Ион Друцэ - Недолгий век зеленого листа
И когда однажды наши девушки опять встретились па мосту, то не могли досыта наговориться.
— Ты еще ходишь в школу?
— Нет, я уже окончила.
— А жалко, правда?
— Очень.
— И как мне было жалко! Но потом привыкла. Ты сама связала эти кружева на рукавчиках?
— Сама.
— У тебя есть крючки?
— Даже два. Дать тебе один?
— Когда мне за ним прийти?
Потом и Русанда пришла к Домнике, посмотреть, что за цветы посадила та перед домом, и вновь стала вянуть трава на тропинке, которую они протоптали когда-то.
Но детство уже ушло, они были взрослые, и Русанда не знала, для кого Домника палит свет допоздна, а Домника не знала, кто это так красиво свистит, когда проходит той стороной села, за прудами, где живет Русанда. И не то чтобы они скрывали что-то друг от друга, просто для секретов не было времени: стояла осень, а осенью работают одни руки, язык молчит. Так, слово какое выронишь за час, и то хорошо.
Потом, зимой, они часто ходили друг к дружке, но дома всегда родители, при них неловко секретничать.
И вот родители Домники уехали. Всю ночь будут они говорить, только бы ночь была подлиннее, только бы Трофимаш скорее заснул.
К полудню наконец управились, и Трофимаш был снаряжен в дорогу. Не раз вспотел бедный мальчуган, прежде чем Домника сказала, что все в порядке. Зато, только вышел из хаты, бросил шапкой в сороку и попал бы, не оглянись она вовремя. Потом вытащил хворостину из плетня — на тот случай, если встретит собаку, которая не поленится на него залаять, и наконец отворил калитку.
Через полчаса Домника случайно посмотрела в окно и, к великому своему удивлению, увидела, что Трофимаш торчит за воротами.
— Ты еще дома?!
Трофимаш нагнулся, чтобы посмотреть на сестру в щель между досками.
— А здесь мертвый воробей лежит.
— Ну так что?
— Давай похороним.
— Похороним потом. И если скоро не вернешься, не видать тебе больше моих ботинок.
Трофимаш двинулся было с места, поглядывая изредка назад, а когда Домника скрылась в хате, вернулся обратно, хворостиной выкопал ямку за обочиной дороги, схоронил воробья и сверху насыпал холмик. Некоторое время постоял, размышляя, следует ли поставить воробью на могиле крест. На всякий случай воткнул палочку на краю холмика и, свершив это доброе дело, отправился в путь.
5
Стемнело, нити потеряли цвет и слились в один серый поток. Мать закрыла дверцу печи и принялась подметать пол, — значит, скоро и ужин. Русанда вышла из-за станка, зажгла лампу, поставила столик посреди комнаты. Бадя Михалаке сидел задумавшись на скамеечке перед печкой и по старой привычке поглаживал пальцами макушку — когда-то там торчал непокорный вихорок, теперь же просвечивала лысина, но привычка есть привычка.
Внезапно кто-то лязгнул в сенях дверной щеколдой.
— Выйди, Михалаке, посмотри, кто там.
Но баде Михалаке хорошо у печки.
— Ветер балуется…
Скрипнула дверь.
— Кто-то идет.
Через некоторое время с грохотом падают вилы, которые всегда стоят в сенях за дверью. Мать Русанды хочет перекреститься, но ей некуда поставить вымытую тарелку, и она сердится:
— И кого это черти носят на ночь глядя?
Русанда широко распахивает дверь, чтобы видеть, что делается в сенях. Никого нет. Потом в полосу света попадает маленькая фигурка.
— Это ты, Трофимаш?
— Я.
— Почему не входишь?
Когда Трофимаш показывается на пороге, все приходят в ужас. В правой руке он держит обломок хворостины, левой пытается вытереть пальтишко. Какое там! В густой грязи и руки, и лицо, и пальтишко.
Русанда опустилась перед ним на колени.
— Что с тобой случилось, Трофимаш?
Трофимаш глядит в землю, раздумывая, с чего бы начать, а бадя Михалаке приходит ему на помощь.
— Что ты его расспрашиваешь? Обмой сначала.
Но Трофимаш ни за что на свете не хочет снять пальто.
— Я вымою только руки.
— Но почему ты не хочешь раздеться?
Этого Трофимаш не может сказать. Русанда подставляет ему свое ухо, и он, покосившись и увидев, что все заняты своим делом, шепчет:
— У меня оторвалась пуговица. И как раз от штанишек.
Бадя Михалаке прячет улыбку, делая вид, что ищет что-то за печкой. И все принимаются ухаживать за Трофимашем — на его счастье, он попал в дом, где не хватало сына и брата. Но, когда дело доходит до хворостины, Трофимаш упрямится и ни за что не хочет ее бросить. Только на время, пока моет лицо и руки, сует ее под мышку.
— Ну теперь ты нам скажешь, что случилось? — спрашивает бадя Михалаке.
— Подрался.
— Так… С кем же?
— С одним мальчиком.
— Гм! Из-за чего же вы подрались?
— А он хотел отнять у меня хворостину.
— И ты не отдал?
Трофимаш отвечает с гордостью:
— Не отдал.
— Молодец. Теперь садись с нами за стол.
— А я только что ел.
— Э, брось… Знаю я, когда ты ел.
Трофимаш удивлен:
— А откуда вы знаете?
— Вижу по глазам.
Ну раз так, Трофимаш сразу усаживается за стол. Бадя Михалаке соорудил было ему стульчик из пустого перевернутого ведра, но Русанда сажает его рядом на лавке.
На стол ставят две тарелки с варениками. Трофимаш интересуется:
— Какие с брынзой?
— С картошкой не подойдут?
— Подойдут, но уже после.
Потом, когда он завозился с насаженными на вилку тремя варениками, Русанда спросила:
— Домника что делает?
— Прядет. Сказала, чтобы ты пришла к нам сегодня вечером. Отец с матерью уехали в Бельцы — приезжает бэдица Тоадер, вооруженный орудиями.
— Приезжает домой?!
— Нет, едет на войну, и они поехали с ним повидаться. И я должен был поехать, но не на кого было оставить дом.
Русанда встает из-за стола и смотрит то на отца, то на мать.
— Пойти?
— Отчего же не пойти? Только поешь сперва.
Но Русанда уже одевается.
— Трофимаш, почему ты не сказал это с самого начала?
Он удивленно смотрит па нее.
— Так… я же ел вареники.
Пришлось немного обождать, пока мальчик насытится. Потом его одевают. Прежде чем выйти, Трофимаш церемонно прощается с хозяевами и говорит баде Михалаке:
— Так я еще загляну к вам как-нибудь на днях. Бадя Михалаке улыбается.
— Конечно, приходи!
Когда они вышли на дорогу, Русанда взяла Трофимаша за руку. Он сунул хворостину под мышку — теперь ему нечего бояться. Потом остановил Русанду и попросил:
— Не говори Домнике, что руки у меня были в грязи.
— Отчего же не говорить?
— Потому что она не захочет приехать в Бельцы, когда я буду проезжать с орудией.
Она молчала, и он спросил еще раз:
— Не выдашь?
Русанда наклонилась, прижалась щекой к его лобику, и Трофимаш облегченно вздохнул. Потом осторожно отвел голову и озабоченно посмотрел по сторонам: не видел ли кто?
Хоть и мал годами, но уже знал, что подобные вещи хороши только тогда, когда они свершаются в полной тайне.
6
Бедный Трофимаш! Он надеялся весело провести этот вечер, но старшими над ним остались девушки, а чего только не выдумают девушки, когда они предоставлены самим себе! Сперва они стали учить его прясть. Мальчик сначала отнекивался, но потом ему понравилось, и, если бы Домника вовремя не попрятала все веретена, он попортил бы немало пряжи. Потом принялись учить его танцевать, но Трофимаш, боясь, как бы ему не наступили на ноги, разбил под лавкой крынку и был крайне удивлен, когда Домника, вместо того чтобы надрать уши, угостила плэчинтами.
За столом Домника шепнула что-то Русанде, Трофимаш потребовал ввести его в курс дела, и когда Домника не захотела поделиться, он надулся, выбрал себе несколько самых поджаристых плэчинт и полез на печку: пусть себе шепчутся, сколько им влезет. Он как-никак мужчина. Мужчины, как известно, народ прямой, открытый.
И поздно, и ночь на дворе. По ночам бродят воры.
— Домника, а у вас злая собака?
Домника отодвинула занавеску, посмотрела в окно.
— Злая, только она не вылезает из будки. Лает оттуда.
— А если они придут?
Домника посмотрела вокруг — что ж, если воры заберутся в дом, девушкам будет чем отбиваться.
— Русанда, а разбойники крадут девушек?
— Крадут. Только сначала договариваются с ними.
И поздно, и ночь на дворе. По ночам ходят парни.
— Домника, а если придут парни, мы их пустим?
— Боже упаси!
— А если они будут проситься?
— Да разве они просятся, когда приходят?
— Тогда давай подметем пол, чтобы не высмеяли нас потом.
— Еще как!
Девушки подмели пол, потом поменялись платочками, уселись друг против дружки и диву даются, до чего они хороши.
И поздно, и ночь на дворе. Ночью ходят привидения.
— Домника, в этой хате умирал кто-нибудь?
— В позапрошлом году умерла бабушка.
