Любовь Шапиро - Дневник романтической дурочки
— А твоя голубая мечта, конечно, очень продуктивной была? — не удержалась я.
— Ты дура, Лера. И зря пытаешься меня поддеть. Мне практически все удалось.
— И что же ты поймал в свои сети?
— Я долго был приживалом в собственной семье. Одежду мне почти не покупали. Я носил то, что оставалось от других мальчиков.
— Ну и что? Многие родители передают в другие семьи вещи, из которых выросли их чада.
— Ты не понимаешь. Это были настоящие обноски. Игрушки я почти всегда или выпрашивал, или выменивал, или крал. Я хорошо рисовал, как ты понимаешь, и свои детские наброски обменивал у идиотов учеников, которые не справлялись с рисованием, на всякие интересные штучки. Мой талант не смягчил сердца близких родственников, они оставались равнодушны. Я не был их кровинушкой, мои качества не передались по наследству, а следовательно, нечем им было гордиться.
— Какое всё это имеет отношение к последующим событиям? Обиды ребенка проходят. Конечно, остается горечь, но люди делают правильные выводы.
— Думаешь, ты тонкий психолог? Считаешь, что все можно разложить по полочкам? — заводился художник все больше и больше. — Я тоже сделал выводы. Мой дед дружил с Лариком. Очень дружил и часто приходил к нему. Кстати, Ларик ко мне хорошо относился. Он чувствовал, что мне одиноко и некомфортно в семье. Однажды он рассказал историю про свои марки. Я стал расспрашивать, и Ларик поведал мне, что марки бывают с очень странной, особенной судьбой. Есть даже марка, которая считается ключом, кодом для получения большого клада.
— И ты поверил? Это же просто сказка. Он разыгрывал тебя. Руфа же говорила, что Илларион Валентинович обожал всякие мистификации.
— Мне было тогда всего десять лет. Да, я поверил. И стал мечтать об этом кладе.
Я была потрясена его наивностью, но оставила свое мнение при себе.
— При этом, — продолжал Сашка, его горящий взор был обращен в прошлое, — я стал сопоставлять какие-то вещи, события, слушать внимательно разговоры и пришел к выводу, что эта мифологическая марка у Ларика или у Шабельских. Между прочим, твой драгоценный Митенька тоже в это верил, периодически наведывался к Ларику в его отсутствие и рылся там. Я был умнее и решил, что должен действовать наверняка. Мне помог случай и Митька.
— При чем здесь Митя? — удивилась я. — Вы что, вместе…
— Ну что ты! — перебил Сашка. — Я никогда не был близким другом Дмитрия Владимировича. У него вообще никогда ни к кому не было теплого отношения. А ты знаешь, что Митя игрок?
— Иногда, чтобы расслабиться, он ходит в казино. И что?
— Ты, как всегда, ничего не видела. Митька с юности играл. У них была своя компания, золотая молодежь очень любила играть на деньги. А откуда их брать? Вот он и стал потихоньку таскать марки из альбомов Ларика. Между прочим, Ларик об этом знал, просто не хотел беспокоить Руфу. Потом она все же об этом проведала, и был большой скандал. Конечно, ты как всегда ничего не знаешь?
— А почему мне об этом должны были докладывать? — с деланным равнодушием сказала я. — Это их семейное дело.
— Конечно, никто не хочет выдавать свои грязные тайны. Ну так я продолжу. Я долго наблюдал за ними всеми и пришел к выводу, что Илларион Валентинович все-таки не станет никому отдавать драгоценную вещь. Он был не самый доверчивый человек. Профессия у него, помнишь, какая была? Но как обыскать его дом, я не очень представлял. Да, я забыл сказать, что моя детская вера в то, что существует марка, где на штемпеле стоят цифры, которые являются кодом, со временем только укреплялась. — Будто не слыша меня, продолжал Сашка. — Я мальчик не промах, — он зло усмехнулся. — Покопался в архивах, связи предков мне чрезвычайно помогли. Что-то же нужно было с них поиметь! В конце концов я нашел. Ты не представляешь себе, какими бывают изобретательными люди, — увлеченно продолжал он. — Один немецкий барон, чувствуя приближение большой катастрофы, решил весь свой немалый капитал переправить в швейцарский банк. Ну это, конечно, не фокус, так, я думаю, многие делали, но вот как этот фантазер решил из марки сделать ключ к сейфу в банке, я долго не понимал. Потом родилась идея — марка могла быть порвана. Предъявив одну часть, человек получает возможность открыть золотой ларец, если эта часть совпадет с той, что в банке. Увлекательная версия, правда? Ты меня слушаешь, Лера? Тут важно ничего не пропустить.
— Да, конечно.
Я понимала, что для этого сумасшедшего сейчас самое важное — рассказать о своем триумфе, но это не успокаивало. Меня стало колотить и, казалось, мурашки вылезают прямо наружу.
— Я подумал, что в конце концов имею на эту марку с вожделенным штемпелем такое же право, как и Ларик. Ему же тоже ее не подарили.
— Почему? Возможно, барон сам отдал ее Иллариону Валентиновичу.
— Если честно, эта дурацкая мысль даже не приходила мне в голову. С чего бы немецкий дворянин стал делиться с советским оккупантом своими сокровищами? Ты как всегда наивна, — презрительно проговорил Сашка.
— Может, Ларик спас жизнь ему или его семье, — настаивала я, хотя понимала, что только раздражаю его своими предположениями.
— Глупости. Да и какая разница? Все равно все пошло совсем не так, как я рассчитал. В тот день, когда Ларик уехал, кстати, я видел, что ты к нему заскакивала, наступил мой час, и я решил, что сегодня любым способом добуду этот дурацкий клочок. Я засел в доме и ждал, когда на соседних участках улягутся спать и можно будет начать поиски. Но эта мысль пришла не только мне в голову, твой драгоценный Митька тоже явился тибрить у дядюшки марки. Он взял два альбома и быстро смылся. Я надеялся, что старик не станет держать эту марку вместе с остальными. Да, я видел эти альбомы. Там были ценные экземпляры, но ее там не было. Поэтому я не сильно волновался. — Он перешел на шепот: — Медленно, очень медленно стал перебирать все вещи, книги…
И Сашка показал, как он это делал. Он расшвыривал вещи, которые скопились в комнате, и зверел…
— В это время послышался звук открывающейся двери. Я не ожидал, что он вернется. Понимаешь, я толкнул Ларика случайно! Веришь? Ты должна мне поверить!
Казалось, что он много раз репетировал этот рассказ и в конце его речи — по его сценарию — его обязательно понимали и оправдывали.
— Да, поняла, — покорно согласилась я.
— Я побежал. Не знаю, почему побежал к колхозному поселку. Когда вспоминал все это, до меня, наконец, дошло, что я не только в жизни, но даже в фильмах часто не понимал мотивировки поступков.
Я совсем перестала дышать, так как предположила, что при всей моей наивности и недогадливости почти точно знаю, что последует дальше.
— Да, ты правильно поняла. Я прибежал к Милке. Я знал, что у Митьки с Милкой случился роман. Я также знал, что Милка никому не отказывает и, если что, станет моим алиби. Но нервы у меня сдали, — неожиданно громко заржал рассказчик.
Все это действительно походило на кино, где артисты здорово переигрывают.
— Ну что, интересно? Хочешь дальше?
Я не была уверена, что хочу знать продолжение, но у меня не было выбора. Все равно он меня не отпустит, и пока не выговорится — не успокоится. И кроме того, надо тянуть время, может быть удастся сообразить, как выбраться. Мозги стали лихорадочно вертеться вокруг всяких немыслимых вариантов, типа кинуться к окну, разбить его. Может, услышат шум? Дальше этого фантазия пока не шла. Все остальное было бы сопряжено с опасностью для жизни. Хотя о чем это я? Рядом полупомешанный убийца. Что может быть опасней? Пришлось вернуться к исповеди художника.
— Я застал их вместе и подслушал очень интересный разговор.
Сашка почему-то страшно развеселился.
Мне стало понятно, что Милка попросту шантажирует дон жуана. Она требовала, чтобы Митька на ней женился. У нее был веский довод — его ребенок. Парень трепыхался, как раненая колибри. Ему эта морока была ни к чему, да и осуждения семьи он боялся. Он обещал, что будет ей и ребенку выплачивать содержание. Вот для чего ему необходимы были дорогие марки. Но девица не соглашалась, ей нужен был брак. В результате слабохарактерный Шабельский дал обещание всё рассказать семье. Но я его спас, между прочим. Дождался, когда он ушел, и сказал Милке, что все слышал и могу ей помочь, если она поможет мне, во-первых, получить альбомы Ларика, во-вторых, проведет со мной ночь. Не думай, что я нуждался в Милкиных ласках. Нужно было алиби и уж очень хотелось «сделать» Митьку. Кто мог подумать, что эта дворняжка, эта барышня-крестьянка окажется эпической героиней! Она грудью встала на защиту своего драгоценного любовника. В общем, мы повздорили, и я ее толкнул. Темно было… Так нескладно получилось, оказалось, что позади Милки — яма.
Сашка сник. Мы сидели молча и смотрели на фонари, которые стали гаснуть. Наступал рассвет. Я так устала от бессонной ночи и безумных откровений художника, что, несмотря на ужас ситуации, хотела только одного — лечь и уснуть.
