входной двери, на которой красовалось изображение двуглавого орла, она схватила колотушку в виде львиной головы и тихонько постучала. Рука ее дрожала от волнения.
На стук вышел денщик.
— Дома капитан? — спросила Аталия.
Бравый малый, плутовато ухмыльнувшись, кивнул головой: дескать, хозяин у себя. Ему не раз случалось видеть Аталию. Немало звонких монет получал он из ее холеных ручек, когда по поручению капитана приносил барышне-красавице букеты цветов или ранние фрукты.
Капитан еще бодрствовал и сейчас работал в своем кабинете. Кабинет был обставлен весьма скромно. По стенам были развешаны карты, на столах грудами лежали книги, инженерные инструменты. Входившего сюда поражала суровая солдатская простота в обстановке комнаты. Казалось, вся мебель, фолианты справочников и даже пол пропитаны дымом и горьковатым запахом табака.
Сюда, в квартиру капитана, Аталия до сих пор лишь изредка украдкой заглядывала, когда в воскресные дни после обеда они с матерью ходили послушать военный оркестр на плацу. Что и говорить, апартаменты, в которые они собирались перебраться сразу же после свадьбы, выглядели куда роскошней. Но в тот злополучный день они были опечатаны по требованию кредиторов.
Господин Качука крайне поразился. Визит дамы в столь поздний час? Его лиловый мундир, в нарушение воинского устава, был расстегнут на три верхние пуговицы, более того, он даже снял галстук, сплетенный из конских волос. Аталия понуро застыла на пороге с опущенными руками.
Капитан бросился к ней навстречу.
— Ради бога! Что с вами? Как вы очутились здесь?
Аталия не в силах была вымолвить ни слова. Припав к его груди, она горько зарыдала.
Но капитан даже не обнял ее.
— Прошу вас, садитесь, — предложил он Аталии и, взяв ее за локоть, подвел к простому кожаному дивану. Затем он спешно привел себя в порядок, надел галстук, застегнул до ворота мундир и, придвинув к дивану стул, уселся против Аталии.
— Так что же все-таки с вами?
Аталия вытерла слезы и долго, красноречиво смотрела в глаза капитану, словно пытаясь обворожить его взглядом, без слов объяснить цель своего прихода. Неужели он так и не поймет ее?
Но нет, ее многозначительный взгляд явно не произвел на него никакого впечатления.
И когда ей пришлось все-таки заговорить, голос ее дрожал, она будто исторгала из себя стоны.
— Сударь, пока я жила в полном благополучии, вы были весьма добры ко мне. Сохранилась ли сейчас в вашем сердце хоть капля доброты?
— Да, безусловно, — ответил Качука с холодной вежливостью, — я остаюсь вашим почитателем и другом. Несчастье, постигшее вас, затронуло и меня — мы оба лишились всего. Я тоже в отчаянии, все мои надежды рухнули, и я не вижу никакого выхода. Я мечтал о карьере, но мечты мои пошли прахом. Ведь у нас бедный офицер не имеет права жениться.
— Я это знаю, — заметила Аталия, — и пришла сюда не для того, чтобы напомнить вам об этом. Да, теперь мы очень бедны, но наша судьба еще может измениться к лучшему. У отца есть богатый дядя. Мы его прямые наследники, не сегодня-завтра он умрет, и мы снова разбогатеем. До этого времени я буду ждать вас, ждите же и вы меня. Я возвращаю вам обручальное кольцо, вот оно. Отвезите меня к своей матушке, и, видит бог, я буду ей послушной дочерью.
Господин Качука так глубоко вздохнул, что чуть было не погасил свечу на столе, и в смущенье взял в руки циркуль.
— Увы, это невозможно. Вы не знаете моей матери. Это тщеславная и весьма неуживчивая особа, у нее на редкость тяжелый характер и холодное сердце. Живет она на скромную пенсию. Вы и представить себе не можете, какие неприятности я имел от нее из-за своих сердечных дел. Родом она баронесса и поэтому решительно восстала против нашего с вами брака. Даже отказалась приехать на нашу свадьбу. Как же я могу отвезти вас к ней? Из-за вас я пошел против матери, можно сказать бросил ей вызов.
Аталия тяжело дышала, грудь ее волновалась, щеки пылали. Схватив обеими руками левую руку своего вероломного жениха, на которой уже не было обручального кольца, она еле слышно прошептала:
— Если вы из-за меня бросили вызов матери, то я брошу вызов всему миру!
Качука даже не заглянул в устремленные на него сверкающие глаза красавицы. Отведя взгляд, он стал чертить циркулем на столе какие-то геометрические фигуры, словно в сочетаниях синусов и косинусов пытался постигнуть разницу между безумием и любовью. Тем временем девушка продолжала горячим шепотом:
— Я уже испытала такое унижение, что никакой позор больше не страшен. Мне нечего терять. Кроме вас, у меня никого и ничего не осталось на свете. Если бы не вы, я покончила бы с собой. Я больше не принадлежу себе, я ваша. Располагайте мною. Делайте со мной что хотите, я подчиняюсь вашей воле. Я совсем потеряла рассудок, и мне все равно. Хотите, убейте меня, я и смерть приму безропотно.
