Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга вторая
— Да здравствует генерал!.. — снова прокричала сотня глоток.
Тогда капитан почти вплотную подошел к Лапьерьеру и обратился к нему со словами:
— Теперь вы сами видите, что любые попытки сопротивления были бы с вашей стороны совершенно бесполезны. Полно, сударь, мне достаточно только слово сказать… Так что дайте-ка мне свою шпагу, и вы тоже, лейтенант. Я передам ваше оружие Иву Лефору, который должен появиться здесь со своими людьми с минуты на минуту. Вы будете находиться под домашним арестом в своих апартаментах и, как я уже сказал, скорее всего, еще до полудня будете отпущены на свободу…
Лапьерьер отпустил рукав своего адъютанта. Тот резким движением высвободился и подошел поближе к капитану.
— Послушайте, Байардель, — обратился он к нему, — почему же вы мне раньше все не объяснили? Почему бы вам не сказать мне, что к нам возвращается генерал… Я охотно и по доброй воле отдаю вам свою шпагу, хотя предпочел бы оставить ее при себе, чтобы поддержать вас и помочь генералу!
Лапьерьер обернулся к нему и окинул злобным, презрительным взглядом.
— Подлец! — сквозь зубы процедил он. — Еще один предатель! Но вы еще более низкая тварь, чем Лефор!
— Сударь, — ответил Рул, — ведь я-то всегда был верен генералу! Полагаю, если генерал вернется, то он по-прежнему будет губернатором этого острова, не так ли?
Лапьерьер с отвращением сплюнул. Байардель же взял из рук Мерри Рула шпагу и сунул ее себе под мышку, где уже торчала его собственная.
— Полно вам, губернатор, — проговорил он. — У вас еще будет время свести счеты, вам ведь предстоит оставаться с глазу на глаз в ваших апартаментах вплоть до завтрашнего полудня. Вашу шпагу, прошу вас. Поверьте, куда лучше для вас, если вы отдадите ее мне, а не Лефору с его людьми… Не знаю, что думает о вас Лефор, но подозреваю, что ничего хорошего!
— Вы даете мне слово, что мне не причинят никакого вреда?
— Даю слово! — заверил его капитан. — Я имею приказ не дать вам воспрепятствовать осуществлению планов генерала до завтрашнего полудня. После чего вы сможете вновь вернуться к исполнению своих обязанностей. Вам будет возвращена вся полнота власти до тех пор, пока не вернется генерал Дюпарке. Только он — и он один — вправе принять окончательное решение касательно вашей участи…
Не произнеся ни слова, Лапьерьер вынул из ножен свою шпагу и протянул ее капитану.
В тот самый момент, будто нарочно дожидаясь этого жеста, чтобы появиться наконец во дворе форта, в крепость ворвались десятка три молодцов под предводительством Лефора. Губернатору не понадобилось слишком много времени, чтобы различить высокую, внушительную фигуру бывшего пирата в беспорядочной толпе флибустьеров, которые громко хохотали, говорили всякие непристойности и уже вовсю братались с солдатами форта.
— Ну что ж, капитан, а теперь отведите меня в мои апартаменты, — проговорил Лапьерьер, — коль уж вам выпала такая миссия. Однако, по правде говоря, я предпочел бы остаться там один… Мне нисколько не улыбается провести там ночь в обществе этого человека… — заключил он, бросая высокомерно-презрительный взгляд в сторону Мерри Рула.
Но к нему уже приближался Лефор. Он шел медленно, не торопясь, вразвалку, слегка покачивая из стороны в сторону своими широченными плечами.
— Минуточку, — обратился он к Лапьерьеру, — сделайте милость, погодите еще минуточку… Я так давно не имел счастья полюбоваться физиономией нашего славного временного губернатора, что не могу отказать себе в удовольствии хоть чуток поглазеть на него вблизи.
Флибустьеры, босоногие, одетые в какие-то странные лохмотья, до сих пор державшиеся на почтительном расстоянии и занятые болтовнею с солдатами, стали мало-помалу подходить все ближе и ближе, Лефор же тем временем тянул время, не спеша, со всех сторон оглядывая поверженного врага и зная, сколь чувствителен тот к малейшему унижению.
— Что-то у вас, господин губернатор, больно уж взъерошенный вид, — заметил он. — Шляпа задом-наперед, парик набекрень… Можно подумать, будто вы побывали в какой-то лихой переделке, а между тем мы ведь вас даже пальцем не тронули!
Он оставил в покое Лапьерьера и с не меньшим вниманием принялся оглядывать Мерри Рула.
— Знаю, господин Лефор, — заговорил тот, — что обстоятельства говорят против меня. Однако капитан Байардель подтвердит вам, что я подчинился его приказу без малейшего сопротивления. Что касается меня, то я всегда хранил верность генералу, и единственное мое желание — быть вам полезным, если речь идет о том, чтобы служить его интересам…
Лефор, глазом не моргнув, спокойно слушал речи лейтенанта.
— Кроме того, сударь, — продолжил тот, — прошу вас не забывать, что если вы нынче и чувствуете себя победителем, если генералу и удастся вновь обрести свободу, то во всем этом есть доля и моих заслуг… Мне ведь было приказано посадить вас под арест… Но я приложил к вашей поимке столь мало рвения, что вам без труда удалось ускользнуть…
Ив несколько озадаченно почесал подбородок.
— Ладно, это мы потом увидим, — сказал он. — Байардель, распорядитесь отвести этих господ по домам. Можете разлучить их, если уж им так хочется, в некотором смысле я их даже понимаю, и того и другого… Стражу у каждой двери… Уже скоро рассветет, а я так еще и не закончил дела…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В Замке На Горе
Для Мари начинался еще один тоскливый день. Солнце проникало в спальню, протягивая свои тонкие щупальца сквозь кружевной узор занавесок и сразу придавая всей обстановке какой-то радостный, веселый вид, но ничто не могло заставить осветить улыбкой ее печальное лицо.
Она устала, ее непрерывно угнетала мысль, что отныне уже не изменится ее однообразное, тоскливое существование. Ив Лефор куда-то исчез, Лапьерьер стал врагом, Мерри Рул, несмотря на свои нежные заверения, вряд станет ей надежной опорой, ибо она не могла не догадываться, что ему куда важнее действовать заодно с временным губернатором, и никто, ни один человек из тех, на кого она могла бы рассчитывать в своих страхах и смятении, не в состоянии оказать ей помощь. Вдобавок ко всему прочему ее весьма тревожило присутствие на острове господина де Туаси. Этот господин де Туаси не испытывает ни малейших симпатий к генералу. Не говорил ли он сам, что, если генерал окажется на свободе, его сразу же отправят во Францию?
Но как, каким таким чудом сможет теперь Дюпарке снова обрести свободу?
Этим вопросом и терзалась Мари. Временами ее охватывало такое безнадежное отчаяние, что она была близка к истерике. И если и не разражалась рыданиями от сознания своей беспомощности перед лицом ополчившихся на нее враждебных сил, то только потому, что не желала показывать своей слабости ни Жюли, ни своим неграм.
Но так ли уж она слаба? Порой она начинала в этом сомневаться, а временами даже чувствовала в себе такие душевные силы, такую несокрушимую волю, какие редко встретишь у женщин, но потом сразу же убеждала себя, что все равно ей одной не справиться со всеми своими недругами.
Ей часто приходило желание оседлать лошадь и проехаться верхом по окрестностям замка. Она вспоминала тот день, когда они с Лефором очутились вдвоем на склоне холма, в тот день ей казалось, будто она навсегда привязала к себе этого человека, которого она считала неуязвимым… Но как все это было давно, как далеко! И ей снова становилось нестерпимо горько от сознания собственного бессилия. Разве не надеялась она одержать верх над Лапьерьером? Не рассчитывала добиться поддержки от господина де Туаси? И что теперь осталось от всех этих надежд? Побежденной осталась она сама!
Не лукавя с собой, подводила она печальные итоги своих стремлений, своих попыток добиться желаемого и своих промахов. Господин де Туаси непреклонен. Ни за что на свете не согласится он даже пальцем пошевелить, чтобы добиться освобождения Дюпарке. Лапьерьер, этого она могла бы приручить, он был бы предан ей как собака, при условии, если она уступит его вожделениям, но и в этом случае ей не стоит особенно рассчитывать, будто он станет хоть что-нибудь предпринимать, чтобы вызволить из плена Дюпарке. Лефор же совсем исчез, неуловим, как говорят, затерялся где-то в этих «варварских краях», вблизи границ, отделяющих их от поселений индейцев-караибов.
Оставался один Мерри Рул. Но если разобраться, Мерри Рул не более чем соперник Лапьерьера, ведь и им тоже движет лишь желание обладать ею! И, добейся он своего, уж, во всяком случае, не ему тогда стремиться к освобождению Жака. Даже совсем напротив! Со всех сторон она видела только одних врагов. Которые к тому же готовы были в любой час перейти в открытое наступление. Лапьерьер собирается выгнать ее из замка. Конечно, этот замок принадлежит ей, и никому другому, но у губернатора в руках вся власть и он может сделать все, что ему заблагорассудится!.. Мерри Рул… Что он сможет сделать против воли губернатора? Да к тому же не в интересах ли лейтенанта, чтобы она осталась без крыши над головой: разве не станет она больше зависеть от его милостей, если окажется одна в Сен-Пьере?
