Надежда Семенова - Победа для Александры
Новость оказалась почти такой же горячей, как и чай. Саша громко выдохнула и погрузилась в странное оцепенение. Из него она и глядела, как Валек испытующим взором буравит ей лицо, словно пытаясь определить, насколько взволновали проблемы Костика его бывшую подругу. Так ничего и не высмотрев, Валек перешел к другой тактике. «Сколько их у него, интересно?» — меланхолично подумала Саша.
Валек тяжело вздохнул и дернул одним глазом. Скорее всего, он собирался непринужденно подмигнуть, но так неловко мотнул шеей и скривил лицо, что это больше походило на внезапную судорогу.
— Пойдем покурим?
Саша молча встала и направилась к двери.
На балконе Валек зачем-то оглядел пожарную лестницу, плотно закрыл дверь, ведущую в коридор, и только тогда приступил к разговору. Он придвинул беспокойное лицо с расширенными темными зрачками почти вплотную к Сашиному лицу и скороговоркой выпалил:
— Костик не поладил с Магой, и теперь он бегает не только от ментов, но и от чехов.
Нервно зашарил по карманам, достал сигареты и жадно затянулся. Саша смотрела на его подрагивающие пальцы, почему-то желтые с помертвелыми белыми ногтями, и медленно, как отсталый ребенок, складывающий пирамидку из двух кубиков, переводила: «Мага — Магомед, чехи — чеченцы».
В памяти всплыло тонкое лицо со злыми бледными губами. Полупрозрачные, ничего не выражающие глаза, светящиеся ровным огоньком ацетиленовой горелки. Магомед начинал как подающий надежды борец-вольник, но к спорту охладел достаточно рано. К тому времени, когда Саша увидела его в первый раз, про него уже ходили легенды. Костя с воодушевлением рассказывал об обычаях кровной мести у горцев Северного Кавказа. О том, как Мага отрубал по фаланге пальца у должника и высылал родственникам. Для «урегулирования» вопроса понадобилось всего две «посылки». Костя откровенно гордился знакомством и называл Магу «шайтаном». Что-то в его голосе заставило Сашу спросить:
— Тебя не смущает, что твой Мага покалечил человека?
— Не человека, а должника, — холодно ответил Костя. — Такие вещи прощать нельзя. Себе дороже.
— Ну, ты еще скажи, реноме нужно поддерживать! — съязвила Саша.
— Типа того, — согласился Костя.
Тогда это казалось дикой сказкой. Чужой и такой же далекой, как ужасы из жизни мальчика-с-пальчика. Чеченцы, отрубающие должникам пальцы, казались такими же реальными, как и людоеды, пожирающие детей. «Понимал ли ты, Костик, на что идешь, связываясь с Магой?» — тоскливо подумала Саша. Если Костя умудрился «обидеть» Магу, значит, конца его преследованию не будет. Плохие предчувствия обрастали такими подробностями, что сердце уже не просто щемило, оно обливалось кровью. Но Сашины глаза оставались сухими, и боль застревала внутри.
— Тут Костины вещи, надо их пристроить.
Валек аккуратно снял с плеча сумку и пододвинул к Саше. Он прикасался к ней бережно, как к живой.
— Что там? — спросила Саша.
Валек внезапно окрысился. Засмеялся несвойственным себе мелким, рассыпчатым смехом, обнажил крупные передние зубы, меленько засучил ставшими вдруг костлявыми ручками, беспокойно замигал тревожными глазками:
— Ну зачем тебе знать? Меньше знаешь, крепче спишь!
Саша выдавливала слова вязким языком, спотыкаясь о зубы, словно катая во рту липкую гадкую массу:
— Я должна знать.
Валек недобро ощерился, дернул желваками, но затем, будто опомнившись, тяжело облокотился о перила и опустил голову. Саша стояла рядом. Еще совсем недавно она бы без разговоров взяла у ребят любую вещь. Но не теперь. Может, она не права?
— Ты Костю спасаешь?
Молчание длилось слишком долго, словно вопрос показался Вальку неожиданным. Наконец, он поднял голову и взглянул на Сашу. Этот холодный пустой взгляд прожег в душе дыру, куда с шумом утекла былая дружба.
— Мы слишком в этом увязли.
Валек наклонился и решительно дернул верхний замок сумки, затем второй. Под кипой явно впопыхах накиданной одежды лежал увесистый, туго утянутый скотчем целлофановый пакет, набитый белым порошком. Саша никогда не видела ничего подобного и догадалась о содержимом скорее по трепетным прикосновениям Валька. Он ласкал его руками, теребил суетливыми пальчиками, впивался в него умиленным взглядом, обливаясь слюнявой улыбкой. Странная это была улыбка, словно у слабоумного ребенка, увидевшего юлу. Раз-два-три. Волшебный звук и чудесное, разноцветное, интригующее движение. Недоумевающие глаза неотрывно следят за вращающейся игрушкой, а из уголка вожделенно приоткрытого ротика тоненькой струйкой течет сладкая слюнка…
Саша приложила захолодевшие пальцы к пылающим вискам. Еще раз бросила взгляд в сумку, Валек инстинктивно дернулся, будто хотел прикрыть ее телом, засмущался и, чуть улыбаясь, поглядел Саше в глаза. «Ну, ты же понимаешь», — говорил его взгляд. Нет! Саша нисколько не понимала! Она не понимала, почему они оба, Костя и Валек, считают возможным подвергать свою жизнь опасности за этот ничтожный пакет порошка!
— Что в нем такого? — Она сжала ладонями лицо, словно пытаясь удавить рвущийся наружу вопрос.
— Что в нем такого? — изумленно переспросил Валек. — И это спрашиваешь ты?
Его лицо покраснело, забурлило раздражением. Белыми, словно помертвелыми, остались только лоб и крылья носа.
— Это пропуск в жизнь! В нормальную жизнь! — Валек почти захлебнулся от восторга и азарта, жирно приправленных страхом. — Скажи еще, что тебе деньги не нужны!
— Нужны!
— Так чего же ты ломаешься? — Голос Валька вызмеился из подрагивающих искривленных губ. — Я предлагаю сделку, легкую, как, — он попытался подобрать сравнение, — как… одуванчик! Ты всего лишь должна придержать пакет и никому об этом не трепаться! Отдашь первому, кто у тебя появится…
— Магомеду? — зло поинтересовалась Саша.
— Ты с ним знакома? — Валек резко дернул плечом…
В голове звонко лопнул шарик, а во рту непонятно откуда появился привкус металла. Возле уха глухо охнула стена. Саша повернулась и противное, как усик таракана, мгновение смотрела на осыпающуюся штукатурку.
— Отвечай, когда тебя спрашивают! — неожиданно тонким голосом прокричал Валек.
Слушать этот надрывный писк было выше сил. «Как же он боится, — отрешенно думала Саша, — при одном упоминании о Магомеде верещит, как… недорезанный поросенок». Стало противно.
— Да, Валентин Батькович, — внятно сказала Саша, — я видела Магу, — помолчала и горько добавила: — У Кости… очень давно.
Валек деревянно улыбнулся и потер кулак. На разбитых костяшках медленно выступила кровь.
— Вот что я тебе скажу. — Саша говорила медленно и четко, до странности равнодушным бесцветным голосом. Она чувствовала себя бесконечно уставшей, словно перестало сочиться болью надорванное сердце. Она вся вышла, эта боль. Вместо нее в душе поселилась пустота. Саше стало абсолютно все равно, как отреагирует на ее слова Валек. По стене придется следующий удар или уже по ней. Это было не важно. Все не важно, кроме одной мысли, которой Саша не собиралась делиться. Ни с кем. Особенно с Вальком. — Сумку я не возьму.
Верхняя губа Валька дернулась, обнажив зубы. «Ну, точь-в-точь как у цепного пса», — безразлично подумала Саша, а вслух сказала:
— Я не знаю, что в ней находится…
Валек недоуменно вытаращился.
— И знать не желаю, — сказала Саша в его пустые затравленные глаза, развернулась и тихим неспешным шагом пошла в комнату. Она шла, чувствуя на спине растерянный взгляд и не зная, чего ожидать. Но ни ожидать, ни даже думать об этом у Саши не было сил. Она взялась за ручку балконной двери, повернула, даже не понимая, каким сильным оказалось ее прикосновение. Дверь жалобно скрипнула, и от нее отвалились лохмотья старой потрескавшейся краски. Прежде чем перешагнуть порог и оказаться на этаже, Саша помедлила. Вовсе не для того, чтобы подождать реакции Валька. Ноги были тяжелыми, и Саша собиралась с силами, чтобы поднять одну за другой непослушные колени. Валек молчал. Саша еле заметно кивнула и, не оборачиваясь, ушла.
Валек остался один.
Он стоял чуть склонив корпус, скрючив руки, словно объятый вожделением скупец над сундуком с сокровищами. Простояв так довольно долго, Валек потер лоб, подвигал напряженно сведенными плечами, сплюнул на пол и несколько раз оглянулся. Закрыл на сумке замок, и тут его начал бить озноб. Крепкий парень задрожал как осиновый лист, ему пришлось обхватить себя руками, чтобы остановиться. Но чем крепче он стискивал зубы, тем больше его колотило.
Глава 20
Саша чувствовала себя механической куклой. Ела, спала, ходила на занятия. Иногда завод заканчивался, и тогда она сидела неподвижно на кровати, глядя в одну точку на стене. В таком положении время неслось рывками, то томительно застревая, то ускоряясь до головокружительной быстроты. Казалось, она заживо погребена в сырой мрачной могиле. Снаружи вечно моросил дождь, уныло стуча по обитому жестью подоконнику. В душе жила одна и та же мысль: «Я никому не нужна». Лозунг этот, выбитый на стене игрушечного паровозика, вновь и вновь проносился мимо станции, на которой застряла Саша. Наверное, паровозик тоже был механическим, и его заводили разные руки, иногда сильные. Паровозик стучал маленькими трудолюбивыми колесиками, и надпись выглядела по-разному. «Не нужна… я… никому» или «никому… не нужна… я». Совсем грустно становилось, если надпись сливалась: «Никому… не нужна, никому… не нужна», а затем следовала размазанная подпись «я… я…». Бывали дни, когда паровоз ехал медленно, позволяя прочитать всю надпись сразу, и Саша читала ее снова и снова: «Я никому не нужна».
