Майкл Корда - Роковая женщина
Здесь он сидел, улавливая далекие колебания, другим не говорившие ничего: падение цен на гуано в Вальпараисо, бури в Канзасе, банкротство в Лондонском Сити, слухи о том, что засуха в Техасе оказалась не такой уж страшной, как было принято считать, складывая в уме все фрагменты некой огромной головоломки, а потом, благодаря какому-то редкостному наитию, или, возможно, просто яростной, упорной концентрации, рассылал приказы покупать, продавать, лишать права пользования, небрежно нацарапав медным пером несколько отрывистых строчек на клочке бумаги, которые так часто приносили разорение его конкурентам или миллионам мелких вкладчиков, а порой даже целым государствам и их правительствам. Сегодня Америка контролируется безликими корпорациями, и капитал самого низшего дивизиона любой из них превосходит личный счет любого из Баннермэнов, в то время, как политиканы, столь презираемые Киром, забрали в правительстве такую власть, какую он не мог даже и представить.
Кеннеди, будь они прокляты — старик[9] уж точно — правы: сила теперь не в деньгах, а в политической власти, при условии, что у тебя кишка не тонка этим воспользоваться. Богатство больше не является целью само по себе — это просто путь к чему-то иному, и нет ни смысла, ни доблести в том, чтобы нянчиться с ним ради грядущих поколений, будь они неладны. Роберт знал, что отец это понимал — понимал лучше, чем кто-либо, но никогда бы в том не признался. Он был как священник, не веривший более в учение церкви, но не имевший мужества с ней порвать.
Роберт вспомнил, как однажды в детстве, до отъезда в Гротон, его наказали за то, что он не заносил свои ежедневные расходы в маленькую записную книжечку в черном кожаном переплете, — это входило в семейную традицию (на конец каждой недели расходы не должны были превышать определенной суммы, составлявшей по меньшей мере 10 процентов от карманных денег, прибавляемым к «сбережениям»), и он набрался храбрости спросить отца, записывает ли он в книжечку свои ежедневные расходы, прекрасно зная, что это не так. «Я делал это, когда был в твоем возрасте», — сказал отец со столь вызывающей резкостью, что Роберт угадал за этим смущение, возможно, даже вину. Ибо оба они знали, что это далеко не правдивый ответ. Кир и Патнэм вели учет своих ежедневных расходов в черных записных книжечках до самой своей смерти, словно это был некий религиозный ритуал, да, по их понятиям, так оно и было.
Отец, ясно понимал Роберт, хотел от своих сыновей того, чего не желал делать сам, но никогда не мог заставить себя в этом признаться. Роберт хотел бы, чтобы у них было время прояснить все окончательно, и вдруг увидел лицо отца так четко, словно тот был в комнате, услышал знакомый, нетерпеливый голос…
— Я говорю: не думаю, чтобы времена изменились к лучшему, — бабушка возвысила голос. — Ты оглох?
— Нет-нет, я просто задумался.
— Нет смысла беседовать со мной, если ты витаешь где-то в облаках. Это крайне невежливо. Скажи мне, если я наконец сумела вернуть твое внимание — что ты думаешь о девушке?
— О девушке? Она выглядит очень хорошенькой.
— Я не это имела в виду.
— Конечно, нет. Ну, честно говоря, я думаю, что она выказала храбрость.
— Храбрость? Разумеется, явиться сюда без приглашения скорее даже редкостная наглость, но она вовсе не такова, какой я ожидала ее увидеть. Я хотела бы узнать о ней побольше.
— Я тоже.
— Я попросила Кортланда разузнать, что возможно.
— Бабушка, де Витт в делах подобного рода бесполезен. Это может сделать Букер — хотя я заметил, что он не сумел выставить ее с Пирога.
— Мистер Букер — юрист. Вряд ли от него можно ожидать, что он будет заталкивать молодую женщину в машину. Очевидно, она это сообразила. Кроме того, твоя позиция тоже не безупречна. Я заметила, что в церкви ты из кожи лез, чтобы очаровать ее.
— Ну, не совсем.
— Я не слепая.
— Я думал, что так будет умнее предотвратить скандал.
— Мне не показалось, что она хочет скандала. В целом, она держалась удивительно хорошо. Непонятно, зачем она вообще решила приехать. Это явно далось ей нелегко.
— Думаю, ее толкнул на это тот малый, Вольф. Я его немного знаю, Возможно, он стоит за этим с самого начала.
— Ты так считаешь? Я бы не была настолько уверена.
— Ну, скажем, заявление о браке… это как раз именно то, что способен выдумать Вольф.
— Да? И ты не находишь, что там может быть нечто большее?
Он изумленно уставился на нее.
— Господи Боже! Ты же не думаешь, что она говорит правду? Совершенно очевидно, что она лжет.
— Надеюсь, что ты прав — но умение судить о молодых женщинах, Роберт, никогда не принадлежало к числу твоих достоинств.
Он почувствовал, как румянец заливает его щеки. Бабушка никогда не забывала — и не прощала, — его брака и последующего скандального развода, сыгравшего немаловажную роль в ею поражении как кандидата от республиканской (консервативной) партии в борьбе за кресло сенатора Соединенных Штатов от Нью-Йорка.
До него впервые дошло, что бабушка действительно допускает возможность, будто девица Уолден говорит правду. Конечно, он и сам на миг было уверился в этом, но затем решительно отогнал подобную мысль, убедив себя в ее нелепости. Но, если Элинор способна спокойно сидеть здесь на своей музейной софе и рассуждать об этом, тогда к такой возможности следует относиться серьезно.
Ее замечание, словно скрип железа по стеклу, напрягло его нервы до предела. Он чувствовал, как в его душе нарастает возмущение, как бывало всегда, когда его планы подвергались опасности. Если она была замужем за отцом — мысль, конечно, смехотворная и не подлежит обсуждению — тогда что? Можно ли доказать, что этот брак незаконный? По какой причине? Он уже знал, что от де Витта помощи не дождешься. Нужно обратиться к тем, у кого меньше сомнений и больше отваги. Он вспомнил Роя Кона и мысленно отметил, что надо ему с утра позвонить. Рой — крутой тип, видит Бог, что бы еще люди о нем не думали. Или взять этого парня, Грутмана, судебного чародея…
Боец — вот кто ему был нужен, и чем скорее, тем лучше. А если тебе нужен боец — настоящий, изощренный боец — значит, тебе нужен еврей, которому постоянно приходится доказывать, что он ничем не хуже других, а даже лучше.
Образ Роя Кона — сломанный нос, неизменный загар, многочисленные шрамы на лице, глаза, столь же холодные и жесткие, как прибрежная галька, возник в его сознании, и внезапно померк, сменившись другим: он представил себе под палящим солнцем Майами смуглое лицо, щегольские черные усы, сахарной белизны зубы, глаза, словно бездонные омуты. Рамирес и его друзья… Черт побери, почему он не подумал о них раньше? Теряет хватку, стареет? Кубинцы ему задолжали, и задолжали не раз, будь они прокляты!
Девица была любовницей отца, Христос свидетель! С кем еще она трахалась, с кем еще она трахается, какие еще скелеты она хранит в своем шкафу? Вот вопросы, на которые нужно ответить, когда у тебя возникли трудности. Первое правило политика: смешай противника с грязью, даже если в этом нет необходимости. Тайные банковские счета на Багамах, небольшая квартирка в тихом респектабельном отеле, о которой жена — особенно жена не имеет понятия, любовницы или любовники, маленькие неприятности с наркотиками в колледже, или с неким молодым человеком в мужском туалете на автобусной станции, рапорты о которых всегда можно выкопать из каких-нибудь забытых полицейских досье… истории болезней, телефонные разговоры, чековые книжки, любовные письма, неосторожно написанные и сохраненные. Если хочешь найти уязвимое место, начинай с мягкого подбрюшья человеческой слабости, жадности и страсти. Каждому есть что скрывать, надо поискать как следует, твердил себе Роберт как заклинание. Рамирес — вот с кем нужно поговорить. Ему следует позвонить сегодня же…
Бабушка вздохнула. Внезапно она показалась измученной, словно ее потрясающая энергия истощилась.
— Девушка мне кого-то напоминает, — сказала она. — Но никак не могу уловить, кого. Ну, неважно. Старею. Уже состарилась. Так же как Кортланд, кстати. Скажи Букеру, чтобы разузнал все, что сможет. Только осторожно. Он справится, по-твоему?
— Мне так кажется, — ответил Роберт без энтузиазма.
— Он тебе никогда не нравился, потому что влюблен в Сесилию. Я бы не сочла его наилучшей партией, ты это знаешь, но она могла выбрать и похуже.
— Не согласен.
— Она не может до конца жизни сидеть в старых девах только для того, чтобы угодить тебе, Роберт. Ты всегда был самым эгоистичным из моих внуков. И самым своевольным. Скажи ему, чтобы разузнал все, что может.
— Я позабочусь об этом.
Она пристально посмотрела на него.
— Держись в стороне, Роберт. Пусть Букер справляется сам.
