Мила Бояджиева - Большой вальс
неизменно выбиравшая одежду цвета "сырой асфальт", не привлекала
внимания, растворяясь в яркой шумной толпе эффектных девиц.
- Зачем тебе эти жуткие очки? - удивлялась Гудлис, разглядывая
забытые Викторией в ванной комнате окуляры.
- Они же у тебя без диоптрий
- Минус один. Отдай - я без очков ничего не вижу - Гудлис вернула очки
и надула губы
- Тебя то ли мама с крыши уронила, то ли папа напугал в детстве-.
Напоминания о родителях погружали Викторию в неподдельную скорбь.
Она регулярно отправляла матери через Остина послания и получала устные сообщения от неё а пару раз - настоящие письма. Но перспектива
попасть в Москву была весьма отдаленной и постепенно усадьба Браунов на Острове стала тем, что для каждого, проживающего вдали, означает понятие родной дом. Она с радостью проводила там каникулы, окруженная заботой и лаской, а образ Остина медленно, но верно сливался с памятью об Алисе. Отец и дед сошлись в одном лице, словно двоившееся изображение. Тогда в больнице Динстлера, придя в себя после сотрясения мозга, она сказала Осину "папа!". Это слово едва не срывалось с её губ и теперь, уж слишком велика была иллюзия - те же интонации, голос, движения, лицо. А главное - то же самое выражение глаз, восхищенных и немного встревоженных.
- Поверь мне, Вика, что бы ни случилось с тобой - я буду рядом и я помогу. Ты слишком большая находка в моей жизни, чобы позволить кому-то отнять его. Всегда помни об этом и ничего не бойся.
Похоже ощущение раздвоенности окружающего преследовало не только Викторию. Головокружительная зыбкость бытия, существования на грани фантастики и неальности порой казалась катастрофически гапбельной а иногда повергала участников этого жищненного спектакля в возвышенное умиление.
Так начинающий канатоходец, увидев перед собой раздваивающийся металлический луч троса, вначале от страха зажмуривает глаза, но поборов растерянность, движется дальше. Виктория постепенно набирала уверенность, обретая силу и переставая пугаться сюрпризов.
Приехав на каникулы после первого курса, она увидела восьмимесячного Готтла на руках Алисы, смущенно переводившей разговор подальше от детской темы. Вокруг бушевало майское цветение, пробивающийся сквозь нежную листву солнечный свет, казался светло-зеленым, насыщенным ароматами ландышей, нежно розовеющей сакуры. Мальчик тянул к Виктории ручки и пускал слюнявые пузыри.
- Зубки режутся - сказала Алиса, передавая его няне. А вечером на
"семейном совете" они решили, что Готтлиб Меньшов формально будет
считаться сыном Виктории. Конечно же, все уладится, встанет на свои
места, но прежде придется подождать, пока определится личная жизнь
Антонии.
- Разумеется, я не возражаю. Пожалуй в моей новой биографии этот
мальчонка - самое лучшее - вздохнула Виктория, думая о том, как
хорошо было бы спрятаться здесь, на Острове, воспитывая "сына"
вместо того, чтобы возвращаться опять в ненавистную опасную
университетскую жизнь.
Шли годы. Попадая на Остров, с радостью отмечала, как быстро растет мальчик. Они учились жить в этом мире вместе - малышка Готтл, осваивающий хождение и речь, и американская студентка Виктория, точно так же начинавшая постепенно ощущать свое новое "я", в котором уже ощущался вклад "американизации", а главное - Остина, Динстлера, Пигмара и всх тех, чтг стал частью её жизни. Наблюдая, как играет с мальчиком Виктория, Алиса и Остин поначалу испытывали тот самый
синдром начинающего канатоходца, ощущая головокружение от
невозможности определить пространственные ориентиры. Виктория
неуловимо сливалась в один образ с Антонией, так что приходилось
бесконечно повторять себе: это всего лишь иллюзия, трюк. Вика
внучка Остина, но не мать Готтла. Антония - дочь. Дочь? А кто же
тогда Йохим? Но жизнь брала свое - что ей за дело до хитросплетений
сюжета? Хотелось просто радоваться тому, как бегают по алому от
маков полю косолапый малыш и длинноногая девушка, резвясь и
кувыркаясь сс целым выводком ушастых щенков. Какая разница, что с
точки зрения биологии этот мальчик вообще чужой, а девушка - лишь
искусственная копия той, которая вопреки всем законам, считатся
дочерью?
Так же как Виктория, отмечавшая после полугодовой разлуки взросление малыша, Остин и Алиса не могли не удивляться изменениям Вики, обретавшей все большую самостоятельность и уверенность. В один прекрасный день, ступив с каннского причала на борт яхты, носящей её имя и названной в честь неведомой бабушки, Виктория будто увидела все в новом свете. Туман рассеялся, навсегда унеся в прошлое затравленного неведением жалкого зверька, прижимающегося к Остину - бритоголовой дурнушки, потерявшейся в пространстве и времени. Теперь, радостно приветствующая Малло на борту своего судна, она ехала к себе домой, на свой Остров, где ждали, проглядев глаза, дед, "мать" и "сын". Да кому нужны эти кавычки, разве крючкотворам в адвокатских конторах.
Перед защитой диплома бакалавра на яхте ""прибыла на Остров изящная, уверенная в себе юная леди. Несмотря на зиму, она отлично загорела и выглядела так, будто вернулась с высокогорного курорта - свобода и легкость движений, открытый, радостный взгляд хорошо отдохнувшего человека.
- Отлично выглядишь, девочка! - с удовлетворением сказала Алиса,
отметив неброский, но элегантный костюм, удачно подобранную обувь и
сумку, отсутствие косметики на свежем, великолепно вылепленном
лице, лице юной задорной Алисы. И при этом Вика, словно и не была
копией юной Антонии, будто иное содержимое преображало и сам сосуд.
В этот приезд Виктории Алиса, руководимая женским чутьем, передала ей большую коробку с письмами, которые старательно собирала
уже пять лет.
- Я только теперь сообразила, что эти послания предназначаются тебе,
хотя адресованы Антонии. Во всяком случае, она совершенно
проигнорировала их, заявив, что не имеет к обольщению Жан-Поля
никакого отношения. - Алиса засмеялась.
- Я-то хорошо помню, как он ходил за тобой, словно громом
пораженный... В ту первую весну на Острове, детка. А когда увидел
тебя верхом на Шерри, так всю ночь писал стихи - меня не проведешь
его окно как раз под моей спальней.
- Сомневаюсь, достаточные ли это основания, чтобы читать чужие
письма? - - отстранила коробку Виктория, хотя при упоминании о
Жан-Поле у неё часто забилось сердце, даже в кончиках пальцев стало слышно. Все эти годы она часто думала о юном Дювале, не решаясь расспрашивать о нем, а вдруг объявят: Антония и Жан-Поль - такая
прекрасная пара!
Пророчество Пигмара сбылось - американская жизнь Виктории отличалась монашеской строгостью. Нет, она не боролась с соблазнами.
Просто никто из претендоваавших на её внимание спортивных верзил даже отдаленно не напоминал тот образ, который мог бы показаться Виктории привлекательным. Ну разве способна была соблазнить её мимолетная встреча на чужой постели или в запертой ванной во время
шумной студенческой вечеринки после звездной ночи с Шоном?
Пару раз за Викторией заезжал в библиотеку молодой преподаватель с кафедры филологии и она соблаговолила посидеть с ним в кафе, а после разрешения проводить себя домой. Разговаривали о Достоевском и русско-язычной эмигрантской литературе, а сюжет уже давно известен:
- Твоя соседка дома? Ну может тогда выпьм кофе у меня?
- Спасибо. В следующий раз. - Но следующего раза не было - Виктория
избегала кавалера, содрогаясь от мысли, что все может быть так
просто.
Оценивая свою реакцию на совершенно нормальные, здоровые притязания сильного пола, Виктория решила: Ингмар Шон заколдовал её, "закодировал", лишив способности увлекаться. Сам он исчез, не разбив сердце Виктории, но оставив в её душе след, которым невозможно было пренебречь.
С некоторой ревностью узнала Виктория об успехах шоу Ингмара в Рио-де-Жанейро, где в роли Мечты выступила некая Карла Гиш. Писали о
фантастических трюках, не имеющих аналогии в мировой практике и
общество "Потусторонний взгляд" избрало Шона своим почетным
председателем. Всем бы очень хотелось, чтобы за иллюзиями Шона
стояло нечто, не связанное лишь с расчетом и техникой. Но любопытным
не удалось разгуляться - всего три представления в зале "Олимпика"
и маг покинул город. В неизвестном направлении. С неделю бушевали
страсти вокруг последнего ""Мага и затихли. Ингмар решил
скрыться, а значит он сделал свой трюк чисто.
- Вот и все, Мечта! Как странно уходят из твоей жизни возлюбленнные
- без следа, без надежд, без обещаний... - думала Виктория.
- Этот славный мальчик - поэт, сочинивший "поцелуй небес" и "бабочку", заворожившие её своей неординарной, возвышенной пылкостью
- ушел за горизонт видимого. А ведь уже успел заронить в душу готовые расцвести семена... - Она хранила листки со стихами Жан-Поля, скрывая от себя, насколько дороги они ей и как не хотелось отдавать трофей Антонии. Ведь парень просто запутался, обманутый сходством и, возможно, уже давно понял свою ошибку.
