Мейв Бинчи - Ночи дождей и звезд
— Очень быстро обернулась, — одобрительно кивнула Вонни.
Эльза взяла старика за руку и, не переставая, повторяла: «Дхен ине соваро, дхен ине соваро» («Ничего серьезного, ничего серьезного»).
Вонни растолкла в ступке таблетки морфина, смешала их с медом и ложечкой накормила этим старика.
— Лучше было бы сделать инъекцию, подействует быстрее, но он и слышать об этом не хочет, — мрачно проговорила Вонни.
— Как скоро он почувствует облегчение?
— В течение нескольких минут. Это средство действительно чудодейственное.
Старик что-то промямлил.
— Что он сказал?
— Он сказал, что знахарка очень красивая, — криво усмехнулась Вонни.
— Жаль, что он так сказал, — грустно произнесла Эльза.
— Да ладно, наши с тобой физиономии последнее, что он видит в жизни. Разве не замечательно, что у него перед глазами твое лицо?
— Вонни, пожалуйста, — сказала она со слезами на глазах.
— Если хочешь помочь, продолжай улыбаться ему, Эльза, скоро боль у него пройдет.
И в самом деле, его лицо начало расслабляться, рука стала сжимать ее ладонь не так сильно.
— Думай, будто это твой отец, побольше любви и тепла во взгляде, — посоветовала Вонни.
Эльза подумала, что не время напоминать Вонни, что она едва помнила своего отца, бросившего ее. Вместо этого она смотрела на несчастного грека и думала о нем и его странной жизни, которая заканчивалась в обществе ирландки и немки, суетившихся возле его постели и давших ему огромную дозу морфия…
— Йоргис, это Димитрий из Афин, помните, мы разговаривали несколько раз…
— Конечно, помню тебя! Как ты, мальчик? Рад тебя слышать! К свадьбе уже все готово?
— Да, до чего же много суетятся женщины по поводу этого дня! Я считаю, что главное, какая жизнь будет потом, не так ли?
— Для нас — да, но для них этот день самый важный.
— Знаете этого ирландца, драчуна?
— Шейна? Да, знаю. Но главное, что девушка его бросила. Ушла от него прямо у тебя на глазах, не так ли?
— Так точно, откуда вы знаете?
— Вонни рассказала, та женщина, что была с ней. Она сказала, что ты был просто герой.
— О, так вы знаете эту женщину? Что вы, я ничего такого героического не сделал. Но хочу сказать, что он написал письмо вашему брату, послал на адрес таверны. Оно было на английском, а я по-английски не читаю. Интересно, что в письме.
— Он, наверное, думает, что Андреас добряк, но это не поможет. Малышка Фиона возвращается в Ирландию, Андреас и я идем к парому сегодня вечером проводить ее. Поэтому, что бы он ни написал, будет слишком поздно.
— Хорошо, — сказал Димитрий. — Раз уж я с вами говорю, скажите, Адонис приезжал в Агия-Анну? Помните, я знал его здесь, в Афинах, и сегодня думал о нем.
— Нет, никогда.
— Наверное, большие деньги зарабатывает в своем Чикаго?
— Не знаю, и вообще ни разу не слышал, чтобы кто-то в Америке так преуспел. Забавно, но дня два тому назад я вдруг подумал, что он может вернуться, но тревога была ложной.
— Что вы имеете в виду?
— Из Чикаго был странный звонок, они хотели знать, куда он положил какие-то ключи… Я подумал… Я надеялся, что он, может быть, выехал сюда, но, увы, нет.
— Как правило, в конечном итоге мы все делаем то, что хотим сделать, — вздохнул Димитрий.
— Да ты философ, Димитрий, мой мальчик. Но старики продолжают надеяться, что мир станет лучше, и люди не забывают, что жизнь коротка, и не стоит ссориться.
На последний паром из Агия-Анны очередь постепенно росла.
Фиона и Дэвид стояли посреди толпы провожающих. Здесь была Мария с детьми, Элени, хозяйка дома, где Фиона останавливалась с Шейном, тоже со своими детишками. Вонни и Эльза выглядели усталыми и встревоженными, но снова подругами. Томас тоже был здесь в своих смешных штанах. Он купил для каждого из них по книге об острове и сделал копию фотографии, на которой они были все вчетвером в кафе.
На фотографиях он написал «Полдень в “Полночи”». Андреас и Йоргис тоже пришли с обещаниями приготовить больше жареной баранины, когда они приедут снова.
Вонни заметила, что уезжающие сильно разволновались.
Она говорила авторитетно:
— Теперь вы оставляете нас здесь на средиземноморской скале, не знающих, что случится, когда вы доберетесь до дому, — серьезно произнесла она. — Писать можете мне, а я приду в «Полночь» и прочту письмо остальным.
Они клялись, что обязательно напишут.
— Через сутки после того, как приедете, не забудьте, — решительно наказала Вонни. — Хотим знать, как ваши дела.
— Писать вам, друзья, будет легко, нет надобности лгать, — сказал Дэвид.
— Или притворяться, — согласилась Фиона.
Как раз в этот момент раздался гудок на пароме, и они прошли по трапу в толпе людей с корзинами и с чем-то похожим на узлы с бельем. У некоторых в коробках с дырами для воздуха были куры и утки.
Они махали руками до тех, пока паром не вышел из гавани, повернул вдоль берега и исчез из вида.
— Ужасно одиноко, — пожаловалась Фиона.
— Мне тоже. Мог бы жить здесь вечно, — подхватил Дэвид.
— Правда? Или мы просто обманываем себя, как ты думаешь? — размышляла Фиона.
— Для тебя все по-другому, Фиона, действительно, ты любишь свою работу, у тебя есть друзья, твоя семья не собирается ломать тебя, задушить.
— Вообще-то я не знаю, как они отреагируют. Я старшая в семье и не была хорошим примером для сестер, убежав с законченным психом.
— Но у тебя хотя бы есть сестры, а я единственный ребенок. На мне все семейное бремя. И отец мой умирает. Придется видеться с ним каждый день и говорить, что буду горд работать в его компании.
— Может быть, все не так плохо, как ты думаешь, — выразила надежду Фиона.
— Будет еще хуже, как только я спущу поводья, как говорит отец. Хорошо, что ты будешь со мной, чтобы растопить лед.
— Они подумают, что я твоя девушка, ужасная католичка, пришедшая разрушить ваши традиции?
— Они уже это делают, — буркнул он мрачно.
— Ну что же, их сильно позабавит, когда на следующий день я уеду в Ирландию, — развеселилась Фиона. — Какое это будет для них облегчение, да они просто задушат тебя в своих объятиях.
— Обниматься у нас любят…
И почему-то им показалось это очень смешным.
Эльза и Томас следили за паромом, пока тот не скрылся из вида. Потом они направились обратно в город.
— Где вы были сегодня днем? — спросил он. — Я вас искал, думал покататься на лодке еще раз.
— Завтра будет отлично, — пообещала она. — Если вы свободны.
— Я свободен.
— Мне интересно, уедете ли вы обратно в Калифорнию.
— А мне интересно, действительно ли вы не едете в Германию.
— Так давайте же наилучшим образом проведем время здесь, — предложила Эльза.
— Что конкретно вы предлагаете? — заинтересовался Томас.
— Предлагаю завтра взять лодку напрокат, провести пикник, на следующий день на автобусе отправиться в Калатриаду. Хотелось бы увидеть то место снова, когда я не в стрессовой ситуации. Вот что я предлагаю.
— Ладно, договорились, — сказал он, и они заговорщически улыбнулись друг другу. Чтобы сменить тему, он спросил: — Вы так и не сказали мне, что делали весь день.
— Была в маленьком ветхом домишке с Вонни, наблюдала, как умирает старик. Одинокий старик, у которого никого не осталось из родни, только Вонни и я. Никогда раньше не видела, как умирают люди.
— О, бедная Эльза. — Он наклонился к ней и погладил по волосам. — Бедная Эльза.
— Не бедная Эльза. Я молода, у меня вся жизнь впереди, а он был стар, одинок и напуган. Бедный старый Николас. Бедный старик.
— Вы были с ним добры. Сделали все, что могли.
Эльза отодвинулась от него.
— О, Томас, если бы вы видели Вонни. Она была великолепна. Забираю обратно все, что говорила о ней. Она накормила его медом из ложечки и просила, чтобы я держала его за руку. Она была словно ангел.
Они вернулись в ее гостиницу.
— Завтра мы возьмем маленькую голубую лодку и отправимся в море, — сказал он.
Она повернулась, чтобы уйти, но вдруг крепко обняла его.
— Энди, время для звонка нормальное?
— Конечно, Томас, для меня нормально, но, боюсь, Билл и его мама не здесь, они отправились в поход.
— В поход?
— Вообще-то я хотел сказать «по магазинам», они называют это походом. Можешь позвонить минут через тридцать или сорок пять? Сам знаешь, во что оборачивается поход по магазинам, не хочу, чтобы ты понапрасну тратил деньги, разговаривая со мной.
— Рад поговорить с тобой, Энди, потому что хочу кое о чем спросить.
— Конечно, Томас, спрашивай что хочешь. — Голос у Энди был слегка усталый.
— Я подумал, если вернуться немного раньше, чем все ожидают, как ты полагаешь, это будет правильно?
