Морье Дю - Мери Энн
Справки... что он имеет в виду, какие справки? Она не осмеливалась спросить. У него было странное настроение: он в задумчивости ходил по комнате, и создавалось впечатление, что во всем он винит себя. Его нервы были натянуты, как струна. Что-то происходило, но он не хотел рассказывать ей. В последнее время он довольно часто стала передавать через своего слугу: "Не жди к обеду. Я не знаю, когда вернусь сегодня вечером".
Он был не похож на себя. Обычно он с облегчением сбрасывал с себя весь груз штабных дел и отдыхал.
В доме не было никого, кто мог бы раздражать его. Стояла тишина, не шумели дети. Мери и Элен уехали в школу Тейлоров (существование которой поддерживалось главным образом за счет ее взносов), а Джордж, которому уже исполнилось восемь, разыгрывал из себя важную персону в Челси, своего рода миниатюрном военном училище, которое готовило к поступлению в Марлоу.
Она продолжала развлекаться, но в одиночестве, без гостей и без хозяина: с Фитцджеральдами, отцои и сыном, с Расселлом Маннерсом, Коксхед-аршем - с той же преданной ей компанией, однако ее интерес к ним исчез. Она была вынуждена продолжать играть свою роль. Ее смех был сплошным притворством, ее улыбка была натянутой, разговор она поддерживала чисто автоматически. И теперь в ее душе поселился страх: "Моя власть становится все меньше и меньше... она ускользает от меня".
Однажды утром к ней заехал господин Эдам, который уверял, что герцог приказал ему навести справки по поводу даты ее свадьбы, ее местожительства до свадьбы, по поводу всех событий в ее жизни.
Она встретила его с ледяной вежливостью.
- Мое прошлое никого не касается, кроме меня. Ни вы, ни Его Королевское Высочество не имеете права вмешиваться в мою жизнь.
- Осмелюсь спросить, мадам, действительно ли все годы вы знали о том, что ваш муж, Джозеф Кларк, жив, и можно ли ваше утверждение, будто вы считали себя вдовой, назвать неправильным?
- Вовсе нет.
- Прекрасно. Тогда как же получилось, что судебный иск, который был предъявлен вам в 1804 году и который вы скрыли от Его Королевского Высочества, был приостановлен вашим поверенным, утверждавшим, что вы замужняя женщина?
Как ловко ее загнали в угол. Она пожала плечами.
- Мы с поверенным решили, что это наилучший выход. У меня никогда не было никаких доказательств смерти моего мужа.
Его холодное и вежливое лицо осталось бесстрастным.
- У вас есть свидетельства о рождении ваших детей?
- Нет, не думаю. А зачем они вам?
- Один человек, имени которого я не хочу упоминать, предложил мне проверить, не были ли ваши дети рождены до свадьбы.
Великий Боже! Какая наглость. Теперь все понятно. Он послал своих ищеек в Хокстон, они обшарили все окрестности на Чарльз-сквер, перепутали Джозефа с его братом Джоном и повесили на нее весь выводок Джона, у которого дети почти взрослые.
- Ошибка произошла из-за первой буквы имени, - сказала она. Возвращайтесь в Хокстон и проверьте ваши сведения. У моего мужа есть еще один брат, священник, у него те же инициалы, но зовут его Джеймс. Если это облегчит ваше расследование, я с готовностью признаю, что вышла замуж за всех трех братьев.
- Ваша дерзость не поможет вам, мадам, мне очень жаль. Соблаговолите назвать мне день и место, где состоялось ваше бракосочетание.
Да будь она проклята, если сделает это! Пусть побегает. Она вспомнила свадьбу матери и Боба Фаркуара. Пусть расследует и это, если ему хочется. У нее такое бурное прошлое.
- В Беркхэстеде, - ответила она. - Идите и проверьте записи. Вы найдете там некоторые упоминания о моей семье. А если вам хочется еще глубже влезть в мое прошлое, вам придется отправиться в Шотландию. Покопайтесь на вересковой пустоши, принадлежавшей клану Маккензи, или поищите в Абердине.
Охваченная яростью, в тот вечер она забыла о всякой осторожности. Герцог приехал домой к обеду, и она тут же накинулась на него.
- Как ты посмел прислать ко мне этого человека и позволить ему расспрашивать меня? Совать свой отвратительный нос в мои дела?
Она захватила его врасплох. Он был озадачен.
- Если ты имеешь в виду Эдама, то я здесь ни при чем. Я просто попросил его разыскать твоего мужа и послать его ко всем чертям, чтобы он больше не приставал к нам.
- Хорошо, передай ему, что в следующий раз двери для него будут закрыты. Меня никогда в жизни так не оскорбляли. - Ей хотелось устроить скандал, чтобы как-то снять с себя напряжение; запустить ему в голову бутылкой и разбить ее - и голову, и бутылку. Неважно. Но он не вставал из-за стола. Он продолжал сидеть с хмурым видом, с тем же выражением на лице, которое она видела уже в течение нескольких недель. Угрюмый, погруженный в себя, он был похож на несправедливо обиженного мальчишку.
- У меня нет времени возиться с этим. Слишком много дел. Работа в штабе буквально убивает меня, не говоря уже о болтовне этого Гринвуда, да и Эдама тоже.
- И все же, - сказала она, - ты находишь время появляться в театре. Я видела сообщение во вчерашней газете. В тот вечер ты прислал слугу предупредить, что не приедешь, так как тебя задержал король.
- Так и было. К тому времени, когда я разобрался с делами в штабе, было уже поздно заезжать сюда.
- Королевский театр. Госпожа Карей... Она хорошо танцует?
- Так себе. Я даже не заметил.
- Возможно, ты заметил ее на ужине, устроенном после спектакля?
Он покраснел, допил свой портвейн и промолчал. Значит. Вилл Огилви оказался прав, ежду ними что-то было. Она сжала руки, стараясь сдержать себя.
- Я понимаю, она высокая. Это преимущество. Не надо наклоняться: она с тобой одного роста. Но ведь танцовщице не нужен ужчина со сломанной ногой.
Он не успел ответить, так как внизу послышался страшный шум. Свалка в кухне, слуги подрались? Марты, которая поддерживала порядок, уже не было: она вышла замуж и уехала.
- Пирсон, в чем дело?!
В холле послышался шепот, чье-то бомотание, голоса. Герцог надулся, как индюк. У него появилась веская причина прекратить разговор и не отвечать ей.
- Боже мой! Я-то думал приехать домой и отдохнуть! А тут слуги дерутся. Хороший дом. В казарме и то спокойнее.
- Или в театральной гримерной.
Вернулся Пирсон, вид у него был виноватый.
- Прошу прощения, мадам, но там какая-то женщина заявляет, что она законная жена угольщика. Того, за которого месяц назад вышла госпожа Фавори. Она вопит и требует справедливости.
- Выгоните ее. - Губы герцога сжались.
- Они борются с ней, Ваше Королевское Высочество. Вы не представляете, какие выражения она употребляет.
- Что она говорит?
- Она говорит, что вы, мадам, заставили ее муже бросить ее, разрешили ему приходить сюда, на Глочестер Плейс, чтобы видеться с госпожой Фавори; что внизу творятся совершенно непозволительные вещи, не говоря уже о том, что делается наверху. Она сказала, что этот дом не что иное, как... - Он замолчал и кашлянул, проявляя тем самым свою верность.
- Выгоните эту женщину, - повторил герцог, - или заприте ее где-нибудь. Возьмите себе в помощь лакея.
- Слушаюсь, Ваше Королевское Высочество.
Скандал внизу возобновился с новой силой. Стены были тонкие, поэтому они услышали последние слова женщины:
- Во всем виновата ваша хозяйка, эта грязная шлюха. Затащила к себе в постель женатого мужика, да к тому же герцога!
В другой ситуации эти слова послужили бы поводом для шуток и веселья, она передразнивала бы ее, а он смеялся бы надо всем. Но не сегодня. Они сидели в полном молчании, совершенно чужие друг другу, не видя ничего смешного. Достоинство прежде всего.
- Пойдем наверх?
Пианино так и осталось закрытым. Они не разговаривали, делая вид, что читают. Часы в кабинете мерно отсчитывали время. Когда пробило одиннадцать, прозвучал заключительный аккорд этого дня: у входной двери зазвенел колокольчик, началась перебранка. Герцог отшвырнул свою книгу.
- Если опять та женщина, я вызову охрану.
Послышались шаги на лестнице, и вошел Пирсон.
- Простите за беспокойство, Ваше Королевское Высочество... Мадам, это к вам, очень настойчивый мужчина. Он назвал себя Джозефо Кларком.
Ну вот... свершилось. Джозеф не мог бы выбрать лучшего момента, даже будь он дьявольски умен. Полное поражение, конец. Еще несколько секунд, и она может признать себя побежденной...
- Спасибо, Пирсон, я приу его. Проводите его в маленькую комнатку внизу. И будьте рядом, вы можете мне понадобиться.
Она встала и сделала реверанс. Герцог не смотрел на нее. Он не понял иронии, а может, он принял ее жест как должное. Она спустилась вниз и направилась в переднюю, где обычно ожидали посетители. Там стоял Джозеф, а вернее, его тень, нет, даже не тень, а жалкое подобие, карикатура. Потрепанный, в изношенной одежде, с длинныи седыми волосами, с опущенными плечами, обрюзгший и расплывшийся, с глазами, превратившимися в щелочки на отекшем лице, небритый, с проваленным ртом и растрескавшимися губами.
