Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга вторая
В этих своих посланиях он подробно описывал, как мятежный губернатор пытается посеять смуту и на других островах, объявляя, к примеру, будто Островная компания собирается вслед за сахарным тростником поставить под запрет и табачные плантации, а также задумала непомерно повысить налоги на индиго. Ясно, что все это происки, чтобы подорвать его, господина де Туаси, власть и авторитет!
Потом добавлял, что не может предпринять никаких решительных мер против командора, ибо не располагает достаточными силами, чтобы расправиться с ним в его логове, и с наивной откровенностью признавался, что обитатели островов оказывают больше доверия мятежнику, чем ему самому.
«Даже господин де Уэль де Птипре, — писал он, — коего я поначалу полагал преданным его величеству и способным почитать в моем лице волеизъявление монаршье, пусть бы и преследуя при этом только свои собственные выгоды, даже он и то нередко оказывается против меня. Хоть этот господин де Уэль и объявляет себя заклятым врагом господина де Пуэнси, что истинная правда, вряд ли он действовал бы иначе и причинил бы мне больше вреда, если бы был с ним заодно. Честолюбие этого человека не знает границ. Он, к примеру, присвоил себе замыслы Жана Обера, дабы добиться назначения вместо него преемником господина Л’Олива, а едва заняв это место, принялся без устали интриговать против Обера, обвиняя его в тайном сговоре с дикарями-караибами Доминики с целью вторжения на Гваделупу. Силою обстоятельств Жан Обер сделался мятежником и, дабы спастись от гнусных домогательств господина Уэля, бежал на Сен-Кристоф к господину де Пуэнси, где и нашел применение своим знаниям и рвению, которых нам так не хватает… Надобно без всякого промедления отрешить господина Уэля от должности, как это было уже сделано с господином де Пуэнси. Рано или поздно они все равно объединятся против королевской власти…»
Донесения горою скапливались на его письменном столе. Он покинул Гваделупу, чтобы не видеть более этого Уэля, которого считал своим союзником и который на деле оказался врагом, но велел забрать с собой на Мартинику все эти реляции, дабы поскорее отправить их во Францию с кораблями, которые делали остановку на этом острове.
Единственным развлечением, какое позволял себе этот суровый, благочестивый человек, были серьезные беседы с доминиканцем отцом Дютертром, также нашедшим приют в иезуитском монастыре.
Отцу Дютертру едва перевалило за тридцать, но он уже успел прослыть самым блестящим миссионером и проповедником Мартиники. Прежде чем оказаться в Сен-Пьере, где он намеревался лучше изучить нравы дикарей, которых предстояло обратить в христианскую веру, святой отец немало постранствовал по близлежащим островам.
Отец Дютертр был рослый малый с белокурыми волосами, выдающими в нем уроженца севера, столь же отважный, сколь и образованный: с помощью отца Фейе, предоставившего в его распоряжение свой карты, он взял на себя труд написать историю островов. Ему тоже доставляли истинное удовольствие беседы с генерал-губернатором.
В то утро, тринадцатого января тысяча шестьсот сорок седьмого года, господин де Туаси собирался осчастливить Мазарини еще одним донесением. Намедни Мерри Рул открыл перед ним новые горизонты.
Этот самый Замок На Горе, если вооружить лучше его, ибо, в сущности, пара пушек, что стоит при въезде, не более чем парадное украшение, мог бы служить мощным подкреплением форту Сен-Пьер. А такой возможности никак нельзя упускать. Все, что он слышал о господине де Пуэнси, заставляло его не на шутку опасаться вторжения на остров пиратов, которым мятежный губернатор с такой охотой раздает патенты на плавание! Учитывая местоположение замка, любая эскадра, которая явилась бы атаковать Сен-Пьер, оказалась бы меж двух огней.
Он намеревался, таким образом, уведомить кардинала о мерах, которые он предпринимает, дабы пресечь разгул пиратства в Карибском бассейне, которому всеми силами потворствует господин Лонгвилье де Пуэнси. И весьма рассчитывал повысить этим свой престиж в глазах Мазарини.
Увидев выходящего из монастыря отца Дютертра, генерал-губернатор поднялся с места и неспешно подошел к миссионеру. Они с улыбкой раскланялись, и святой отец, первым нарушив молчание, поинтересовался:
— Вы слышали шум, что доносился нынче ночью из форта?
— Нет, я ничего не слыхал, — признался господин де Туаси. — А что там такое случилось?
— Уверен, что ничего серьезного. Так, пара мушкетных выстрелов. Надо полагать, просто случайность. Поначалу-то я было перепугался, уж не вторгся ли кто на остров, но поскольку за этим не последовало никакой стрельбы, я тут же снова заснул… Да нет, скорее всего, Ничего серьезного, иначе бы мы уже знали…
— Думаю, так оно и есть, — согласился господин де Туаси.
Собеседники молча сделали несколько шагов по померанцевой аллее. Генерал-губернатор держал в руках бумаги, на которых торопливо делал какие-то пометки.
— Святой отец, — проговорил он, — мне хотелось бы поговорить с вами об одном замысле, который пришел мне в голову вчера вечером. Вам известен Замок На Горе?
— Тот, где жил генерал Дюпарке? Я пока не имел чести посетить его лично, ведь во времена генерала меня еще не было на Мартинике, однако я много слышал об особе, которая живет сейчас в этом замке, некой мадам де Сент-Андре…
— Вот именно! — согласился господин де Туаси. — Особа, которая живет сейчас в этом замке, и вправду зовется мадам де Сент-Андре, но позволю себе заметить, что занимает она его, не имея на то ровно никаких прав. Ведь генерал, насколько мне известно, и не думал ей его дарить. Кроме того, сооружение это солидно укреплено и принесло бы куда больше пользы, если бы принадлежало нашим войскам…
— Уж не собираетесь ли вы реквизировать этот замок? — перебил его святой отец.
— Вы прочитали мои мысли. Известно ли вам, что господин де Пуэнси формирует команды пиратов?
— Вы хотите сказать, флибустьеров…
— Это одно и то же…
— Да нет, не совсем. Пираты, как вам известно, делают все, что им заблагорассудится, флибустьеры же господина де Пуэнси никогда не выходят в море, не получив патента на плавание, подписанного лично генерал-губернатором… Иными словами, они признают власть…
— …мятежную…
— Мятежную, не спорю, однако не станете же вы отрицать, что господин де Пуэнси все еще сохраняет в своих руках немалую власть. Он пользуется уважением у англичан. Даже испанцы, которые вообразили, будто эти края принадлежат им по праву и, стало быть, не уважают никого не их крови, даже они и то относятся к нему с известным почтением… Во всяком случае, куда почтительней, чем ко всем нам…
— Знаю, — согласился губернатор, — увы, это так и есть! Положение весьма прискорбное, которое, похоже, не известно Мазарини, иначе бы он давно согласился прислать сюда силы, необходимые, чтобы положить конец этому безобразию! Хотя и в этом виноват все тот же господин де Пуэнси! Его флибустьеры, которых вы, святой отец, упорно не желаете путать с пиратами, все равно остаются убийцами и грабителями. Ведь недаром говорят, что они имеют свою долю со всех призов!
— Сын мой, — возразил священник, — я понимаю и вполне разделяю ваше негодование. И никак не могу одобрить действий господина де Пуэнси. Все эти преступления по сути своей порочны и противны как законам природы, так и божественной заповеди, гласящей: «Не укради добра ближнего своего». Ведь говорил же святой апостол Павел: «Украдший да не увидит Царствия Небесного».
— Но ведь к грабежам, святой отец, следует добавить и грех более тяжкий — убийства! Сколько раз проливали они кровь невинных и праведных?
— Знаю, знаю, — как-то несколько торжественно согласился отец Дютертр, — знаю, что, не имея более никакого освященного законом права прибегать к оружию, он не должен был бы ни пользоваться им, ни карать им кого бы то ни было…
— Золотые слова, святой отец! — воскликнул господин де Туаси. — Как было бы хорошо, если бы вы собственноручно довели это до сведения кардинала! Как было бы хорошо, если бы вы объяснили ему все это, дабы у него создалось ясное представление, что думает об этом мятежнике ваша конгрегация!
— Сын мой, — ответил ему на это отец Дютертр, — но должен вам заметить, что в таком случае генерал Дюпарке, который отправился на борьбу с мятежником, станет в глазах Регентства одним из тех, кто сохранил верность королю и отечеству…
— Но позвольте! — сразу заволновался господин де Туаси. — Не надо забывать, что генерал действовал на свой страх и риск. Правда, я реквизировал все силы островов, чтобы поставить на место этого презренного командора, но я надеялся, что никто не станет предпринимать никаких действий, не испросив прежде моего дозволения… Я хотел организовать массированную атаку, чтобы одним махом бросить туда все силы, какими я располагал… Генерал же вместо этого предпочел действовать в одиночку. Иными словами, он просто-напросто лишил меня сил, на которые я был вправе рассчитывать, и дал без нужды уничтожить их англичанам, союзникам нашего врага!
