Екатерина Вильмонт - Хочу бабу на роликах !
- Дуня, пожалуйста, прочти! - взмолилась я. - Ты будешь самым первым читателем! И мне очень важно твое мнение.
- Саш, я, конечно, прочту, просто ради тебя, но я все равно знаю, что все клево получилось.
- Ты в меня веришь? - засмеялась я.
- Спрашиваешь!
Такое отношение девочки было приятно. И я с некоторым волнением вручила ей роман.
И уже на следующий день она мне заявила:
- Это кайф!
Но, отдавая Дуне роман, я взяла у нее папку с сообщениями о Глебе. Открыла ее с каким-то немного сторонним любопытством. Боже, чего там только не было! Интервью, фотографии, статьи, заметки, рецензии на спектакли... Он в октябре сыграл премьеру в антрепризе, а из театра все-таки ушел. Жаль, он был таким дивным Чацким . А еще он снимался в нескольких фильмах сразу. В одной заметке даже говорилось, что ему предложили роль в Голливуде, у самого Спилберга, и он сейчас "рассматривает предложение". В каком-то интервью его спросили, намерен ли он совсем порвать с театром, на что Глеб ответил, что ни в коем случае. Слава богу! Хотя какое мне до этого дело, одернула я себя. А вот это еще интереснее. Фотография, сделанная на какой-то презентации. Глеб в шикарном, незнакомом мне костюме с галстуком, в котором явственно видна булавка Мамонта Дальского, подаренная Инной Кирилловной, а рядом с ним молоденькая девушка, не очень высокая - верх ее прически едва достает ему до плеча, очень хорошенькая - с живыми темными глазами. И подпись - Глеб Ордынцев с подругой, Яной Беловой, каскадершей. Так вот она какая, эта Яна. Пикантная, в высшей степени пикантная. Каскадерша, значит, лихая, наверное... А в другой газете было интервью с ними обоими. Рубрика называлась:
"За чашкой чая". И на фотографии было видно, что чай они пьют на нашей кухне, из купленных в "Икеа" кружек...
А чего я, собственно, удивляюсь? Я уехала, а он остался. Природа, как известно, не терпит пустоты, особенно мужская, свято место пусто не бывает, и все такое прочее, более чем банальное... Здесь, на Майорке, это ощущение банальности ни разу во мне не возникало, и никакие мелодии, кстати, тоже не звучали. Ладно, чего я могла еще ожидать? Именно этого. Значит, удивляться и расстраиваться попросту глупо. У меня новая жизнь, и плевать я хотела на Глеба. Мне нельзя расслабляться, мне нужно работать, тогда я спокойна. Скорее бы приехала Эмма с новым романом.
Я пошла к Дуне.
- Дуняшка, свяжись с мамой по электронной почте, сообщи, что я все сделала и готова приступить к новой работе.
Дуня испытующе на меня поглядела и проговорила:
- Тебе кисли?
- Что?
- Тебе от той папки кисло? Хочешь работой все заглушить, да?
- А если и так?
- Слушай, я тут думала о тебе.
- Очень тронута.
- Подожди, я не самая глупая на этом острове, можешь мне поверить.
- Я это давно знаю. И что ты надумала, умная голова?
- Ты должна писать сама.
- Это ты мне уже говорила.
- Подожди, - отмахнулась Дуня, она явно была захвачена своей идеей. Ты должна написать пьесу!
- Почему пьесу?
- Мне кажется, у тебя получится пьеса. У тебя люди так здорово разговаривают... Диалог классный!
Я очень люблю пьесы читать. Я всего Лопе де Вега прочитала и Кальдерона, и Тирсо де Молину.
- Ну ты даешь! По-испански?
- Конечно, откуда тут русские книги? Вот стихи, например, я читать не люблю. А пьесы, даже в стихах, обожаю. И ты просто обязана написать пьесу!
- Но о чем? Я как-то не думала.
- Ты попробуй! Ты напишешь пьесу не просто так...
- А как? - испугалась я.
- Там должна быть отпадная роль для твоего Глеба!
- Роль для Глеба? - ахнула я.
- Именно! Ты только представь себе: ты напишешь пьесу - под псевдонимом, эту пьесу поставят, он будет в ней играть, это окажется гвоздем сезона, а ты придешь на премьеру, и зрители будут топать ногами, визжать и кричать: "Автора! Автора!" И тогда ты выйдешь на сцену, и твой Глеб увидит, что это ты... - захлебывалась Дуня. - Во кайф будет! Ломовуха! Правда, клевая идея?
- Зашибись! - засмеялась я. - Только тут очень много всяких сложностей.
- Да какие тут сложности? Ерунда!
- Ну первая сложность - написать хорошую пьесу.
- Не хорошую, а гениальную!
- Это просто исключается, дай бог хорошую-то накалякать...
- Вот не надо так.
- Как?
- Накалякать! Калякает мама, а ты как раз пишешь. И я просто уверена, что ты напишешь классную пьесу - ладно, пока, может, не гениальную, а классную! Это даже лучше.
- Почему?
- Ну гениальную в антрепризе вряд ли ставить будут, и в обычном театре тоже. Гениальную современники не поймут, а вот классную - легко!
- Дуня, ты знаешь, кто ты?
- Знаю. Я классная девчонка.
- Точно! Именно это я и хотела сказать.
- Ты тоже классная. Я сперва подумала, что ты немножко мымра...
- Почему? - расхохоталась я.
- У тебя, когда ты только приехала, глаза какие-то мымристые были. Ты не обижайся, правда-правда.
Но это быстро прошло.
- А вот ты мне сразу понравилась.
- Это нормально.
- Почему?
- Потому что мне еще мало лет, и у меня.., как бы это сказать.., слоев меньше.
- Слоев? - не поняла я.
- Ну да. Знаешь, когда дерево спилят, на пне кольца есть? Вот так и у людей, с каждым годом новый слой нарастает, и чем дальше, тем труднее пробиться к серединке, к тому, какой человек на самом деле.
- Значит, по-твоему, самые загадочные существа - старики?
- Нет, наверное... - задумчиво проговорила девочка. - Старики как раз не загадочные, они уже как дети, многие во всяком случае. Я про это еще не думала, но, наверное, эти слои нарастают, пока у человека сил много, а потом они, наоборот, начинают опадать, как листья. Говорят же: старик впал в детство. Слои опали...
- В этой теории что-то есть. Не знаю, может, она и не оригинальная, может, кто-то до тебя до этого додумался. Я, честно говоря, философию всегда терпеть не могла, хотя я даже не знаю, философия это или просто...
- Или просто белиберда? - засмеялась Дуня.
- Вот именно.
- Я и сама не знаю. Да ладно, проехали. Но что мне в тебе нравится, Саш, - ты не притворяка.
- Это точно.
***
Должна признаться, что слова Дуни запали мне в душу. Конечно, не детская идея насчет того, что Глеб будет играть в моей пьесе, но мысль написать пьесу теперь меня уже не оставляла. Мне действительно лучше всего удавались диалоги, я это и сама чувствовала, как и то, что на одном диалоге многое можно построить, не впадая в длинные описания событий и чувств. Сейчас только конец ноября, Эмма обещала приехать ближе к Рождеству, а до тех пор я свободна... Однако привычка с утра садиться за машинку уже вошла в плоть и кровь, как говорится, да и три курса театроведческого дали необходимые представления о законах драматургии. И я решилась. Попробую написать пьесу. Но о чем? Для начала лучше писать о себе, ведь себя я неплохо знаю. Но что за сюжет это должен быть? Я в каких-то выдуманных обстоятельствах? Или же я в своей собственной жизни? Но что в моей жизни было такого, что может быть интересно другим? Моя любовь? Но если выставить напоказ собственные чувства, получится пошлая, слезливая мелодрама. Нет, это будет комедия, комедия о любви невзрачной дурочки к красивому и умному. Просто многие события моей жизни надо подать, как говорится, с обратным знаком. Все тяжелое, грустное, больное утрировать до полного идиотизма, который будет вызывать смех... Нет, это не мое, у меня не получится. Лучше всего мне дается легкий, ироничный тон с некоторыми заходами в любовную патетику. А впрочем, что заранее теоретизировать, вдруг на бумаге получится что-то совсем иное, я уже знаю, что так бывает.
***
Я шла по набережной, море бушевало. Зимние штормы мне до Майорки видеть не приходилось, я всегда бывала на море летом. Волны грохотали, подбираясь к парапету набережной, обдавая меня брызгами, и волнующий запах моря, почти не ощутимый летом, здорово бодрил. Мне страшно нравилось гулять в такую погоду, тем более что тут я купила себе чудесную кожаную куртку, оливковую с белым. Мне уже не составляло труда объясняться по-испански в здешних магазинах. А после такой прогулки я любила зайти в кафе, выпить капучино, посидеть в тепле, особенно мне нравилось кафе под названием "Пепе и Хуанита", где горел камин. В доме Эммы тоже был камин, но Вера Ивановна панически боялась живого огня, и потому мы зажигали его очень редко. В такие блаженные минуты я часто добрым словом поминала Тараса, который свел меня с Эммой. Но сегодня я впервые подумала: конечно, спасибо Тарасу, но ведь к Тарасу-то я попала благодаря Алексу. Да-да, именно Алекс изменил мою жизнь. Все время на Майорке я запрещала себе о нем думать. Более того, мой организм инстинктивно отторгал всякие воспоминания именно об Алексе. О Глебе я вспоминала часто, и это было достаточно больно. А об Алексе - нет. Я как будто о нем забыла. А может, и вправду забыла? Мы так мало были знакомы... И так противно все кончилось. На другой день он примчался ко мне, клялся, что все это чепуха, что Инга просто редкая истеричка и скандалистка, что меня он любит, хочет жениться и все в таком роде, но в душе звучали уже не половецкие пляски, а веселенькая мелодия Кальмана "Красотки, красотки, красотки кабаре". И меня тошнило от пошлости и банальности происходящего. А сегодня я почему-то вспомнила о нем, и воспоминание было волнующим и приятным. Я как будто вновь ощутила, как он обнимал и целовал меня за секунду до появления Инги. От этого воспоминания по спине побежали мурашки. Нет, к черту, ко всем чертям, с Глебом у меня долгие годы были хотя бы иллюзии, а с этим с самого начала никаких иллюзий.
