Луанн Райс - Каменное сердце
— Птенец умер? — спросила Мария.
— Да. Утром мы все собрались у них, кажется, на воскресный завтрак, и Саймону захотелось узнать, как себя чувствует Крошка. Гордон отвел его во двор, показал мертвую птичку и стал говорить, что смерть — это вроде как сон. А Саймон все время твердил, «он спит» или «Крошка спит», и на лице у него весь день было это ужасное, растерянное выражение.
— Саймон напуган, — сказала Мария. — Или зол, я бы сказала. Постоянно ходит мрачный. И агрессивно ведет себя с Фло. Когда я пытаюсь утешить его, он смотрит на меня, как на полную дуру.
— Его мать только что застрелила его отца, — заметил Питер, запуская пальцы в свои волосы. — Черт!
— А ты помнишь, как умер папа? — спросила Мария. — Тебе было примерно столько же, сколько Саймону.
— Это совсем другое, Мария, — ответил Питер. — Отец умер от старости.
— Я знаю, что это другое, — тихо промолвила Мария. — Мы почти не заметили его смерти. Он и до этого никогда не бывал с нами.
— Нет, бывал, — сказал Питер. — Я навещал его в его комнате, и он рассказывал мне о работе в суде. О том, как говорил неодобрительным тоном и понижал голос, чтобы запутать свидетелей со стороны противника. Сейчас я сам так делаю.
Мария подняла голову и взглянула на брата.
— Ты пережил его смерть гораздо тяжелее, чем я и Софи. Ты был единственным, с кем он разговаривал. С тобой да еще с мамой.
— Да, — согласился Питер. — А после его смерти мама прилепилась к Софи, и все было кончено.
Мария никогда не задумывалась о том, каково пришлось Питеру после смерти Малькольма. Мария и Софи всегда были близки, они могли утешить друг друга; Мария никогда не обижалась на Хэлли за то, что им приходится делить между собой привязанность Софи. Но Питер — кто был у него? Мать и сестры снисходительно позволяли ему играть роль единственного мужчины в семье и забавлялись, глядя на то, как он старается, чтобы газон всегда был подстрижен, книги расставлены в нужном порядке, а ставни покрашены свежей краской, и иногда снисходили до благодарности. Сейчас Мария понимала, как сильно он старался завоевать их любовь.
— Ты так добр с мамой, — сказала Мария. — Иногда я тоже пытаюсь быть к ней добрее, но у меня такое впечатление, что она живет в своем собственном иллюзорном мире. И никто ей там не нужен.
— Нет, она хочет, чтобы мы были с ней, — произнес Питер, — но не хочет говорить о реальных вещах. Она отказывается думать о том, что случилось с Софи.
— Я знаю. — Ей стыдно. Она не может выносить всех этих телерепортеров, статьи…
Питер покачал головой:
— Дело не в этом. Она ненавидит такую публичность, но это не главное.
— А что главное? — спросила Мария с ноткой сомнения в голосе.
— Если мама признает то, что случилось с Софи, ей придется признать и свою роль в этом. Она должна признать, что Софи не могла обратиться к ней за помощью, никогда не могла.
— Мама никогда и ни в чем не признавала своей вины, — заметила Мария. — Все разговоры между ней и Софи сводились к тому, что Софи слушала мамины воспоминания о ее детстве, да еще они вместе мечтали о том, как Софи будет петь в Карнеги-холле.
— В твоих словах столько горечи, Мария, — сказал Питер, потрясенный.
— Нет, просто я так воспринимаю ее. И вообще нашу семью. — Ее голос смягчился. — Я долго отсутствовала, а ты был здесь и старался, чтобы все было в порядке.
— Спасибо, — поблагодарил Питер. Ее слова он воспринял как комплимент — с этой целью они и были произнесены.
Мария встала, одернула юбку. Ей очень хотелось пойти повидаться с Дунканом. Мысли о нем, светлые и сладкие, заставили ее заколебаться.
— Мне пора. Я еще хотела купить телевизор — кстати, где это можно сделать?
— В «Эрни Электроникс», — сказал Питер. — По дороге на Блэквуд.
— Ясно, — ответила Мария, целуя брата на прощание.
Часом позже, подгоняя машину к дверям магазина Эрни, Мария заметила отца Хоукса, шагавшего около парковки. Он помахал рукой и направился в ее сторону. Мария передала ключи от машины служащему магазина, попросила поставить телевизор на заднее сиденье и пошла навстречу отцу Хоуксу. С тех пор как она узнала, что тот приходился Алисии дядей и совершал обряд бракосочетания Мердоков, она испытывала в его обществе некоторую неловкость.
— Добрый день, Мария, — сказал он. Его зоркие глаза пробежали по ее лицу. В последний раз они виделись на похоронах Гордона. — Как поживает ваша семья?
Мария пожала плечами.
— Мы справляемся, — сказала она. — Сегодня я навещала Софи.
— А меня она видеть не хочет, — заметил священник.
Мария понимала почему: Софи, как и она сама, никогда не была особо религиозной. Очевидно, последние события никак этого не изменили. Она не знала, что ответить ему.
— Саймон и Фло живут со мной, — добавила она.
— Наверное, это мешает вашей работе, — предположил отец Хоукс.
— Я ею совсем не занималась с тех пор, как… — Мария пыталась найти нужные слова. — С тех пор, как дети переехали ко мне.
— Возможно, им стоит с кем-то поговорить.
Мария открыла было рот, чтобы возразить — последний, кого Софи хотела бы видеть в роли доверенного лица Саймона и Фло, был отец Хоукс — однако он продолжал:
— Мне говорили много хорошего о докторе Миддлтон. Она специализируется на работе с детьми.
— Она психиатр?
— Клинический психолог, — сказал отец Хоукс, хлопая по карманам. Он достал блокнот и написал: «Доктор Элизабет Миддлтон, Слокум, Коннектикут».
— Я не знаю ее номера, но он наверняка есть в телефонном справочнике. Пойдем-ка к моей машине, Мария, — добавил он, улыбаясь. — Я хотел передать тебе кое-что.
Идя по парковке, они оживленно разговаривали. Мария рассказывала о том, что Хэлли старается как-то пережить последние события, Питер много работает, а Нелл почти каждый день привозит горячие обеды для Марии и детей. Потом она вспомнила о захоронении. Она начала говорить о том, что обнаружила в могиле стрелу и о своих предположениях насчет того, что женщина была убита, однако ей не хотелось снова возвращаться к убийствам. Она вспомнила о Софи, которая сидела в тюремной камере, и все остальные мысли вылетели у нее из головы.
Отец Хоукс отпер переднюю пассажирскую дверь своей машины, синего «бьюика». Покопавшись в кожаном портфеле, он извлек оттуда то, что искал, — листок с ксерокопией какого-то документа, написанного неразборчивым почерком.
— Это из земельного реестра Хатуквити, — объяснил он. — Копия договора о продаже, между вождем индейцев пеко и Чарльзом Слокумом, англичанином, который купил земли на Скво-Лэндинг.
— Да, и не перенес оттуда могилы, — сказала Мария, читая следующий текст:
Настоящим подтверждаю, что я, Нассиквиджон, вождь хатуквити, заключил торговую сделку и продал Чарльзу Слокуму из Адамсвиля в штате Коннектикут все мои права, титулы и выгоды, касающиеся участка земли, который индейцы называют Сквам, лежащего на краю мыса, выдающегося в море.
Площадь участка равна тридцати акрам или около того, включая погребальные земли Хатуквити, и я свидетельствую о продаже мною этого участка, равно как и о том, что права на него не принадлежат другому индейцу или индейцам, за исключением тех, кто похоронен на этой земле и чьи останки должны быть перенесены на другую землю, а также о том, что я получил за него всю сумму сполна. Засвидетельствовано моей подписью, дата: год 1665, 5 августа.
Свидетели: Джон Честер, регистратор, Мэтью Уокер.
Подпись: Нассиквиджон.
— Скво-Лэндинг когда-то называли «Сквам», — задумчиво произнес отец Хоукс. — Никогда об этом не слышал. Я посмотрел, это означает «Приятное место у воды». Наверное, английские поселенцы исказили название, когда заняли эти земли.
— Спасибо вам за документ, — сказала Мария, сворачивая бумагу.
Отец Хоукс улыбнулся, с пониманием посмотрев на нее.
— Я знаю, что работа очень помогает в подобных ситуациях, — добавил он. — Надеюсь, договор вам пригодится.
— Безусловно, — произнесла Мария, тронутая его заботой. И все же, пожимая ему руку, она не могла отвязаться от мысли, что этот человек когда-то венчал Дункана и его жену.
Дети еще не вернулись из школы, от чего Мария испытала облегчение. Она попыталась последовать совету отца Хоукса — поработать — и разложила на столе снимки могилы, свои записи, книги по истории индейских племен в их местности. Однако никак не удавалось сосредоточиться. Зазвонил телефон, Мария взяла трубку.
— Алло.
— У тебя все в порядке? — спросил Дункан.
— В порядке. Я скучаю по тебе.
— Ты даже не представляешь себе, как я скучаю, — ответил мужской голос. Потом, после долгого молчания, продолжил: — Я видел тебя в церкви. Мне очень хотелось быть рядом с тобой!
