Тереза Крейн - Райский уголок
Все еще пребывая в состоянии оцепенения, она повернулась и вошла в спальню. Постель была измята. Она вынула из уха серьгу, швырнула на стол и встала, глядя на скомканное постельное белье. Затем, не позаботившись о том, чтобы раздеться, забралась на постель и, как дитя свернувшись клубочком, с головой накрылась одеялом.
За окном послышались шаги и чьи-то голоса. Затем раздался смех, тихий и интимный. Потом все стихло.
Рейчел прижала лицо к подушке, закрыла уши руками и плотно сжала веки.
Всю оставшуюся жизнь Филиппа вспоминала те летние каникулы, показавшиеся ей бесконечными. Она вспоминала о том времени как о счастливой поре удивительных открытий, сбывшихся надежд и самопознания. То было последнее лето ее детства.
Поскольку мать и отчим с головой ушли в предстоящие выборы, она проводила большую часть времени в Бреконе. Даже когда Фиона и Джеймс уехали в ежегодное путешествие на юг Франции. Брекон стал ее вторым домом, и она любила его. Она крепко сдружилась с двумя маленькими сыновьями Фионы, Джереми и Джонатаном. Она возилась с ними в детской, придумывая шумные игры, не отходила от них ни на шаг, когда они катались верхом на маленьких и толстеньких пони, устраивала с ними пикники в парке. Как и в прошлом году, она сохранила привычку повсюду сопровождать Гидеона, помогая ему ухаживать за птенцами и кормить их. Она с интересом наблюдала за тем, как они подрастают и начинают вить свои гнезда.
Она знала, что сам Гидеон спал очень мало в это время года, выполняя свои многочисленные обязанности, которые казались на первый взгляд скучными и однообразными, но требовали неустанного внимания днем и ночью. Жарким летним полднем он часто вытягивался во весь рост под деревом, надвинув на глаза поля шляпы, и тут же проваливался в сон. Спал он так крепко, словно под ним была пуховая перина. В это время она молча сидела рядом, оберегая его покой, наслаждаясь тишиной, вдыхая густой аромат лиственного покрова, любуясь медным отливом оперения фазанов, которые долбили клювами солому, набросанную Гидеоном вдоль дороги. С ним она познавала жизнь леса. Он показал ей барсучью нору на дальнем краю леса и огромный раскидистый дуб — любимое гнездовище соек.
Однако не каждый день Филиппа проводила в его компании либо в компании детей. Она часто бродила по парку и лесу, довольная тем, что может побыть одна. Она проводила долгие часы на берегу озера, углубившись в чтение книги или лежа на спине и мечтательно уставясь в яркое голубое небо с плывущими облаками, а порой, перевернувшись на живот, наблюдала за грациозными лебедями, деловитыми шотландскими куропатками и утками. Иногда она не находила себе места под влиянием тех странных и тревожащих душу неожиданных перемен настроения, что непременно сопровождают нас в юности. Сегодня, облачившись в шорты и майку, подставив летнему солнцу и без того уже загоревшую кожу, местами поцарапанную ветвями деревьев, она превращалась в дикого, необузданного ребенка. А завтра по берегу реки бродила в одиночестве, либо часами сидела у озера, задумчиво глядя на спокойную воду и размышляя о чем-то своем, серьезная, сдержанная юная леди в длинной юбке и блузке.
Гидеон, искренне привязавшийся к ней, наблюдал, как она из девочки, почти ребенка, которым была во время их знакомства лишь год назад, превращается во взрослую девушку.
Тем летом Филиппа приняла очень важное решение, которое не вызвало у нее никаких колебаний. Она решила стать учителем. Это было ее давнишней мечтой, насколько она помнила себя. И по мере того, как один долгий летний день сменялся другим, ее убеждение в правильности своего решения все более крепло; ничто иное не могло бы ее устроить. Когда она сообщила об этом матери во время их продолжительного непринужденного телефонного разговора, та удивилась, но не пыталась ее отговорить.
— Если это действительно тебе по душе, милая, ты конечно, должна этим заниматься. Мы обсудим это на следующей неделе, когда я приеду в Норфолк.
Филиппа засмеялась.
— Ты в самом деле на этот раз приедешь?
— Непременно. — Хрипловатый голос Салли звучал решительно. — Фиона убьет меня, если я опять не сделаю этого. Я буду у вас в пятницу.
Фиона также одобрила выбор Филиппы.
— Из тебя получится великолепный учитель. Филиппа, дорогая, это стоящее занятие. Я так рада за тебя.
— Думаю, это решение пришло ко мне давно, когда я сажала в ряд своих медвежат и кукол и заставляла их повторять слова. — Филиппа рассмеялась, вспомнив об этом. — Конечно, в действительности это будет намного труднее.
В тот день, когда должна была приехать Салли, чтобы немного отдохнуть с друзьями, Филиппа была настолько взволнована предстоящей встречей с матерью, что не находила себе места. Хотя ни за что не призналась бы в своих чувствах, если бы кто-то сказал ей об этом. Она помогла Гидеону покормить птенцов, потом вернулась в Холл, попросив разрешения не обедать за общим столом. Она съела свой ленч, сидя в тени небольшой рощицы на берегу озера. Стоял чудесный летний день, теплый и безмятежный. Она откинулась на спину и, заложив руки за голову, устремила взгляд в голубую бездну сквозь филигранное кружевное переплетение ветвей.
Все лето ее не покидало ощущение неминуемости перемен. Все лето она сознавала, что теперь, когда минул ее шестнадцатый день рождения, ее жизнь должна измениться. Часто возникали разговоры о том, что скоро останутся позади занятия в школе, обучение в которой было оплачено семьей ее отца. А также другие разговоры, которым сама Филиппа решительно положила конец. Кем бы она ни хотела стать, она не будет жеманной и благовоспитанной девицей. Одна только мысль об этом заставляла ее содрогнуться. Мать, смеясь, восклицала, крепко прижимая ее к себе:
— О Флип, милая, и слава Богу! Что бы я стала делать, получив чопорную леди вместо дочери?
Филиппа улыбнулась, подумав об этом. О, как ей не терпелось поскорее услышать голос матери, ее легкий смех. Она села, согнув ноги и обхватив колени руками. Вдалеке она видела три фигуры верхом на лошадях — Фиону на красивом гнедом мерине и двух ее маленьких сыновей на толстеньких коротконогих пони. Мальчики сидели, старательно выпрямив спины и то и дело натыкаясь друг на друга. Она наблюдала за ними, пока они не миновали залитую солнцем поляну и не скрылись в тени деревьев. По озеру грациозно плыл лебедь, сопровождаемый выводком молодняка, покрытого пушистым оперением. Над ароматным цветком клевера, покачивающемся на толстом сочном стебле, с громким жужжанием кружилась пчела. Филиппа посмотрела на циферблат. Два часа. Салли ехала из Лондона на машине и обещала прибыть между тремя и четырьмя часами. Есть еще время искупаться и переодеться, а потом она пойдет к сторожке у ворот встречать мать. Она любила сидеть на стене у широких распахнутых ворот. Сэр Джеймс всегда говорил: если посидеть там час, то вся деревня пройдет мимо, а если два, то вполне можно увидеть какого-нибудь незнакомца.
Напевая под нос песенку без слов, она собрала остатки своего обеденного пиршества и направилась по лужайке к Холлу.
Примерно через час, освеженная купанием, с мокрыми волосами, которые отросли до плеч и теперь, просыхая, прядями болтались вокруг ее лица, Филиппа шагала к воротам по извивающейся подъездной аллее. Бен, черный ньюфаундленд, виляя хвостом, плелся за ней. На ней была блузка светло-лимонного цвета с небольшим, украшенным оборками воротником, и яркая цветистая хлопчатобумажная юбка, любимая ею, но явно ставшая слишком широкой в талии, отчего Филиппе пришлось туго затянуть ее поясом.
В последнее время она часто и подолгу стояла перед зеркалом, критически оглядывая себя со всех сторон. Признаться, Филиппа не могла сказать, что ей совсем не нравилось то, что она в нем видела. Кожа у нее, слава Богу, была чистой, без единого пятнышка, которые так портили лица ее подруг, доставляя массу переживаний. На похудевшем за последний год лице с четко обозначившимися скулами выделялись большие темные глаза. Даже ее грудь начала развиваться, хотя, честно говоря, она боялась, что та останется плоской как блин, до конца ее дней. По правде сказать, это происходило не так быстро и она пока была не столь приятной формы, как у Мэтти Берфорд. А вот талия у нее, без сомнения, стала тонкой. И хотя ее внешность оставляла желать лучшего и ей пришлось признаться себе, что она никогда не станет красавицей, ради которой мужчины будут отправляться в дальние странствия и вступать в сражения, в целом ее внешность вполне удовлетворяла ее. На днях, проходя мимо конюшни, она слышала, как присвистнул один из помощников конюха, глядя ей вслед. Конечно, она дерзко проигнорировала такой знак внимания, но стоило ей увидеться с Мэтти, как она в ту же минуту рассказала ей об этом.
Крошечная сторожка у ворот была пуста. Билл и Этель Бартлетты, жившие в ней, с утра до вечера работали в Холле. Свистнув собаке, Филиппа устроилась на стене как на насесте, свесив вниз босые ноги.
