Елена Кривская - Глинтвейн на двоих
— Знаешь что, — начал он после короткой паузы, — у меня есть предложение. Завтра воскресенье. Нет занятий. Мы можем наведаться ко мне на дачу. Это не очень далеко от города. Близко озеро, лес. Грибов не обещаю, но вечер у камина, печеные яблоки — да. И глинтвейн, если ты его приготовишь.
— Это было бы просто замечательно! — ее глаза заблестели. — Принимается! Во сколько ты приедешь за мной?
— А во сколько приехать?
— Лучше бы во второй половине дня. В воскресенье я отсыпаюсь. Да и Марина, скорее всего, перенервничала, ей надо прийти в себя.
— Значит, около двух?
— Прекрасно. Только позвони мне перед тем, как выезжать, на всякий случай.
Он ушел — и вовремя. Потому что не прошло и пяти минут, как в дверь уже звонила Марина — возбужденная, раскрасневшаяся, как будто люди из свиты Мишеля продолжали преследовать ее.
Глава 23
Несколько десятков прожитых лет не научили профессора одной истине: чем больше готовишься к желанному событию, чем больше связываешь с ним надежд, тем с большим шумом затея проваливается. Возможно, эта неискушенность происходила оттого, что до определенного времени его жизнь катилась по накатанной колее: учеба, научная карьера, женитьба… Только позже появились непредвиденные обстоятельства: сначала проблемы с сыном, потом — Виктория… Научная работа приучила его тщательно планировать события, с тем, чтобы с необходимостью снять ожидаемый урожай. Только в последнее время и в этой сфере он стал получать подножки — как в этой истории с симпозиумом.
Всю первую половину дня он готовился к поездке. Даже извлек из холодильника огромный кусок мяса и принялся его вымачивать в уксусе, предвкушая, как будет угощать Аню мясом, изжаренным на угольях.
Не знал он и о том, что на время, и довольно длительное, телефон сделается его наизлейшим врагом. Что самые скверные новости он будет получать именно из этого источника. Первую такую новость телефон преподнес уже сегодня.
Она первая позвонила ему. И сообщила, что запланированная поездка срывается.
— Жаль, — проговорил он после длительного молчания. — Такой прекрасный день… За городом было бы чудесно.
— Не расстраивай меня, пожалуйста, — послышался голос Ани. — Я и сама переживаю.
— Но, позволь, что же произошло?
— Теперь я не могу объяснить, — наконец сказала она. — Мне просто неудобно. Я тебе все потом объясню.
Фраза «я все потом объясню», наверное, была ее любимой. «Не слишком ли много собралось вещей, которые ты будешь объяснять?» — хотел спросить профессор. Но не решился.
Вместо этого он только заметил:
— Странно… — и, понизив голос, спросил. — У тебя кто-то есть?
— Подруга, — кратко ответила она. Ее ответ показался ему резким.
— Ты не в настроении? Почему?
— Потому же, почему и ты. Я мечтала побывать за городом.
— Тогда, может быть, в следующее воскресенье?
— Скорее всего, — ответила она. — Если ничего не произойдет. А до того времени мы обязательно встретимся. Может быть, даже завтра, в университете…
— У меня с понедельника стажировка, — напомнил он. — Да и вряд ли это удобно — встречаться в университете…
— Может быть, оно и к лучшему, — задумчиво проговорила она. — Неделя обещает быть сумасшедшей, по крайней мере, для меня. Вот-вот экзамен на вечерних курсах по английскому. Потом, — она рассмеялась, — семинары, в том числе и по античной литературе. Знаешь, что я тебе скажу — эта доцент Денисова — настоящая кобра. Я догадываюсь, на какой почве у нее это. Но все равно, нельзя же так. Студенты тоже люди.
— Потом поделишься своими наблюдениями, насчет «почвы», — усмехнулся он. — Интересно будет узнать…
Казалось, беседа оживилась. Распрощались они почти весело. Но оставалась какая-то недоговоренность, которая могла обернуться для профессора рефлексиями — и они уже начались. Например, мрачноватое настроение Ани он никак не хотел объяснить тем, что сорвалась поездка за город. Причина, очевидно, была другая. Какая? Потом, эти загадочные друзья и подруги… Тип, врывающийся в квартиру с явным намерением устроить разборку. Какие-то странные намеки на приятелей, которых Аня «меняет каждый день»… Было над чем задуматься. В присутствии Ани профессор готов был верить каждому ее слову, ему достаточно было хотя бы краткого объяснения. По телефону же многие ее слова звучали неубедительно. Еще хуже было в те минуты, когда он не слышал ее голоса, но думал о ней. Она казалась ему загадочной… слишком загадочной. Ему спокойнее было бы, если бы за ней навеки закрепился имидж неуверенной в себе, наивной студентки, влюбленной в своего профессора. Ситуация же поменялась — в их отношениях за Аней ведущее начало, и в ее отсутствие мысли профессора шли вразброд. Он мог отдаться даже самым абсурдным подозрениям. Например, предположить, что весь этот роман затеян с целью… с какой? Сдать досрочно экзамен? Скомпрометировать его? Еще что-нибудь? Он отдавал себе отчет, насколько неуместны эти предположения, корил себя за них и тем больше терзался.
На дачу он так и не выбрался — ехать одному не хотелось. Теперь, окажись он на даче, всякая радость отдыха была бы отравлена. Сидя у затопленного камина, он представлял бы себе: здесь он посадил бы Аню, и она грела бы руки у живого стреляющего искрами пламени.
Он грустно пообедал поджаренным на электроплите шашлычным мясом, и оно, нашпигованное специями, почему-то показалось ему безвкусным.
А телефон, временно ставший его домашним мучителем, вновь готовил ему очередное испытание.
Он донес голос Виктории, настроенной поначалу довольно миролюбиво.
— Ты собираешься спросить меня, зачем я опять звоню? Просто.
Он ни о чем не собирался ее спрашивать. Если бы она послушалась, он бы попросил ее не звонить вообще. Так было бы легче. Ему казалось, что с каждым таким звонком он возвращается к исходной точке своей старости — тому, что произошло год назад.
— Как твое здоровье? Не мучают головные боли?
В последние годы он часто ощущал тяжесть в висках, особенно неприятную при перемене погоды. Но теперь он ответил, что все в порядке, терпимо.
— Как питаешься? Готовишь себе?
И тут не все было благополучно, но зачем ей это было нужно? А расспросы продолжались. Как будто заботливая, любящая жена разговаривает по телефону с мужем, уехавшим в долгосрочную командировку. Он не выдержал:
— Почему тебя все это интересует? Ты же что-то говорила о разводе?
— Да. Но не могу же я оставаться совершенно равнодушной к человеку, с которым прожила вместе двадцать с лишним лет?
— Ну, хорошо, продолжай.
— Ты по-прежнему один?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Прошлый раз ты прозрачно намекал на какие-то перемены в твоей интимной жизни.
— Я только сказал, что стараюсь найти в себе то, чего мне не хватало до сих пор.
— Ну и как, нашел?
Вопрос был задан в прежней язвительной манере, однако в интонации присутствовало еще что-то. Ожидание, жадное любопытство.
— Может быть, — ответил он уклончиво.
— Это, конечно, какая-нибудь смазливая девица в короткой юбчонке, лет на тридцать моложе тебя? Может быть, даже твоя студентка? Я слышала, они у тебя на лекциях боятся пикнуть и все заглядывают тебе в рот?
— Послушай, — возразил он, — тебе не кажется, что это не те вопросы, на которые я обязан отвечать? Даже если мы столько лет прожили вместе.
— Значит, все так и есть, — с холодной яростью проговорила Виктория. — Но, знаешь ты не очень оригинален в своем выборе. Многие пожилые профессора поступают так же — и потом горько раскаиваются. Даже очень скоро. Имей в виду, что одно дело — болтать с кафедры про Гомера, а другое — ложиться в постель с молоденькой стервочкой, у которой на уме секс да еще деньги. Через неделю-другую она уже разберется, что к чему. А через месяц, чего доброго, и рога наставит своему уважаемому престарелому профессору. Что?
Он молчал.
— Может быть, уже наставила? — оживилась Виктория. — Не чувствуешь зуда в лобовой кости? Может быть, ты уже заметил что-нибудь странное в поведении твоей пассии? Не сомневайся, эти юные создания не упустят ничего из радостей жизни.
Он молчал.
— Что ж ты умолк? — раздраженно спросила она. — Язык проглотил? Или… эта девица у тебя? Неудобно при ней? Скажи что-нибудь!
— Тебе обязательно, чтобы я поддерживал беседу, — медленно заговорил он. — Изволь. Благодарю за заботу, за ценные советы. Можно и у тебя что-нибудь спросить?
— Слушаю, — насторожилась она.
— Ты права: нужно интересоваться личной жизнью человека, с которым вместе прожил более двадцати лет. Итак. Как твое здоровье? Боли в суставах не мучают? Как питаешься? Не страдаешь от одиночества? Как поживает твой… избранник? Как продвигается его научная деятельность? Много ли у него молодых аспиранток?
