Норман Богнер - Комплекс Мадонны
— Со слова или с чего?
— Ну, я просто хочу, чтобы вы почувствовали себя расслабленно и удобно, мы не собираемся играть в словесные игры, проходить тесты Роршаха и тому подобное.
— Хорошо. — Наступила пауза. — Можно мне закурить вот это?
— Что это такое?
— То, на что оно похоже.
— Марихуана?
— Правильно.
— Я не против этого, но предпочел бы вначале наших сеансов обойтись без каких-либо наркотиков. Если я обнаружу, что вы в них нуждаетесь, мы сделаем все разумно и законно. Я не могу законным путем выписать вам марихуану или гашиш. Но есть и другие.
— ЛСД?
— Да, наверное, что-нибудь вроде ЛСД. Но давайте сначала посмотрим и убедимся в том, что нам это действительно нужно.
— В колледже я играла в одну игру… с Лаурой.
— В какую игру?
— О, что-то вроде салонных занятий психологией.
— Существует множество подобных. Если это все облегчит, можем попробовать.
— Она называется «Я живу в лесу».
Фрер рассмеялся, вслед за ним — Барбара, и у Тедди создалось впечатление, что шлюз открылся.
— Помню такую.
— Но мы взбунтовались, — сказала Барбара. — Есть жесткие законы игры, но мы играли целый год, и она стала у нас очень усложненной, мы использовали вариации. — Она запнулась и закашлялась. — Полагаю вам известно, что означают вопросы?
— А почему бы вам не сказать мне?
— Хорошо. Но сначала мне бы хотелось кое-что вам объяснить: ближе к концу, перед смертью Лауры, игра стала очень серьезной и глубокой. Мы были совершенно искренни и разыгрывали друг перед другом плоды своего воображения. До этого времени я не знала, что оно у меня есть, но тут произошло странное. Лаура передала свои фантазии мне. Она поборола меня. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Она была тем, кем вы восхищались.
— Она была сильнее меня. — Тедди услышал, как она высморкалась, щелкнула зажигалка, и Барбара сказала: — Благодарю. Могу я спросить вас кое о чем?
— Да, о чем угодно.
— Сколько вы берете?
— Тридцать пять долларов в час.
— Тедди согласился оплачивать счет?
— Согласился.
— У вас заключено с ним соглашение?
— В каком смысле?
— Ну, вы расскажете ему — если что-то обнаружите?
— Нет, конечно же, нет.
— Он не будет давить на вас?
— Не думаю… а если будет, я объясню, что наши отношения конфиденциальные. Вы можете рассказывать ему что хотите, но пока я бы хотел, чтобы вы ничего не обсуждали с ним. Вы сможете рассказать ему то, что может оказаться нам полезным.
— Как вы думаете, я когда-нибудь стану нормальной?
— Я не могу ответить на это до тех пор, пока не обнаружу, что вам кажется ненормальным. На самом деле это может оказаться совершенно пустяковым.
— Когда вы это обнаружите, вы сможете мне это объяснить?
— Постараюсь. Позвольте мне сказать так: «Наше сомнение — это наша страсть, а наша страсть — это наша задача». Генри Джеймс сказал это о художественной литературе. Я имею в виду просеивание правды… Вы рассказывали мне о своей игре.
Тедди услышал, как она вздохнула, и представил ее распрямленную грудь и потерянное озадаченное выражение лица.
— Я живу в лесу. А теперь, доктор, вы говорите: «Как выглядит лес?»
— Как выглядит лес?
— Темный, с гигантскими красными деревьями в несколько сотен футов высотой, а я нахожусь в высокой траве. Вы не можете меня видеть, потому что я распласталась на земле. Это отвратительный лес — с жалящими иглами, ядовитым плющом и раскрывающимися хищными растениями. Животные не ходят рядом с растениями, так как те, раскрываясь, пожирают их. Я видела, как растение проглотило лисицу. Ее голова начала растворяться. Растение вырабатывало какое-то тепло, и лисица плавилась. Этот лес пугает меня. Но я не могу пошевелиться. Я боюсь, что, если я попробую убежать, меня съест одно из растений или на меня упадет дерево. Поэтому я остаюсь неподвижной. Только так мне удается сохранить душевное равновесие.
— Теперь вы видите медведя. Что вы делаете?
— О, так вам известна эта игра? — В ее голосе прозвучала радость.
— Да, известна. Не хочу отвлекать вас или заставлять играть в нее. Как профессионал, я считаю ее несерьезной, интересной разве что любителям. Итак, что же происходит, когда вы встречаете медведя-гризли? Что вы делаете?
— Ну, медведь замечает меня, и это заставляет меня сдвинуться с места, но я боюсь делать это из-за деревьев, растений, змей, однако мне приходится, иначе меня съедят. Под корнями одного дерева есть большая нора, где обитают волки, и я вижу, что волчица ушла на поиски добычи. Я ползу на четвереньках и забираюсь в нору. Медведь видит это и подходит ближе, но ему не удается залезть в нору. Он рычит, и мне слышно, как он когтями скребет по стволу дерева. Внутри норы стоит сильный запах зверя, испражнений и мертвечины — два волчонка поедают белку. Волчата рычат на меня, скалят зубы и подползают ближе. Я слышу, как перед норой ворчит медведь; идти мне некуда. Волчата начинают терзать мою блузку, а я пытаюсь отогнать их. Наконец блузка совершенно разорвана спереди, и я закрываюсь руками. Волчата щелкают зубами, но не трогают мое обнаженное тело, и я понимаю, что они просто играют. Вот они начинают облизывать и обнюхивать меня, а я раскрываю руки и показываю, что я им друг, а потом беру их на руки. Они начинают лизать мою грудь, а тот, что сидит в левой руке, берет сосок в рот; тут и другой тоже начинает сосать мою грудь. И мне нравится то ощущение, которое я от этого испытываю. Я чувствую себя в безопасности и под защитой.
— Когда медведь уходит прочь, у вас появляется возможность выбраться из норы, и вы бродите по лесу, потому что знаете, что скоро вернется волчица. Вы находите что-то на земле. Что это такое и что вы делаете?
— Я всегда нахожу одно и то же.
— Что вы находите?
— Черное яблоко.
— А почему не зеленое или красное? И почему вы думаете, что это яблоко?
— Видите ли, потому что я действительно живу в этом лесу, и мне известно, что другие яблоки не растут. Я пробовала выращивать их, но саженцы яблонь погибли. Как только были посажены. А черные яблоки растут все время. Им здесь раздолье. У них есть такие — я не знаю, как они называются. Не хвостик. Как называется кожа, которая растет внутри на щеке?
— Слизистая оболочка?
— Да, оболочка. Нежная, шелковистая, влажная и немного скользкая. Дерево растет в этой оболочке. Я видела это во сне. Я видела, как оно росло. Идешь, а вся земля устлана ими. На них нельзя не наступить, они мнутся и лопаются и начинают вонять. Очень странный запах, словно у тебя гнилой зуб, а ты нюхаешь его, сидя в кресле у зубного врача. Итак, я поднимаю одно яблоко — дальнейшая часть никогда не меняется. Видите ли, когда я раньше играла в эту игру с Лаурой, я всегда видела черное яблоко и поднимала его, и даже когда пыталась дать волю воображению и представить, что у меня в руке что-то другое, оно неизменно оказывалось черным яблоком. Лаура говорила, что я не хочу выдавать себя.
— Вы знаете, что означает эта часть?
— Разумеется, — уверенно ответила она. — То, что ты находишь — я имею в виду предмет, — это твой возлюбленный. Мы тогда шутили над этим, и Лаура частенько говорила мне, что в моей жизни будет цветной мужчина. У самой Лауры был цветной мужчина — один раз в Нью-Йорке. Она встретила его в баре — ой, думаю, это было в первый День Благодарения, после того, как мы познакомились, значит, я была знакома с ней едва ли два месяца. С сентября. Лаура позволила мужчине ухаживать за собой, затем он отвел ее в гардероб, потому что там никого не было, задрал юбку, и они сделали это стоя. Лаура говорила, что впервые она смотрела во время этого в глаза мужчине, и когда он уже доходил, он заморгал, словно у него был тик. Она говорила, что ощущение было таким, будто внутри ее — деревянная палка. Она буквально протаранила Лауру, которая была так поглощена разглядыванием номерков на вешалках, что забыла получить удовольствие. Затем оба вернулись в бар, выпили по коктейлю — у Лауры в тот момент был период саранчи, — пожали руки и больше никогда не видели друг друга. Лаура клялась, что меня в связи с черными яблоками тоже ожидало подобное удовольствие.
Фрер, извинившись за свою простуду, откашлялся. Тедди к этому времени пил из горлышка.
— Теперь перед вами вода, и вам надо пересечь ее. Как вы сделаете это, или же вы не станете утруждать себя этим?
— Это океан, и он буквально доисторический. Я вижу пещеры с людьми внутри, а на скалах вспыхивают оранжевые и зеленые краски. Думаю, именно так эти люди получают свет, так как солнца нет. Затем я вижу кристаллы. Я ныряю за ними, но море становится неспокойным. Волны поднимаются на восемь, двадцать, сорок футов. Меня настигает волна прилива, я не могу уплыть от нее или поднырнуть и попадаю в ловушку. Волна становится все больше и больше, я начинаю захлебываться, но она почему-то проходит надо мной; у меня намокли волосы, ноги кровоточат, потому что порезаны острыми камнями, и крабы начинают стаскивать с них туфли. И тут становится видно небо, оно молочно-серо-голубое, и я начинаю плыть. Я действительно хорошо плаваю. В колледже я была чемпионкой на стометровке вольным стилем. Мне нравится находиться в воде, потому что я приобретаю уверенность в себе. Именно поэтому я не понимаю эту большую волну. Я неоднократно купалась в бушующем море, но эта волна все надвигается и надвигается на меня.
