Николай Семченко - Что движет солнце и светила
Моя матушка тоже устраивала судьбу, и не в отдельной квартире, а в комнате коммуналки. О, как ненавижу эту вечно темную, душную от сигаретного дыма конуру! Чтобы не мешать, я уходила куда глаза глядят, и однажды пошел дождь, так все хорошо было - тихая, светлая ночь, мягкий ветерок, машины, люди, музыка, и вдруг - ливень, разом смывший с улицы всех, и только машины, поднимая фонтаны брызг, по-прежнему неслись вперед, и одна окатила меня вонючей грязью.
Я забежала в какой-то подъезд, выжала платье, сколько смогла, и расплакалась - от обиды, холода, от ежевечерних своих бдений, тоски и еще чего-то, чему и объяснения не найти.
Спускался сверху веселый чернявый парень - только и помню теперь: высокий, улыбка в пол-лица, аккуратные усики, да, только и помню это, ни имени, ни отчества, ничего другого не знаю, может, и не знала, а, может, забыла. "Что? Так грустно?" - спросил. Весельем и легкостью от него веяло, божественный ветерок превосходства и беспечности опахнул меня, такую жалкую, несчастную, мокрую курицу, и я, конечно, сказала, что грустно, честно сказала, и он предложил пойти в одно место- тут неподалеку, мол, и там тепло, есть горячий чай, музыка, и нечего бояться, все - братья и сестры, человеки, и отчего-то я пошла, и было хорошо: музыка, мы одни, близко-близко его глаза, веселящий запах коньяка и странный, очень странный дымок сигареты, смутно навевающий ощущение отрешенности от всего, чем я жила.
Не помню, убей меня гром, не помню, что и как было потом, но наступило утро. И первое, что я увидела: розовый сноп солнца в окне. Парень тряс меня за плечи! "Вставай... вставай... Опаздываю!"
Я почему-то не удивилась, что лежу совершенно раздетая на скомканной, какой-то противной простыне. Разбитая, тупая от ломоты в висках, равнодушно поднялась, оделась и вышла из квартиры. Потом одурение прошло, я искала того парня, тот дом, ту улицу, но ничего не помнила, не знала и приняла бы все за дурной, причудливый сон, если 6ы через полтора месяца не поняла: залетела!
Мать покричала, надавала по щекам, наревелась, но устроила меня к своей знакомой в гинекологию. Что там со мной делали, не знаю, потому что меня "отключили" то ли наркозом, то ли еще чем - не интересовалась. Ну, а после всего этого - не больно, не страшно, ничего особенного!- мне уже было все равно, и - пошло-поехало, и ехало без тормозов и скрипа, пока не объявился Стас, и я второй раз в жизни не только нанюхалась веселого и странного голубого дыма сигарет, но и накурилась их до мятного холодка в груди, пьянящего озноба и лихой, бурливой радости.
Потом еще курила, и еще, и еще, пока однажды Стас не скривился: "Ну, все, детка, хватит на холяву "травку" потреблять. Она денег стоит, поняла?"
Как-то я не смогла и двадцати рублей наскрести: у матери до аванса неделя - не даст, у подруг уже назанималась, а в комиссионке посмотрели мою сингапурскую кофточку, сказали: "Пятьдесят процентов износа, на сто рублей квитанция, получите после продажи".
Кофточку я, конечно, забрала, мне сию минуту нужна была монета. Позвонила Стасу, унижалась, плакала - вот дура! "Ладно, приезжай, только тебя нам и не хватает!" Приехала, а там еще один парень, черт знает, кто он и откуда, больше никогда не видела.
- Девчонке деньги нужны, - ухмыльнулся Стас. - Поможешь?
- А она как к аналу относится? - не обращая на меня внимания, спросил парень Стаса.
- Да нормально относится, если деньги нужны, - загоготал Стас. - В ту дырку или в эту - какая разница, лишь бы заплатил. Но я рекомендую тебе её ротик...
- Надоело, - лениво отозвался парень, расстегивая ремень. - Одни вафельницы кругом, а любительниц анальщины ещё поискать надо. Ну, что смотришь? Иди быстро подмой попу...
- Ты меня не за ту принимаешь, - я попыталась изобразить из себя поруганную добродетель. - Стас, миленький, ну скажи ему: я не проститутка! Пусть даст взаймы...
- Ну, чё ты? - Стас посмотрел на меня как на малохольную. - Какая разница, каким местом ты зарабатываешь. Он тебе за экзотику приплатит. Так?
Парень кивнул, невозмутимо продолжая раздеваться.
- Стас, ты, надеюсь, не останешься тут?
- Нет, останься, - приказал парень. - Мне нравится, когда кто-то смотрит, как я засаживаю по самые помидоры...
В общем, тоже извращенец. Да ещё любитель делать больно. Я вся извивалась под ним, комкая простыню, а он наваливался всем телом и, дергая меня за соски ( "О, какие дойки...Подмахивай, б**дь, резче! О, вот это дойки..."), старался вбиться как можно глубже, чёрт бы его побрал. Наверное, даже с резиновой куклой так бесцеремонно не обращаются, как эта падла - со мной. Стас, кстати, под предлогом пойти покурить вышел на кухню, да так и не вернулся. Наверное, ему противно было смотреть на этого козлину.
После всего парень вынул из кармана брюк, свинья, две сотни, сунул: "Держи, хорошо работаешь! Дупло у тебя не раздолбанное, можем ещё как-нибудь подолбиться..."
Почему я не умерла от стыда? Господи, да я уже забыла, что это такое, и потом, мне нужна была "травка". Вот так я и поняла, как можно достать деньги.
Потом другие девчонки научили: "бабки" не обязательно отрабатывать, СПИД, знаешь ли, можно заполучить. Если мужик пьяный, его запросто обвести вокруг пальца. Ну, например, откуда он может знать, что в доме, например, есть запасной выход. Скажешь: "Ба! Тут Клавка живет, у нее бутыль завсегда есть. Гони двадцать! Нет, пожалуй, и за восемнадцать отдаст. Только ты со мной не ходи, она пугливая..." Ну и ушмыгнешь дворами...
Но от этого маремана-капитана сбегать не хочется. Кайфовый мужчина и, кажется, не дешевка. Большие глаза, длинные ресницы и грустный, добрый взгляд. Еще мне нравится, как крепко, твердо ставит он ноги, вот именно: не идет, а ставит, чуть-чуть отклоняясь то в одну, то в другую сторону.
- Пришли, - говорю. - Тебя звать-то как?
- Володя. Двадцать пять лет, холост, место прописки...
- А! Это меня не интересует, письма писать не обязуюсь, в случае чего: мой адрес - не дом и не улица...
- Да?
Замок, черт возьми, опять заедает, сменить его надо к едреной Фене, но Володя легонько повернул ключ, и дверь распахнулась. Теперь боль, от которой, кажется, пульсировало все тело, уже не было никаких сил терпеть, просто озвереть можно!
Кажется, Володя ничего не понял, когда я - в сапогах, плаще, не раздеваясь, - кинулась в свою комнату, щелкнула задвижкой и быстро схватила шприц. А, черт, некипяченный! Но уже не до стерильности - скорей, скорей!
Ааа, ахх, вот она, ясность, ослепительно осветила все вокруг - лунная ночь, призрачная и волшебная, легко и свободно дышать, свежесть в груди, мятный холодок охватывает горячий лоб, как хорошо, о боже!
Сижу не шевелясь, потому что сейчас я как хрустальный бокал, наполненный драгоценным, прекрасным напитком. Жалко даже каплю нечаянно выплеснуть...
- Как насчет обещанного кофе? - спросил из-за двери Володя.
- Там, на кухне, возьми турчанку. Кофе на полке. Увидишь...
- Что с тобой?
-Подожди. Я сейчас. Халат надену...
Пора, пора, надо вставать, изобразить на лице улыбку, а , впрочем, он не так уж и дурен - играть роль, пожалуй не придется, он даже симпатичен, да! Фу, дура старая, сразу про монету не намекнула, как сейчас об этом, сказать? Идиотка! Скорей бы Фанни, палочка-выручалочка, приползла, и чтоб не одна - все ему будет ясно, что почем и как.
Но Фанни не идет. Я болтаю о том, сем. Володя, кажется, и не думает кадриться - сидит спокойно, смотрит на меня, улыбается. Но так же тускла лампочка в желтом абажуре. Голубенькие в розовый цветочек обои, кусок оторван, но часть надписи осталась: "...вернусь!"
Это Жоржик написал фломастером : "Жди меня и я вернусь!" Обещал вечером зайти, а днем его взяли. На квартирной краже попался. Жалко. Жоржик веселый и нежадный. Эх выйдет через полтора годика! Погуляем. Но Володя о чем-то меня спросил, я машинально кивнула - и невпопад, и снова он говорил, и я кивала, говорила "да", "нет", потому что думала о том, как завтра небрежно выну из сумочки пачку десяток, отсчитаю сколько положено и скажу: "Заверните, парнишечка, косячку". Нужная сумма у меня давно есть, но, в отличии от Фанни я не бросаюсь тратить все деньги сразу - надо и на черный день оставить, и на сберкнижку положить, и чтобы небольшой запас в кармане был - ну, на кофе, сигареты, дискотеку.
Володя снова о чём-то спросил и тронул указательным пальцем запястье моей правой руки.
- Подожди, - ответила я. - Не всё сразу.
- А что, секрет? - удивился он. - Стеклом, что ли, порезалась?
- Порезалась, - отвечаю. - Бывает, Володя.
- А-а, а я думал: колешься...
"На иглу я давно села, - усмехаюсь про себя, - только зачем тебе об этом знать? Потом, когда включишь свет (надеюсь, у нас будет это "потом"?), чтобы воды попить или сигарету выкурить - вы почему-то очень любите дымить в постели, - тогда и увидишь синяки вокруг уколов. Интересно, как это подействует на тебя, чистенького, ухоженного, уютного мужчинку? Если б не твоя походка, ни за что бы не поверила, что ты моряк. Ладно, Бог с тобой, не буду ничего говорить. Лучше помолчу, и ты моих мыслей никогда не узнаешь..."
