Наталия Рощина - Рыжее счастье
— У меня рыжая голова, и пока я не вижу радужной перспективы ее применения, чтобы радоваться постоянным занятиям… — пробурчала Мара в ответ. Это был очередной протест против отношений отец — дочь, но Эрнест Павлович ничего не замечал.
— Мара, давай считать, что я этого не слышал.
— Хорошо, — послушно согласилась она.
— Тогда я хочу сказать, что в твоих занятиях со следующей недели появится разнообразие.
— Да? В чем оно выразится?
— В занятиях по вождению. Ты — современная девушка, а значит, должна дружить с автомобилем.
— Что?! — Мара не представляла, что когда-нибудь сможет спокойно и уверенно чувствовать себя за рулем.
— По крайней мере, мы должны это проверить.
— Я и автомобиль?
— По-моему, у тебя именно тот характер, что нужно. Ты согласна?
Мара была со всем согласна. Спорить с Эрнестом Павловичем не входило в ее планы. С каждым днем она все больше проникалась симпатией к этому человеку. Он делал все, чтобы ее мечты воплощались в реальность. Гурин делал даже больше, гораздо больше. Если раньше Мара не шла дальше желаний о сытой, спокойной жизни, то сейчас она понимала, что возможности ограничены только сферой влияния Эрнеста Павловича, а она казалась Маре безграничной. Нужно было не потерять голову от всего этого. Мара боялась желать слишком многого, удивляя Эрнеста Павловича скромностью, тем, что совершенно не обращалась к нему с просьбами.
— Я сделаю все для тебя. — Сколько раз он говорил это, не подозревая, что каждый день у Мары крепнет единственное желание, и связано оно не с материальными благами. Неосуществленным желанием Мары постепенно становился он сам. Этот мужчина все больше интриговал ее. Поделиться своими ощущениями она могла лишь с тетей Дусей, с которой все чаще общалась лишь по телефону. Жесткий график занятий Мары не давал ей возможности выбираться в гости так часто, как того хотелось.
— Я скучаю без вас, — признавалась Мара, и это было правдой.
— Я тоже, милая моя, но Эрнест Павлович знает, что делает. Наверное, эти чувства тоже входят в его планы.
— У него настолько все рассчитано?
— Да, Мара. — Евдокия Ивановна сделала паузу, подбирая нужные слова. — Он видит на несколько шагов вперед. Учитывай это, пожалуйста, когда захочется протестовать.
— Послушание и еще раз послушание? — улыбнулась Мара.
— Да. И знаешь почему?
— Почему?
— Ты получила реальную возможность сделать свою жизнь по-настоящему интересной. Это шанс стать кем-то. Не упусти его по глупости или просто поддавшись минутной слабости. Ты умная девочка. Думай, Мара. Думай, а потом говори и совершай поступки. — Евдокия Ивановна старалась быть убедительной. — Сделать ошибку куда легче, чем ее исправить.
Каждый телефонный разговор Мары с тетей Дусей заканчивался ее просьбой проявлять благоразумие. Мара прислушивалась. Она поняла одно: нужно не огорчать этих двух людей, которые проявляли столько участия в ее жизни. Это было действительно везеньем, что она смогла каким-то непостижимым образом не оставить равнодушной Евдокию Ивановну, а потом — Эрнеста Павловича. Гурин… Свое неоднозначное отношение к нему Мара пока не подвергала глубокому анализу. Она знала, что время подскажет, когда можно попробовать изменить эти деловые отношения, на которых настаивал Эрнест Павлович. Ей это было нужно, но не настолько, чтобы подвергать все опасности разрушения. Она подождет, к тому же слишком много сил и времени уходило на занятия. На общение с Гуриным — все меньше. Значит, так нужно. Правда, иногда ей становится очень неуютно в этом доме без его хозяина. Все чаще она отмечала дни, когда Эрнест Павлович и вовсе не появлялся дома, оставляя распоряжения вездесущей Светлане Сергеевне.
Домработница — доверенное лицо Гурина. Он сразу дал понять, что в его отсутствие со всеми просьбами и проблемами Мара может смело обращаться к ней.
— Светлана Сергеевна очень хорошая женщина. Надеюсь, вы найдете общий язык, — Гурин не распространялся по поводу того, как должны строиться эти отношения. Это была, пожалуй, единственная область, в которую он не вмешивался. Иногда Маре хотелось пожаловаться на эту строгую, чопорную даму, которая, кажется, невзлюбила гостью с первых минут ее появления в доме. Голубые глаза Светланы Сергеевны всегда смотрели на Мару так, что хотелось сквозь землю провалиться. Столько холода в этом взгляде, столько невысказанного презрения, которое женщина и не пыталась скрывать. Мара понимала, что в ней видят молодую красивую девицу, которая только тем и занимается, что плетет сети, чтобы заполучить в них обеспеченного хозяина. Чтобы доказать обратное, Мара усердно занималась с репетиторами, старалась радовать Эрнеста Павловича успехами в учебе. Ни разу не пожаловалась на то, что ей очень неуютно от откровенной неприязни Светланы Сергеевны, а ведь сколько раз хотелось сделать это. В присутствии Светланы Сергеевны Мара нарочно заводила разговоры на общие темы, в которых не было ничего личного. Для личного оставались прогулки по паркам, которые Гурин ввел, как приятный обоим ритуал. Вот тогда у Мары и была возможность говорить все, что накипало на сердце. Возможность-то была, но Мара не спешила ею воспользоваться. Она чувствовала, что время еще не пришло. Пока она должна оставаться прилежной ученицей, которую в ней видит Гурин. Пока…
Кроме тех заданий, которые Мара получала от репетиторов, Эрнеста Павловича, она ставила себе еще и дополнительные, самым главным из которых считала налаживание доверительных отношений со Светланой Сергеевной. Мара не находила больше возможным разговаривать с Евдокией Ивановной о Гурине. Та рассказала о нем ровно столько, сколько сочла нужным. Мара чувствовала, что тетя Дуся о многом умалчивает. Но в этой утаенной части истории было то, что не касалось Мары, не могло помочь ей разобраться в том, что за человек Эрнест Павлович Гурин. Помощь Евдокии Ивановны и без того была неоценимой. Но Светлана Сергеевна — другое дело. Она долгое время жила с ним под одной крышей. Она знает его привычки, слабости, может быть, знает то, что даст Маре возможность подступиться к Гурину поближе. Она понимала, что ее отношение к этому мужчине пока не определено, однако в своем сердце она четко видела место, которое была готова предоставить еще по-настоящему не изведанному чувству. В свои девятнадцать она считала, что пора, давно пора ощутить все прелести и тяготы того, о чем прочитала в стольких книгах. Эрнест Павлович с каждым днем все больше подходил на роль того, в кого можно безоглядно влюбиться. Сильный, уверенный в себе, настоящий мужчина, для которого словно не существовало неразрешимых проблем. То, что он был намного старше, не обладал яркой внешностью, уже как бы и не имело для Мары значения. Она ощущала в своем сердце растущее желание любить. К тому же их отношения складываются так необычно. Многие бы ей только позавидовали. Все идет совершенно непредсказуемо. Сначала — прозаично: они могли стать любовниками и давно забыть о существовании друг друга. Теперь — мужчина взялся играть в ее жизни роль отца, наставника, друга. Он шлифует ее природные достоинства, открывая скрытые способности. Он готов прийти на помощь в любую минуту. Его рука, плечо наготове, — он прикроет ее своей грудью, если понадобится. Все качества, о которых мечтает женщина, говоря о своем спутнике. Одно «но». В этом списке нет важных слов, характеризующих близость, хотя бы ее желание, возможность, а значит, нет будущего. Разве это и есть любовь? Игра окончится, и они разойдутся по своим мирам. Сколько раз Мара уже замечала, что происходящее не вписывается в рамки тех правил, которые она определила вначале: просто игра. Никаких обязательств, никаких разочарований. Нет, это для роботов, не для живых людей с эмоциями, страстями, сердцем. И, во всяком случае, не для нее.
Мара не боялась идти дальше в своих мечтах. Гурин явно не спешил замечать пристальные взгляды, двусмысленные вопросы, которые она порой задавала. Он как будто получал огромное удовольствие от того, что Мара с каждым днем меняется, и только это являлось для него главным, определяющим.
— Ты растешь, девочка, — с улыбкой говорил он, и Мара понимала, о чем идет речь. — Я доволен тобой. А ты довольна собой? Тебе нравится то, что происходит?
— Да, очень.
Зачем кривить душой? Райская жизнь, которую вела Мара, не могла не нравиться. Всего и забот — учиться, овладевать всеми навыками и знаниями, которые тактично, спокойно и доброжелательно доносят до нее репетиторы, сам Эрнест Павлович. Можно не думать о хлебе насущном, крыше над головой, но один вопрос все чаще не давал Маре покоя: ведь это не может длиться вечно? Когда-нибудь настанет момент, когда она почувствует, что изменилась настолько, что должна покинуть этот гостеприимный дом. Захочет ли Гурин отпустить ее? Она всматривалась в его серьезное, сосредоточенное лицо и не знала ответа. Она нужна ему — это очевидно, но где же все его родные, все те, кто должны быть рядом? Где его жена? Дети? Не может такой человек оказаться одиноким волком, наконец нашедшим отраду в ней. Странно все это, но Эрнест Павлович как-то попросил ее не пытаться узнать что-либо о его прошлом.
