Хавьер Моро - Индийская страсть
В помещении таможни, пока мадам Дижон и Лола пересчитывают пять десятков баулов, составляющих ее багаж, Анита видит то одну, то другую женщину, одетую в сари. Но она не видит его. Того, кто заставил ее сюда приехать, кто пообещал всю любовь, которая только есть на свете.
— Это вы миссис Дельгадо?
Голос, который она услышала за спиной, заставил ее вздрогнуть. Анита повернулась. «Это он!» — подумала она на миг. Темно-красный тюрбан, элегантно завитая борода, великолепный синий мундир с сине-серебряным поясом ввели ее в заблуждение. Затем она поняла, что ошиблась, и с серьезным выражением лица посмотрела на человека, который надел ей на шею гирлянду из цветов и улыбнулся.
— Вы меня помните? Я — Индер Сингх, посланник Его Высочества раджи Капурталы, — сказал он, складывая руки перед грудью и кланяясь в знак уважения.
Как его не вспомнить! Аните понадобилось бы несколько жизней, чтобы она смогла забыть этого человека — высокого, с внушительной внешностью, который однажды постучал в дверь цокольного этажа на улице Арки Святой Марии в Мадриде, где она жила со своей семьей. Он был такой крупный, что не проходил в дверь. Настоящий сикх, гордящийся этим. У них не было возможности даже усадить гостя — он был слишком большим и занимал все пространство кухни-столовой. Индер Сингх специально приехал из Парижа, чтобы лично вручить Аните письмо от раджи. Любовное письмо. Письмо, которое перевернуло всю ее жизнь.
— Капитан Сингх! — радостно воскликнула Анита, как будто она встретила старого друга.
— Его Высочество не смог приехать встретить вас и просит за это прощения, но все готово для того, чтобы вы отправились дальше, в Капурталу, — объяснил капитан на смеси французского, английского и хинди, так что это едва можно было разобрать.
— Это очень далеко отсюда?
Индер Сингх покачал головой, как это принято среди его соотечественников, но часто сбивает европейцев с толку, поскольку не всегда соответствует отрицанию.
— Каких-то две тысячи километров.
Анита чуть не упала в обморок. Индиец продолжал:
— Индия очень большая, мемсахиб. Но вы ни о чем не переживайте. Поезд на Джаландхар отправится послезавтра в шесть. От Джаландхара до Капурталы только два часа езды на автомобиле. Для вас зарезервированы апартаменты в гостинице «Тадж-Махал», это здесь, рядом…
Гостиница была построена в викторианском стиле по проекту французского архитектора, который покончил жизнь самоубийством, потому что ему не понравился результат. Здание выглядело весьма внушительно.
С огромными верандами и коридорами, чтобы в них все время циркулировал воздух, лестницей, освещенной неярким светом из окон, готическими потолками, стенами, обитыми деревом благородных пород, четырьмя новейшими электрическими лифтами, постоянно играющим оркестром и лавками с разноцветным шелком, гостиница была отдельным миром в городе, единственным общественным местом, открытым для европейцев и индийцев всех каст. Остальные гостиницы класса люкс были только для белых.
Войдя в императорские апартаменты, Анита первым делом распахнула окна, чтобы теплый ветер с Аравийского моря принес запахи и звуки морского путешествия. Там, внизу, стояла «Аврора». Жара довлела.
На самом деле ей больше всего хотелось броситься на кровать и заплакать, но юная испанка не собиралась устраивать сцену на глазах своих спутников. Они бы сказали, что Анита ведет себя как дитя. Неужели она хотела, чтобы раджа проехал две тысячи километров, чтобы встретить ее? Разумеется, они были правы, думала Анита и все же чувствовала себя обманутой. В таком случае самое лучшее — это выйти на улицу и начать знакомство с новой страной.
«Интересно, когда я выйду, меня уже не будет мучить морская болезнь, из-за которой я шаталась, как пьяная?» — подумала Анита. В течение целых недель она мечтала, когда настанет этот момент.
— Пойдем, я хочу увидеть ее, узнать ее всю… — сказала она мадам Дижон. Потом Анита обратилась к своей служанке: — Лола, будет лучше, если ты останешься здесь. Мне не хотелось бы, чтобы тебя снова стошнило от запахов, как в Александрии.
3
На улице пахло перезрелыми фруктами, грязью и ладаном от маленьких алтарей. Повсюду ходили коровы, и это никого не удивляло, кроме, пожалуй, Аниты. Она не понимала, почему их не используют в повозках рикш или двуколках, чтобы перевозить пассажиров. Вместо животных это делают мужчины, у которых одна кожа да кости и которые кажутся скорее мертвыми, чем живыми.
— Что касается нас, то мы бы с удовольствием их съели, — заметил извозчик экипажа, запряженного лошадьми. Этот мусульманин по имени Фироз носил бородку-эспаньолку и был одет в курту, такую грязную, что невозможно было угадать ее первоначальный цвет. — Но для индусов жизнь коровы значит больше, чем жизнь человека, так что… кто их будет есть!
Экипаж проехал мимо новеньких двухэтажных трамваев; их недавно запустили, и они ездили по улицам центра между большими эспланадами с газонами и особняками знати, построенными все в том же викторианском стиле, почти готическом.
— Эти трамваи лучше, чем в Ливерпуле, — уверенно произнес Фироз. В его голосе звучит гордость за свой город.
Прибыв на Крофорд-Маркет, Анита удивилась изобилию товаров: это был настоящий восточный базар.
— Сюда приезжают англичане и парсы, — пояснил мусульманин. — Это те, у которых больше всего денег.
Здесь продавалось все — от кип турецкого табака до неизвестных плодов, которые владельцы лавки, выглядывающие из-за высоких пирамид из овощей, дали попробовать обеим женщинам. Барельефы, украшающие металлические поверхности, и фонтан внутри были произведением скульптора по имени Локвуд Киплинг, чей сын Редьярд стал лауреатом Нобелевской премии в области литературы всего лишь три месяца тому назад.
Анита принялась обходить все магазинчики и лавки, которые располагались на Крофорд-Маркет, включая и те, где продавались сладости из Кашмира, зерно и сахар из Бенгалии, табак из Патны и сыры из Непала. На рынке тканей ей хотелось дотронуться рукой до всех разновидностей шелка Индии. У нее глаза разбегались, когда она смотрела на драгоценности и диковинные вещички, каких ей никогда не доводилось видеть. На площади в два квадратных километра располагалась целая дюжина больших базаров, более сотни церквей и святилищ и продавалось больше товаров, чем Анита и мадам Дижон видели за всю свою жизнь.
За колониальным центром с его богатыми и широкими проспектами находился лабиринт улочек, представляющий людской муравейник, где царило смешение рас и религий, а бурлящая жизнь походила на хаос, который способны породить только большие города Азии.
Аните и мадам Дижон время от времени приходилось останавливаться, чтобы вытереть пот и отдышаться. «Что за шумный город, полный всякого рода разодетых индийцев или полуодетых странным образом, или почти босых!» — записала позже в своем дневнике Анита[4]. Ей казалось, что все люди одновременно разговаривают на разных языках. В маленьком рыбацком порту коли продавали с лотков свой утренний улов. Крики, запах и все вокруг напомнило Аните биржу в одном из кварталов Малаги, где прошло ее детство, — бедный квартал Перчель[5], названный так из-за жердочек, на которых сушили рыбу. А черноглазые дети на худых, как палочки, ножках были похожи на детей бедняков из Андалузии, которые тоже бегали голыми по кварталам, состоящим из хижин. Но здесь они были еще беднее. Некоторые дети имели настолько болезненный вид, что казались старичками, у других были раздутые, полные червей животы. Часто встречались попрошайки с ужасными ранами, которых ловкий Фироз принялся разгонять.
— Здесь бедные становятся таковыми из желания привлечь к себе внимание, — сказала Анита, отводя взгляд от одного прокаженного, покрытого язвами, который подбирался к ней, протягивая миску. Лицо девушки скривилось в гримасе, когда она поняла, что у одного из попрошаек вместо волос, как она думала, голова была покрыта мухами.
Слишком богатый, слишком бедный: контрасты Бомбея ошеломили уроженку Малаги, но даже после этого она все еще желала увидеть его целиком, как будто бы в первый день своего пребывания здесь хотела объять и понять запутанность ее новой страны. Фироз привез их к другому краю залива, и экипаж въехал на улицу, поднимающуюся серпантином по холму. Лошади задыхались на подъеме. Наверху было пять башен, и оттуда открывался великолепный вид на город, хотя казалось, что это необычное место расположено вне мира. Тишина здесь постоянно нарушалась хлопаньем орлиных крыльев и карканьем тысяч ворон. Это «Башни безмолвия», где парсы проводят свои погребальные ритуалы. Последователь Заратустры, жрец с востока Персии, сочинил гимны, которые воспроизводят его беседы с Богом. Парсийская религия является одной из древнейших религий человечества. Когда мусульмане изгнали их из Персии, парсы проникли в Индию. Англичане отдали им один из холмов Бомбея, чтобы они там располагали своих умерших. Они их не хоронят и не кремируют, а раскладывают голыми на каменных плитах в этих пяти башнях. Стервятники и вороны набрасываются на трупы и пожирают их в считанные секунды, чтобы смерть возвращалась к жизни. Единственными, кто имеет право прикасаться к умершим, являются «сопровождающие мертвых». Полуголые, с обычным куском материи на бедрах и с жердью в руках, они выбрасывают в море кости и останки, которые не успели сожрать птицы. Это место притягивает иностранцев своими необыкновенными видами, хотя, возможно, они просто испытывают нездоровое любопытство.
