Мила Бояджиева - Большой вальс
А на следующий день фотографии, сделанные Анри, появились в газетах. Антония в бриллиантах и шальварах в компании с обнаженной Венерой выглядели как сестры-близнецы. Не менее потрясал кадр, запечатлевший поцелуй Антонии и Феликса с сообщением о состоявшейся помолвке.
- Мы поедем на край света? - Феликс небрежно отбросил газеты и взял
Тони за руки. От того, что он сидел, а она стояла, его глаза,
смотрящие снизу верх, казались молящими. Ей и самой хотелось повторить это лесное уединение, начавшее почти два года назад их
роман с удивительно высокой, пылкой ноты. Феликс и впрямь казался пришельцем, его немногословие компенсировалось сиянием, исходящим от
лица печального и возвышенного, как на иконах. Он был похож на монаха, впервые полюбившго женщину и вложившего в свою земную
страсть могучий пыл религиозного исступления.
- Поедем. Мы обязательно вернемся к тем соснам. - они посмотрели в глаза друг другу, мгновенно представив высокий шумящий шатер темной
хвои, скрывавший их любовные неистовства от синего бездонного неба. Только я совсем упустила из виду. Через три дня мне надо быть в Венеции. К сезону карнавала приурочена, как всегда, широкая культурная программа выставка, театральный фестиваль, концерты и, само-собой разумеется презентации и аукционы. Я подписала контракт с домом "Шанель" ещё в декабре. И даже радовалась этому... А знаешь, милый, поедем на карнавал вместе? - Теперь Антония опустилась на ковер у ног Феликса, сжав в ладонях его руки и заглядывая в глаза. - Я быстро отработаю свою программу и мы растворимся в толпе, нацепив самые дешевые маски. Инкогнито посетим выстиавку Шагала и Дали, посидим в винном погребе на набережной, а потом ты купишь для меня самую дорогую бронзовую статуэтку на аукционе за 20 миллионов итальянских лир Venere Spaziale, чтобы заменить лицо бронзовой Венеры моей золотой маской...
- И все это время мы будет отбиваться от репортеров - обреченно усмехнулся Феликс.
- Нам не спрятаться в толпе, Тони. Боюсь, что... боюсь - я не смогу составить тебе компанию, извини. - Он поднялся, собираясь уходить.
- А ведь мне надо было сообщить тебе что-то очень важное. Жизненно-важное. Для меня, по крайней мере... - Тони бросилась вдогонку:
- Постой! Прошу тебя, погоди один день. Возможно мне удастся кое-что предпринять. Подожди меня, ладно?
...Шнайдер сник, став похожим на почтенного отца североамериканского семейства, несовершеннолетняя дочь которого собралась выйти замуж за негра.
- Не знаю, что и сказать, Тони. Считай - это удар ниже пояса. Не
говоря уже о колоссальных издержках... Такой скандал! Опять
придумают что-нибудь несусветное, натащут грязи, из которой потом
не выбраться... загалдят, что Антония Браун возобновила связь с
Уорни, инфицированным, как известно спидом, и теперь разрывает контракт с домом "Шанель" за три дня до показа...
- Фу, ты сам напустил такого мрака! Что за охота портить мне настроение? Я достаточно богатая женщина, чтобы оплатить издержки,
да и сплетникам уже наверняка скучно связываться со мной, уцепиться
не за что... А про Уорни, я думаю, сплошные сплетни. - торопливо
подбирала аргументы Тони.
- Сплошные? И то, что блеет он уже козлом, да и сам это знает,
предпочитая колесить в непритягательной провинции? То, что катается
в гомосексуальной грязи, как сыр в масле... имеет кучу долгов провалил последний диск?
- Фирма грамзаписи понесла убытки - это сообщение для музыкантов равносильно некрологу.
- Довольно, сейчас речь обо мне. Ситуация, согласись, несравненно более радужная. И во многом - благодаря тебе, Артур! - Тони явно подлизывалась, подступая к необычной просьбе:
- Мне хочется на несколько дней исчезнуть с женихом! - но Шнайдер не поддавался. Так легко подходящий выход из любой передряги, он сник на пустяке, настаивал на своем. Тони должна ехать в Венецию.
- Хорошо, Артур, я сама найду выход. Но запомни - тебе он может не понравиться - Тони заперлась в кабинете покойной прабабушки и позвонила на Остров. Из осторожных намеков матери в ходе поздравления с двадцатитрехлетием она поняла, что в эти дни дома
находится Виктория, отметившая накануне в феврале свой день рождения. "Дублерша" опять отличилась, сыграв роль благонравной девочки, проводящей праздник в кругу родных. Вот только там ли она еще?
- Мама, мне в последний раз нужна Тони. Всего на три дня. Устрой, пожалуйста. От этого зависит мое личное счастье! - использовала Антония аргумент, которому Алиса не могла противиться.
Вечером Алиса перезвонила, сообщив, что Викторию удалось уговорить и попросила к телефону Артура.
- Шнайдер, мадам Браун хочет тебя кое-о чем попросить.
- Естественно, твоей матери удалось меня уговорить! - Полковые трубы
играют тревогу. В бой - старичок Артур. Никто не пожалеет твою
ноющую поясницу. Боже - в марте в Венецию так скоро! Я просто
комикадзе. - ныл Артур, отчасти довольный тем, что ему не пришлось
брать на себя ответственность за авантюру Тони.
- Если серьезно, голубка: это плохая игра. Таково окончательное,
бесповоротно мнение лучшего друга и советчика. Дай бог, чтобы я
оказался неправ.
...На этот раз опасения Шнайдера показались несколько преувеличенными даже Виктории. Она с улыбкой вспоминала наивный трепет "дублерши", приходившей в ужас от гостиничного сервиса "Плазы" и была совсем непрочь ввязаться в небольшое приключение. Что и говорить - пять лет, проведенные в хорошем Университете, способствуют укреплению веры в себя, а если учесть, что пребывание в Америке Виктории Меньшовой целиком основываалось на вымышленной "легенде", то его вполне можно было бы приравнить к деятельности разведчика, работающего в тылу врага.
Вначале, получив статус студента и отпустив Малло восвояси, Виктория действительно ощущала себя нелегалом, которую вот-вот поймают с поличным. Она боялась за свои фальшивые документы и таинственно полученный облик, повторяя по ночам вымышленную историю своей жизни - российской девушки, внезапно осиротевшей и эмигрировавшей к французким родственникам. Она детально продумала каждую мелочь, готовясь к любым вопросам. Но их никто не задавал. Студенческий коллектив сразу разбился на дружеские группировки, оставив замкнутую и взъерошенную француженку за бортом. Соседка Виктории по университетской квартире, являющейся аналогом российского общежития, смуглокожая латиноамериканка Гудлис сделала несколько попыток втянуть Тони в свой веселый кружок, но оставалась ни с чем. Очкастая молчунья предпочитала до закрытия просиживать в Университетской бюиблиотеке, или фонотенных залах. Спрятавшись в пластиковую выгородку, укрывающую от посторонних глаз, нацепив наушники с курсом английского или французского языка, Виктория чувствовала себя спокойнее. А утром, подхватив учебники, топала в аудиторию, высматривая исподлобья в пестрой шумной толпе молодежи человека в сером плаще, позвикивающего приготовленными для неё наручниками. Это была школа мужества и усидчивости длиной почти в два года. Пока в один прекрасный день ей просто надоело прятаться
по-страусиному головой в песок. осточертело уныние, постоянный
страх, унизительное ощущение вороватости. Да чем же она хуже всех
этих чрезвычайно бойких, раскрепощенных и не таких уж суперумных
юнцов, не дающих спуску ни полиции, ни профессуре, лезущих в науку,
секс и политику, устраивающих манифестации, диспуты, митинги
протеста и знойные вечеринки, завершающиеся "свободной любовью" или
несвободной - кому что по вкусу.
Во всем этом Виктория разобралась лишь в конце третьего года, став робким наблюдателем в компании Гудлис. Ни с кем особо не сближалась, но и врагов не искала. Доброжелательная, тихая девушка, начавшая делать успехи в учебе. В общегуманитарном направлении кафедры Культуры она выбрала социологию и вскоре уже бегала с опросными листами социологической службы Университета по предприятиям города. На четвертом году обучения Виктория Меньшова выглядела настоящей американкой, умеющей отстоять свое место под солнцем. Она прекрасно играла в теннис, плавала, рисовала комиксы для студенческого журнала и посещала ипподром.
Представители мужского пола обратили внимание на длинноногую красотку как-то разом, после теннисного турнира, в котором она заняла второе место. К Виктории вдруг подкатила целая орава ухажеров, причем каждый из них начинал с одной и той же фразы: что это я тебя раньше не видел? Действительно, возможно ли было не заметить такую милашку, слолвно умышленно стравшуюся притушить
свое блистательное великолепие? Оказывается, мимикрия, свойственная
хамелеонам, очень ценное качество для человека, стремящегося слиться
с окружающей средой. Виктория, цепляющая очки в крупной роговой
оправе, туго закручивающая в пучоко мсвои роскошные волосы и
