Джэсмин Крейг - Опрометчивое пари
- Извини, - прошептала она, по-прежнему уткнувшись лицом в его рубашку. - Не понимаю, что на меня вдруг нашло.
- Ты просто измучилась и переволновалась, - сказал он. - Потому что любишь мать. - Дэмион взял ее за подбородок и заставил поднять голову. Предлагаю зайти к Габриэле в палату и быстренько проверить, не перепутали ли эскулапы все эти трубки. А потом я отвезу тебя домой. Тебе надо хорошенько выспаться.
Санди смахнула слезы с глаз.
- Мне сейчас нужнее всего был бы большой носовой платок, - сказала она, все еще шмыгая носом.
- Возьмите салфетки, - вмешался доктор Мэтьюс, явно успокоенный тем, что ее слезы наконец прекратились. - Вот вам целая пачка.
Санди взяла у него салфетки и неохотно высвободилась из объятий Дэмиона. Она вытерла глаза и высморкалась, а потом решительно заправила выбившиеся из пучка пряди волос. Открывая дверь в палату матери, она приостановилась и снова обернулась к Дэмиону.
- Спасибо, - тихо сказала она. - Спасибо тебе за все.
9
Решение больше не видеться с Санди Хоукинс давалось Дэмиону легко - со времени их первой встречи он принимал его как минимум четыре раза. К несчастью, он обнаруживал - тоже как минимум четыре раза, - что хотя само решение дается ему легко, но придерживаться его значительно труднее. После операции Габриэлы он больше не собирался видеться с Санди. И тем не менее в эту минуту он готовился ехать к ней в клинику.
Выезжая из гаража, Дэмион хмурился. Он уже не понимал, какие чувства испытывает по отношению к Санди, а ведь не так давно он считал, что заманить ее к себе в постель будет легче легкого. Он планировал провести вечер в хорошем ресторане, не делая никакой попытки ее обольстить, а на следующий вечер устроить шикарный ужин у себя на квартире, где нетрудно будет перейти в гостеприимные объятия огромной кровати с водяным матрасом.
Этот план - или схожий с ним - неизменно срабатывал уже много раз. В начале своей карьеры Дэмион по наивности считал, что женщины готовы с ним спать благодаря его личному обаянию, но очень скоро поумнел. Он уже очень давно понял, что его профессиональные успехи оказываются лучшим возбуждающим средством. После ночи, проведенной в его объятиях, женщины неизменно восхваляли его чудодейственные способности любовника, но Дэмион цинично напоминал себе, что больше всего их заводило сознание того, что они оказались в постели с суперзвездой. Наверное, он мог бы вообще лечь на спину и смотреть в потолок, а его очередная возлюбленная все равно была бы убеждена, что провела полную страстного экстаза ночь.
Его губы изогнулись в насмешливой улыбке. Если хорошенько подумать, то жаловаться тут не на что. Большинство людей были бы только рады наслаждаться, ничем себя не затрудняя. Видимо, он стареет. Уже довольно давно чувство опустошенности, появляющееся наутро, грозило оказаться сильнее, чем сомнительные удовольствия, полученные накануне ночью.
Он осторожно перевел машину на полосу скоростного движения, пытаясь понять, почему его встречи с Санди выпадают из знакомого плана и вызывают такую досаду? Что у него получается не так? Всякий раз, когда она обращала на него взгляд своих таинственных зеленых глаз, его вдруг охватывало неистребимое мучительное желание схватить ее, сжать в объятиях и ласкать, пока она не будет умолять его, чтобы он ею овладел. Почему ему хочется говорить с ней, откровенничать с ней - так, как ему не хотелось разговаривать ни с одной женщиной? Просто потому, что она умеет слушать? Потому, что она умна? Или потому, что даже сама ее холодность кажется ему удивительно привлекательной?
Дэмион крутанул руль, чтобы не столкнуться с машиной, резко выскочившей на его полосу. Дьявольщина, неужели он действительно считает доктора Алессандру Хоукинс привлекательной? Не считая того вечера, когда они обедали в "Ма Мезон" вместе с Габриэлой, она всегда была одета, словно начинающая актриса, прослушивающаяся на роль школьной училки и старой девы. Он ни разу не видел, чтобы у нее была расстегнута хоть одна пуговица на блузке, не говоря уже о завлекательном декольте. Дэмион сильно подозревал, что, по ее представлениям, женственная ночная рубашка - это нечто теплое и уютное из розовой фланели. Ему даже не хотелось задумываться над тем, что могло быть надето под этими жуткими льняными юбками. Может, пояс целомудрия? По правде говоря, Санди походила на его обычных партнерш не больше, чем мраморная статуя на танцовщицу варьете.
И самое смешное в этой ситуации заключалось в том, что все это не имело ни малейшего значения. Как-то так получилось, что незаметно для самого себя он вдруг решил, что ему отчаянно хочется переспать с Алессандрой Хоукинс. Не из-за их глупого ребяческого пари, а потому, что он просто сходит с ума от острой потребности любить ее.
Когда Дэмион позвонил ей, чтобы договориться о первой встрече, он выдал ей одну из своих стандартных фразочек насчет того, как он представляет себе ее волосы, разметавшиеся по его подушке. С тех пор его ложь вернулась к нему словно бумеранг, чтобы не давать ему покоя. Множество ночей - ему не хотелось признаваться даже себе самому, как много их было, его мучили картины того, как ее стройное тело переплетается с его собственным. Он представлял себе, как ее темные волосы выбиваются из узла и падают ему на щеку. В своих снах он ощущал вкус ее губ, чуть припухших от его поцелуев. Дэмион слышал, как она чуть слышно стонет от наслаждения, отдаваясь ему, как ярко сияют ее глаза, когда он ее любит...
Дэмион ощутил, как тело его словно окаменело. "Когда он ее любит!" Он уже очень давно мысленно не называл секс актом любви. Его родители и жена продемонстрировали ему, что любить - значит давать себя поглотить, пожертвовать своей личностью и профессионализмом. Он не принимал мыслей о любви, сопротивляясь им всеми фибрами своей души. За те три года, что он провел в Голливуде, Дэмион очень хорошо узнал себя и понимал, что использует секс для того, чтобы избегать настоящей близости. Лечь с женщиной в постель значило разделить с ней гораздо меньше, чем если бы он всю ночь провел за разговором с нею. Уложить женщину в постель значило, что можно соединить с ней свое тело, тогда как его ум и душа благополучно прятались за стенами, которые он для них воздвиг.
Но, встречаясь с Санди, он не мог удерживать свой интерес на чисто физиологическом уровне. Дэмион постоянно испытывал пугающее его самого желание каким-то образом коснуться и ее ума, проникнуть в ее душу. Ему хотелось увидеть истинную женщину, которая, как он подозревал, скрывалась за ее спокойным лицом, аккуратной прической и тщательно отглаженной одеждой. Он обнаружил, что рассказывает такие вещи, какими не делился больше ни с кем, только ради того, чтобы насладиться очарованием одной из ее нечастых улыбок.
Дэмион завел машину на стоянку перед клиникой и вышел, выместив свое раздражение громким хлопком дверцы. Пора ему прекратить это идиотское томление по доктору Алессандре Хоукинс. Одно дело - желание переспать с женщиной, в конце концов даже потратив изрядные усилия на то, чтобы завоевать ее, - это лишь прибавит остроты их ощущениям, и совсем другое ловить себя на том, что тревожишься из-за того, что вид у нее такой, словно заботы о матери-эгоистке вконец ее измучили. И уже совсем не годится, когда сердце у тебя сжимается всякий раз, когда ты вспоминаешь, как прижимал ее, рыдающую, к своей мокрой от слез груди и слышал, как она шмыгает носом и просит носовой платок.
Он шел по длинным коридорам клиники, пока не оказался у двери с надписью: "Доктор Алессандра Хоукинс". Секретарша Санди, пухленькая жизнерадостная женщина лет тридцати пяти, встретила его ошеломленной улыбкой.
- Мистер Тэннер, я узнала бы вас где угодно! Санди сказала, что вы вот-вот приедете и попросила извиниться за то, что заставит вас подождать. У нас сегодня был напряженный день, и ей нужна пара минут, чтобы привести себя в порядок. Сейчас она придет.
- Нет проблем. Я подожду.
Не успел он договорить, как дверь справа от него открылась, и в приемную вошла Санди. Сердце у него на мгновение замерло, а потом вновь забилось - в относительно нормальном ритме. Он прислонился к столу, напустив на себя равнодушие, которого отнюдь не испытывал.
На ней была строгая коричневая льняная юбка и шелковая блузка с воротником-стоечкой, застегнутая на все пуговицы. Ее фасон немного напоминал косоворотку. Если не считать кистей рук, то между лицом и коленями не было видно ни кусочка кожи, и тем не менее Дэмион мог только и думать о том, насколько она привлекательна и как ему хочется увидеть ее лежащей на его постели, а он чтобы при этом медленно расстегивал все ее проклятые пуговицы.
- Привет, Дэмион, - поздоровалась она с ним.
Ее любезная улыбка внушила ему желание заскрипеть зубами от ярости. Неужели встреча с ним нисколько ее не радует? Неужели она никогда не теряет самообладания, если не считать тех моментов, когда тревожится за мать?
