Ги Кар - Жрицы любви
Он подошел к кухне и, открыв в нее дверь, сказал с уважением:
— Прошу вас, сестра, зайдите сюда.
Мнимой монахине пришлось сделать над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы явиться перед той, которая несколько дней тому назад считала ее «лучшей подругой». Она вошла с грустным и спокойным выражением лица. Брюнетка взглянула на нее сначала с изумлением, а потом с каким-то ужасом. Она прошептала:
— Не может быть!
— Может, может! — сказал инспектор.
— Кто… Кто вы? — в растерянности спросила девушка.
— Сестра Элизабет, — тихо и мягко ответила монахиня, — мы с вашей подругой — сестры-близнецы. Вы ничего не знали обо мне, а она много говорила о вас. Она вас очень любила!
Обезумевший взгляд Жанины переходил с живой на мертвую, с мертвой на живую… Ее рот приоткрылся, но она не смогла выдавить из себя ни звука. Вместо нее заговорил полицейский:
— Признаюсь, такое сходство действительно поражает. Она никогда не рассказывала тебе о сестре? Так ведь я уже объяснил, что она далеко не всем с тобой делилась! Ни словом не обмолвилась о сестре, скрыла, кто такой на самом деле твой Фред… А теперь, сестра, прошу вас, повторите для этой женщины, что узнали вчера вечером.
Мнимая Элизабет коротко изложила факты, касающиеся Жанины. Та слушала, и по ее лицу было видно, что ей едва удается владеть собой. В конце концов, она не выдержала и рухнула в кресло, которое вовремя пододвинул один из полицейских.
— Да… Я все расскажу!
— Налить еще стакан воды? — спросил инспектор.
— Не надо.
Она рассказывала монотонно и делала длительные горестные паузы.
— Он нашел меня на Елисейских Полях и дал знак остановиться в начале авеню Монтень… Сел в мою машину и сказал: «Поезжай прямо». Пока мы ехали в направлении Альма, объяснил: «У меня большие неприятности: нужно отсидеться, а потом дернуть за границу… Когда все уляжется, я вызову тебя и мы будем счастливы вместе… Но сейчас нужны бабки, и немедленно! Из кожи вон вылезь, но достань! Сколько ты уже набрала?» А я сегодня только одного обслужила, так что отдала ему всего десять тысяч. Он велел приехать к нему, когда раздобуду еще пятьдесят… Я ему сказала, что не знаю, смогу ли столько заработать, а он приказал: «Тогда перехвати у подруг! Я должен получить их до полуночи!»
— И куда ты должна отнести деньги?
— В небольшое кафе возле площади Бастилии.
— Давай адрес!
Она протянула листок бумаги с нацарапанным на нем адресом. Взглянув на него, инспектор пробурчал:
— «У Жюля»? Знаю! Он сказал, что сам будет там?
— Да, в глубине зала.
— В котором часу?
— В одиннадцать вечера.
— Ну что ж, влип твой Фред! Придется ему воздержаться от прекрасного путешествия! Дурной он все-таки. Разве на шестьдесят тысяч разгуляешься! Теперь, наверное, жалеет обо всех деньгах, что просвистел на ипподромах или спустил на зеленом сукне. Если бы он предвидел, что ссора так закончится, завел бы заначку. Так что, сестра, вот вам липшее подтверждение тому, что убил он в приступе ярости. Гнев до добра не доводит.
Инспектор снова взглянул на брюнетку, которая так до сих пор и не совладала со своими чувствами:
— От таких дел голова кругом идет, верно? Ах ты, бедняжка! Ответишь еще на три-четыре вопросика, и я тебя с миром отпущу. Скажи, он расстался с тобой на площади Альма?
— Да…
— И сказал тебе, что задушил девчонку?
— Сказал.
— И объяснил причину?
— Сказал, что эта шлюха его заложила.
— Не больше не меньше! А имени ее не назвал? Не сказал, что она работала на него больше трех лет? Признайся, ты бы здорово удивилась, если бы он сказал, что ее зовут Агнесса?
— Агнесса? — повторила девушка, подняв голову. — Ее звали Кора…
— Кора? Это что-то новенькое. Скажите, сестра, Агнесса рассказывала вам о том, что изменила свое имя?
— Да… Я забыла упомянуть об этом, господин инспектор! Агнесса даже объяснила, что этого потребовал месье Боб: он считал, что имя Агнесса слишком изысканное…
— Он был прав. Имя Агнесса подходит ей гораздо больше!
Затем, обратившись к Жанине, добавил:
— Тебя не арестуют, крошка. И ты останешься под нашей защитой до тех пор, пока мы не поймаем этого редкостного зверя! Тебя отведут в комиссариат полиции на Кэ-дэз-Орфевр. Там — самое надежное место. А к часу ночи выпустят. Но хочу дать тебе совет: не хвастайся перед своими клиентами, что чуть не стала третьей жертвой месье Боба. Этой историей заинтересуется пресса, может, даже предложит сочинить мемуары… Не соглашайся, это было бы дурным тоном. И ты не имеешь права так поступить в память о подруге. Вы согласны, сестра?
— Уверена, господин инспектор, что девушка сумеет молчать.
— Да, сестра. Обещаю вам.
Тогда мнимая Элизабет спросила инспектора:
— Не разрешите ли вы мне провести с ней несколько минут наедине в этой комнате, прежде чем вы уедете?
— Ну, конечно, сестра…
Полицейские вышли.
— Я говорила вам, Жанина, что Агнесса вас очень любила.
— Ах, у вас тот же голос, мне кажется, будто слышу ее! Но почему она скрыла от меня свое настоящее имя? Она могла мне доверять, я ведь это доказала!
— Она говорила мне об этом. Сказала, что очень вам благодарна. В конце концов она назвала бы вам свое настоящее имя и имя того, кто обманывал вас обеих. К сожалению, Господь не оставил ей такой возможности.
— Господь? — удивленно и недоверчиво повторила девушка. — Скорее, Боб?
— Нет. Всеми нашими поступками управляет высшая воля. Если жизнь моей сестры оборвалась, значит, на то была воля Господа!
— Вы же не хотите сказать, что Господь Бог вдохновляет убийц!
— Может быть. Он использует их как орудие для исполнения своей воли.
И так как Жанина продолжала смотреть на нее, ничего, по-видимому, не понимая, монахиня продолжала:
— Господь посылает вам серьезное предупреждение! Вы должны возблагодарить Его за то, что Он хранит вас, и молиться за упокой души вашей подруги… Вас учили молиться?
— Да, сестра, когда я была совсем маленькой…
— Молитвы не забываются! Мы преклоним колени перед постелью и помолимся за упокой души нашей дорогой покойницы…
Они встали на колени рядом. Монахиня тихо начала: «Приветствую тебя, всемилостивейшая Богоматерь…» Резковатый голос девушки подхватил; «Заступись за нас, бедных грешников…» Когда они встали с колен, огромные черные глаза Жанины, которые показались такими красивыми Агнессе в день их знакомства, были наполнены слезами. И третья «подопечная» месье Боба спросила:
— Сестра, что же теперь будет со мной?
— Исполнится ваша мечта: вы снова станете честной девушкой. До свидания, Жанина.
— Спасибо, сестра…
Когда девушка ушла в Сопровождении двух полицейских, инспектор сказал мнимой Элизабет:
— Как жаль, что нельзя их всех направить в монастырь сестер-благотворительниц. Лучшего средства перевоспитания не придумаешь, а там они научились бы, наконец, приносить хоть какую-то пользу!
— Для жизни в монастыре нужно особое призвание, — ответила монахиня… — Могу ли я воспользоваться одной из ваших машин, как вы мне это предлагали, господин инспектор, чтобы съездить в штаб?
— Вас ожидают внизу, сестра.
— Потом я вернусь сюда и проведу ночь у тела сестры.
— Не бойтесь: пока вас не будет, она не останется одна. Двое моих сотрудников подежурят в квартире.
— Бедная сестра! Знала бы она, что настанет день, когда к ее телу будут приставлены полицейские!
— Полицейские — мастера на все руки! Но мы, похоже, кажемся вам слишком грубыми?
— Я отношусь с уважением к вам и вашим коллегам и абсолютно убеждена, что в подобных случаях только полиция может быть по-настоящему полезной.
— Вы правы, сестра! Позвольте выразить вам наши искренние соболезнования.
— Благодарю вас, инспектор.
По пути в Марли мнимая монахиня хранила глубокую задумчивость. От всего сердца она возблагодарила Бога за то, что он не оставил ее во время допроса и помог справиться с труднейшей ролью… А если это не роль? Неужели впредь предстоит лишь играть роль? Вряд ли шофер смог понять странные жесты монахини, сидевшей в одиночестве на заднем сиденье машины; она проводила руками то по белому монашескому чепцу, скрывавшему лоб и волосы, то по черному платью, стянутому на талии кожаным поясом. Погладив разбитые четки, как это делала Элизабет и другие монахини, она молитвенно соединила руки.
Этих рук грешницы, не ведавших тяжелого повседневного труда в доме престарелых, Агнесса теперь стыдилась, ей так хотелось бы очиститься служением Господу и обездоленным старикам… Почему ей так легко удалось войти в роль сестры? Помогла ли монашеская одежда, или просто хотелось подражать Элизабет? Агнессе не надо было смотреть на себя в зеркало, чтобы понять, что она уже сильно изменилась. К физическому сходству с сестрой добавилось духовное, словно мысли и чувства Элизабет возродились в Агнессе. Вот самое большое чудо, сотворенное той, чья душа уже вознеслась в царство Божественного Супруга.
