Гарольд Роббинс - Властелины удачи
Две машинки она держала потому, что одна была с греческим шрифтом. На старшем курсе она написала реферат по этике общества на греческом. Назывался он цитатой из Платона: «Демократия переходит в деспотизм».
Бат ею гордился. А Дэйв просто ахал от восторга, глядя, как она печатает свой реферат на машинке с греческим шрифтом. Дэйв советовал Бату поступать в Юридическую школу, в этом его поддержала и Тони. Школа эта сулила ему блестящее будущее. Кроме того, он приобретал конкретную цель. Он и сам думал о поступлении в Юридическую школу. Мать убеждала его поступать туда. Он подал документы, и его приняли, предложив приступить к занятиям осенью сорок восьмого года.
Так что у Бата все определилось.
7
— Мы можем купить дом, — как-то весенним днем сказал он Тони. — Или снять квартиру в Бостоне. — Он улыбнулся. — Не можем же мы и дальше жить с Дэйвом. Я собираюсь поднажать, позаниматься летом и получить диплом на шесть месяцев раньше. А потом… Нью-Йорк. Или ты предпочтешь Коннектикут?
— Бат… А как же моя работа в Вашингтоне? Я же говорила тебе, что меня почти наверняка берет в помощники сенатор Спессард Холланд.
Бат насупился:
— Ты хочешь сказать, что, даже став моей женой…
Она кивнула:
— Конечно. Я хочу работать. Ради этого я и учусь. Вашингтон — то самое место, где человек может проявить себя.
— А как же дети?
— Пока я не хочу иметь детей. Я хочу посмотреть, на что я способна. Тогда… Время еще будет. Мне только двадцать два.
— Отличный возраст для того, чтобы рожать.
— Я же не собираюсь тянуть еще десять или пятнадцать лет. Но я поступала в колледж не для того, чтобы становиться домохозяйкой. Как мои мать и мачеха. В мире есть более важные вещи, чем покупка продуктов, стирка белья и игра в гольф. Мы с тобой должны найти взаимоприемлемое решение, Бат. Одно из условий — в течение нескольких лет детей у меня не будет.
— Так, значит, — в его голосе появились резкие нотки, — все уже определено? Ты решила!
— Обсуждать тут нечего, — ответила Тони.
— Кроме того, что нашу семейную жизнь ты готова принести в жертву своей карьере? — прорычал он.
— Ну… а разве твой отец не приносил свою семейную жизнь… и вообще все в жертву своему бизнесу?
— Нет. Я тебе не какой-то паршивый Norteamericano!
— Правда? И в чем ты собираешься быть другим?
— Мой… отец… во мне лишь его гены, и ничего больше. Хорошо. Из того, что я знаю о нем, он действительно приносил все в жертву своему бизнесу: любовь к моей матери, любовь к своей жене, дом, дружбу… В «Тайм» написано, что он впервые увидел дочь, когда той исполнилось четырнадцать лет. У него есть сын, о существовании которого он не подозревает до сих пор. Он не женился на моей матери. Он женился на другой женщине, затем ушел от нее, и она развелась с ним… А потом он вновь женился на ней. Я люблю тебя и…
— И я люблю тебя, Бат, — прервала его Тони. — Но я также и личность. Если мы поженимся, тебе придется это признать.
— Я уже это признаю.
— Тогда не проси меня переселяться в дом или квартиру в Массачусетсе и каждый вечер жарить бифштекс, ожидая, пока ты вернешься с работы. Я собираюсь в Вашингтон. И поеду туда.
Он вздохнул:
— Тогда нам лучше отложить свадьбу. На какое-то время. Пока я не окончу Юридическую школу. Пока ты… не сделаешь того, что, по твоему разумению, должна сделать.
— Если бы я так сильно не любила тебя, то послала бы к черту, — пробормотала Тони. — Я просто должна это сделать. Но не могу, потому что люблю.
— Я тоже тебя люблю.
Тони кивнула:
— Так может, мы найдем выход. Слушай, я должна быть в Вашингтоне шестнадцатого июня. И весь уик-энд буду там одна, скучая по тебе. Приезжай ко мне на тот уик-энд. Пообещай, что приедешь.
— Конечно. Я попытаюсь.
Она поняла, что его слова означают отказ. Он не приехал.
Глава XII
1
— Бат? Почему Бат? Потому что ты выбрал фамилию Батиста?
Джонас и Бат сидели в «Порше-356» Бата. Тот убедил отца, что переезжать на последний этаж отеля в Акапулько глупо, если он может снять комфортабельный дом в Мехико, заплатив в пять раз меньше. Кроме того, обеспечить безопасность и надежную связь с Америкой в Мехико гораздо проще, чем в Акапулько.
Джонас согласился. Он пришел к выводу, что гораздо быстрее наладит отношения с вновь обретенным сыном, если последует его предложению в столь важном деле.
Используя свои связи среди торговцев недвижимостью, Бат нашел, как ему показалось, подходящее место. И теперь вез туда Джонаса.
— Видишь ли, от меня это не зависело. Здесь, в Мехико, меня зовут Корд. В Штатах же не понимают испанской традиции использования фамилий обоих родителей. И Батистой я стал потому, что эта фамилия стояла последней.
Отодвинувшись к самой дверце, Джонас наблюдал за сыном. Загадочный парень. Прожитое не оставило на нем следа, и он смотрел на дорогу и идущие рядом автомобили с невинностью юноши, делающего первые шаги в этом мире. Джонас искал отметины, оставленные войной, ранами, и не находил. Он искал проявления любопытства, может даже негодования, которое незаконнорожденный сын мог испытывать к своему отцу, бросившему мать, но и здесь его поиски не приносили результата.
— Понимаешь, я не знал, что твоя мать беременна.
Бат коротко глянул на него.
— Разве от этого что-то изменилось бы? — спросил он.
— Да… Да, черт побери, изменилось бы! Еще как изменилось бы.
— Рад это слышать. — Спокойствие его не поколебали ни «черт побери», ни повышенный тон отца. Машину он вел уверенно, петляя меж другими, менее мощными автомобилями.
Джонас сменил тему:
— Ты, разумеется, знаешь, почему я в Мехико.
— Да. Я читаю газеты.
— Я скрываюсь не от правосудия.
— Скорее, не хочешь предстать перед неправедным судом, — усмехнулся Бат.
— Причины политические.
— В газетах так и пишут.
Джонас кивнул:
— Значит, тебе с этим все ясно?
— Я, естественно, не располагаю полной информацией. Но из того, что мне известно…
— Многое из того, что обо мне говорят, соответствует действительности, — оборвал его Джонас. — Но я не преступник. Даю тебе слово, я не преступник.
— Тебе нет нужды убеждать в этом меня.
Минуту-другую Джонас смотрел прямо перед собой.
— Я дурно обошелся с твоей матерью. И теперь радуюсь, видя, что она счастлива. Со мной ей было бы хуже. Ты понимаешь? Ты достаточно много знаешь обо мне, чтобы это понимать. Так?
— Не пытайся оправдываться. — Бат не отрывал глаз от дороги. — В этом нет необходимости. А если бы была, оправдаться бы тебе не удалось. Насчет тебя она все решила давным-давно. Даже теперь ты нашел ее лишь потому, что хочешь использовать, надеешься, что она поможет тебе в переговорах с ее дядей.
— Я вижу, что и ты все решил. И я могу не оправдываться перед тобой. Я знать не знал о твоем существовании. Но этот факт во внимание не принимается.
Бат вновь взглянул на отца:
— Именно так.
Джонас прислонился спиной к правой дверце и мрачно смотрел на сына. Да уж, в нем чувствовались гены Кордов.
— Вернемся к нашим баранам. Мне нужно… спрятаться.
— Зачем? — спросил Бат. — Официально правительство Мексики не знает о твоем присутствии. Неофициально оно закроет на это глаза. За очень маленькие деньги. Кроме того, я чувствую, что и американским властям надоела эта погоня. Я прочитал несколько передовиц, в которых прямо говорилось, что у государства есть дела поважнее охоты за тобой. Кстати, во сколько обошлись тебе эти передовицы?
— Джонас… Бат. Ты слишком много знаешь.
Бат наконец-то улыбнулся:
— Человек может пройти по жизни, так ничего и не узнав. Правда, я не уверен, что попытаться узнать все это — хорошо.
Джонас кивнул:
— Как я и сказал, ты знаешь слишком много. Я не покупал эти передовицы. Я лишь поделился с редакторами кое-какой информацией.
— Информация для газет дороже денег.
— Ты еще и циник.
— Циник — это тот же реалист.
Джонас широко улыбнулся:
— Что-то ты унаследовал от меня… и от твоего деда. Ты… ты пользуешься фамилией Корд?
— Здесь, в Мексике, я — Корд. Только в Америке они все запутали.
— И все знают, что ты — мой сын?
— Все.
Джонас на мгновение закрыл глаза:
— Все, кроме меня. Я не знал, что у меня есть сын. Ты… ты женат?
— Нет.
— А девушка у тебя есть? Невеста?
— Возможно. Впрочем, скорее, нет. Я думал, что есть, но она выбрала карьеру.
— Как так?
— Я предложил ей стать моей женой, и она согласилась. Затем сенатор Соединенных Штатов взял ее в помощники, и она уехала в Вашингтон. Три года тому назад. За это время мы виделись раза два.
